Мир проклятий и демонов - Микки Хост

от глаз непрошеных гостей магией Катона, охотилась в ближайших лесах вместе с остальными или просто коротала время, надоедая Иану своим существованием.

Охотники относились к ней с подозрением, но принимали исключительно из-за приказа Катона. Стелла не понимала, в чем ее вина. То ли Охотникам просто не нравилось, что среди них есть девушка, то ли они считали, что она каким-то образом обманула Катона и заставила принять ее в Охоту.

Но она ни за что не смогла бы даже подумать о том, чтобы обмануть Катона. Он спас девочку от тварей, которые, как оказалось, рыскали возле того селения и не напали на нее лишь из-за того, что Охотники оказалась рядом. Он воспитал ее как часть Дикой Охоты, научил всему, что знал сам, исключая магию и меч, говоря, что нужно уметь защищаться исключительно своими силами. Всегда был рядом и слушал ее жалобы, если Стелле приснился плохой сон, если кто-то спугивал оленя, на которого она охотилась, если у нее опять не получалось прочитать отдельные буквы, не говоря уже о словах.

Пока Катон находился рядом и заботился о ней, Стелле было все равно, что думают другие Охотники.

Ведь не просто так боги направили Дикую Охоту к ней.

– Она красивая, – вдруг сказала Стелла, бездумно крутя в руке один из кинжалов Катона.

Девушка сидела на полу его шатра, помогая чистить оружие, но делала это почти не задумываясь. Все ее мысли до сих пор оставались в Тоноаке – прекрасном ярком городе, которым управляла не менее прекрасная фея по имени Эйлау.

– Она? – перепросил Катон, отшвырнув очередное послание в сторону. Он сидел возле низкого стола, на котором высились свернутые послания – какие-то еще запечатанные или перевязанные лентами, какие-то давно старательно изученные – и периодически заменял бумагу в руках бутылкой вина.

– Эйлау, – уточнила Стелла, поднимая на него глаза. – Она очень красивая…

Эйлау была божественно красивой, но об этом Стелла боялась сказать вслух. В сравнении с феей она была лишь блеклой тенью, которую кто-то выпустил в свет. Волосы Стеллы никогда не отрастали ниже плеч, были сухими, ломкими, напоминали солому, и ей это очень не нравилось. Как, впрочем, практически все в себе: у нее были мышцы, но увидев Стеллу в первый раз, об этом нельзя было даже подумать, как и о том, что у нее вообще может быть такая же прекрасная фигура, как у леди Эйлау.

– Не привязывайся к ней слишком сильно, – бросил Катон и вернулся к посланиям, которые Охотники отправляли ему с разных уголков мира. – Мы не часто будем ее навещать.

– Я бы умерла от стыда, если бы мы ее часто навещали…

– Что?

Стелла прикусила кончик языка, поняв, что сильно сглупила, сказав об этом вслух. Но странное чувство, сплетенное из обиды, разочарования и боли, не давало покоя. Девушка не знала точно, сколько ей лет, сколько она уже с Дикой Охотой и сколько еще впереди, но сильно волновалась, изредка слушая песни странствующих (и очень смелых) бардов о прекрасных леди и рыцарях.

Она не была прекрасной леди, но отчего-то хотела, чтобы это изменилось. Стелла бы ни за что не рассталась со своим волчьим обличьем, но ей хотелось хоть на мгновение стать такой же красивой и желанной, как леди Эйлау.

– Стелла, повтори, что ты сейчас сказала.

Она сжалась, услышав его тон. Когда Катон требует – нужно исполнять, каким бы ужасным ни был приказ. Он – вождь Дикой Охоты, и имеет право на все, о чем только скажет. Перечить ему было бы самоубийством.

– Я бы умерла от стыда, если бы мы ее часто навещали, – тихо пробормотала Стелла.

– Что это значит?

– Она очень красивая…

– Это я уже понял, – перебил Катон, и по его слегка изменившейся интонации Стелла поняла, что он начинает злиться.

– Я явно не из породы фей, – еще тише проговорила девушка, пытаясь всем своим видом показать, что чистить оружие ей намного интереснее. – Они такие красивые, утонченные, сильные… И я не из вашей породы: я же человек, а вы не люди…

– И что же ты хочешь этим сказать?

«Я глупая», – едва не сорвалось с языка, но, к счастью, Стелла сумела вовремя остановить себя. Она уже не маленькая девочка, которой Катон в зависимости от настроения мог простить различные капризы. Если он сказал ей заняться его оружием, значит, она точно уже где-то провинилась. Незачем ухудшать ситуацию неосторожными высказываниями.

– Люди не хотят принимать меня, потому что я чудовище?

Катон говорил ей, что людям не было приятно, когда он появлялся у них в ее обществе. Будто Стелла была не девушкой, умеющей перевоплощаться в волчицу, а смертельной концентрацией хаоса, оскверняющей сам мир и каждого его жителя по отдельности.

Мужчина долго смотрел на нее, сцепив пальцы в замок, и Стелла с напряжением ждала, когда он скажет хоть что-нибудь. Катон редко был таким молчаливым: если не поддерживал ее болтовню, то угрожал кому-нибудь, говорил, что крики раненых и умирающих – песнь для его ушей, перемывал кости Третьему сальватору, пытавшемуся отыскать путь к затерянным под землей Энтланго знаниям. Стелла видела несколько посланий с надломанной синей сургучной печатью с изображением орла, раскрывшего крылья на фоне скрещенных мечей. Это был символ рода Лайне, под которым Киллиан из рода Дасмальто, родной брат королевы Жозефины, управлял Омагой.

– Подойди, – наконец произнес Катон.

Стелла отложила оружие и встала, чувствуя, как ноги наливаются свинцом. Катон редко воздействовал на нее магией, но сейчас наверняка хотел, чтобы она, несмотря на эту тяжесть, все же продолжала идти. Так было всегда, сколько бы Катон ни проверял ее. Только у него были ответы на вопросы, которые терзали Стеллу, и утешение, в котором она отчаянно нуждалась.

– Что я тебе постоянно говорил? – спросил Катон, посмотрев на нее снизу вверх.

– Дикая Охота всегда берет лишь лучшее, – отчеканила девушка давно заученные слова.

Это было правдой, ставшей для нее молитвой. Дикая Охота брала лучшую дичь, лучшее оружие, лучших воинов, чтобы те стали Охотниками, и лучших женщин, чтобы они удовлетворяли все их желания столько, сколько они хотят.

– Именно. Дикая Охота всегда берет все лучшее. А кто я?

– Вождь Дикой Охоты, – едва не запнувшись, ответила Стелла.

– Правильно. Я вождь, я и есть Дикая Охота, и я всегда беру все лучшее. Понимаешь, что это значит?

– Да.

– Молодец. А теперь раздевайся.

Стелла опешила, поначалу решив, что в словах Катона был какой-то скрытый смысл, которого она не поняла. Его там никогда и не было, только не в разговоре с ней,