Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс

дело до суда над тамплиерами, поскольку это право очевидно принадлежит церкви. Однако в их дальнейших ответах содержалось столько оговорок и лазеек, что министры Филиппа могли, по сути, толковать сказанное как заблагорассудится. Уточнив, что они всего лишь «скромные, преданные служители Божьи… всегда готовые с великой охотой и благодарностью верно служить и его королевскому величеству», ученые далее рассуждали, что, хотя высшее право судить тамплиеров принадлежит папе, уже полученные от них признания вызывают сильнейшие подозрения в том, «что все члены ордена еретики или сочувствующие ереси… что упомянутая ересь свирепствует в ордене… [и] этого должно быть достаточно, чтобы люди осуждали и ненавидели их». Имущество ордена, говорили магистры, следует использовать на благо церкви, «что же касается того, кто должен распоряжаться этим имуществом, то, по нашему мнению, следует устроить это так, чтобы оно наилучшим образом послужило означенной цели». Коротко говоря, они высказались достаточно двусмысленно, чтобы Филипп мог утверждать, будто получил солидную юридическую консультацию, и вместе с тем продолжал поступать как ему вздумается. В конце своего письма магистры выражали надежду, что «его королевское величество сочтет эти [ответы] приемлемыми». Они выразили надежду, что «та рана, на которую все добрые христиане взирают с ужасом и стыдом, будет вскоре отмщена по вашему святому желанию»[732]. Словом, они сделали все, чтобы обелить короля.

Возможно, малодушный ответ магистров можно понять. Король Филипп, несомненно, был из тех людей, кого следует опасаться, и за время правления он не раз доказывал, что способен разорить и погубить любого, кто пришелся ему не по нраву. Многие магистры теологии в Парижском университете состояли в монашеских орденах и, подобно тамплиерам, находились под покровительством папы, а значит, тоже могли стать мишенью королевских нападок. Они вовсе не желали разгрома тамплиеров, но точно так же никто из них не хотел навлечь гнев короля на свой орден. Кроме того, эти педантичные служители церкви от природы были склонны усматривать повсюду ересь. В университете все же нашлись один или двое несогласных, как, например, престарелый итальянский ученый-отшельник, подписывавшийся именем Августин Триумфус, который лично составил опровержение всех сфабрикованных правительством обвинений против тамплиеров[733]. Однако в подавляющем большинстве ученые предоставили правительству делать свое сомнительное дело, надеясь, что теперь, когда они высказались, им дадут спокойно учиться и преподавать дальше. Они были не первыми учеными в истории, поставившими собственную спокойную жизнь превыше всего. Не были они и последними.

После долгой и беспощадной юридической и политической борьбы Филиппу IV удалось уничтожить тамплиеров. В марте 1312 г. на соборе в Вене папа Климент объявил, что орден уже не исправить. В марте 1314 г. Жака де Моле сожгли на костре в Париже – он умер, призывая Господа отомстить за него. Его смерть стала последним актом ужасного спектакля, который не принес ничего хорошего всем участникам. Сегодня процесс тамплиеров вспоминают как поворотный момент в средневековой истории, когда светский правитель выступил против власти папы и одержал трудную, но решающую победу.

О роли Парижского университета в деле тамплиеров источники обычно упоминают лишь мельком. Однако мнение университетских магистров имело огромное значение для всех вовлеченных сторон. Если вы подумали, что в этом нет ничего удивительного, позвольте возразить. Неформальные собрания и сообщества ученых существовали в Париже с середины XII в., но Парижский университет был официально основан папой Григорием IX только в 1231 г. Таким образом, к 1307 г. ему еще не исполнилось ста лет, и он вообще был одним из немногих существующих в мире университетов – его ближайшими конкурентами были Оксфорд и Болонья. Тем не менее, несмотря на свою молодость, Парижский университет уже приобрел репутацию опоры существующего порядка, а мнения его ярчайших представителей имели не только академический, но и политический вес. В средневековой картине мира это имело большое значение. Парижский университет быстро превратился в дискуссионную площадку, где искали ответы на важнейшие вопросы о Боге, устройстве общества и природе власти[734]. Кроме того, по стечению обстоятельств он служил местом вербовки чиновников французской королевской администрации, откуда профессоров время от времени переманивали на государственную службу. Обучение в университете пока не считалось обязательной ступенью в жизни молодежи из среднего и высшего класса, и университеты еще не существовали как нечто само собой разумеющееся в каждом крупном городе. И все же в начале XIV в. средневековые университеты уже начали превращаться в подобие тех высших учебных заведений, которые хорошо знакомы нам в XXI в. В качестве образовательных и научно-исследовательских центров они со временем обрели значительную власть: сделанные в них открытия меняли облик окружающего мира, а их наследие сохранилось вплоть до наших дней[735]. Чтобы понять, как это произошло, нам придется взглянуть на ту интеллектуальную и культурную традицию, которая породила университеты, и для начала обратиться к VI в., когда античный мир пришел в упадок и вместе с ним на Западе постепенно угасло стремление к смелому академическому поиску.

Слово Божье

Исидор, будущий архиепископ Севильи и один из величайших ученых первого тысячелетия, в юности посещал школу. Нельзя сказать, что это совершенно необычное явление, но это определенно была привилегия. В конце VI в. образование оставалось прерогативой состоятельных людей, и Исидор смог получить его только потому, что его родители принадлежали к старой римско-испанской элите. В начале Средних веков на Пиренейском полуострове правили вестготы, но способный ребенок пока еще имел шанс получить старомодное «римское» образование. Так что юному Исидору повезло. У него, как у большинства успешных людей в истории, хватило ума добавить к удаче упорный труд. Он извлекал из своей учебы максимум, жадно поглощал любые доступные знания и имел неограниченный круг интересов.

Школа, которую посещал Исидор, находилась в Севильском кафедральном соборе, где его старший брат Леандр служил епископом. Далеко не все изучаемые там предметы имели отношение к христианской вере. Базовая учебная программа, которую преподавали в Севилье и во всех остальных подобных школах, была разработана более тысячи лет назад, задолго до рождения Христа. Эту классическую программу одинаково хорошо знали и Аристотель в IV в. до н. э., и Цицерон в I в. до н. э., и Марк Аврелий во II в. н. э., и Боэций в VI в. н. э. Ее основу составляли так называемые семь свободных искусств (свободных, потому что некогда они предназначались для свободных людей, а не для рабов). Они делились на две группы. Первым изучали тривиум – искусство выражения мыслей и ведения спора: грамматику, логику и риторику. Затем шел квадривиум, куда входили искусства счета: арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Тривиум и квадривиум не исчерпывали собой всю сумму человеческих знаний – помимо них пытливые молодые умы могли обратиться к богословию, медицине и праву. Однако они составляли основу формального образования. Боэций называл квадривиум