Силы и престолы. Новая история Средних веков - Дэн Джонс

и его деятельность немало способствовала растущей репутации этого города. По словам английского философа Дэниэла Морли, который встречался с Герардом и беседовал с ним об астрологии, Толедо в конце XII в. был пристанищем «мудрейших философов всего мира»[755].

Обратите внимание на множественное число – «философов». Герард Кремонский работал не один. Он входил в оживленное научное сообщество, которое буквально взахлеб переводило на латинский и каталанский языки тексты, до этого много веков остававшиеся недоступными для западных умов. Англичанин по имени Роберт из Кеттона отправился в Кастилию, чтобы изучать математику и астрономию, но в итоге перевел несколько мусульманских религиозных текстов, в том числе Коран и хронику деяний первых халифов. Другой итальянский ученый, тоже Герард, перевел труды Авиценны, в том числе его обширную энциклопедию «Канон врачебной науки». Шотландец, известный просто как Майкл Скотт, переводил произведения самых разных писателей, от Аристотеля до Аверроэса. Позднее Майкл пользовался покровительством и получил место при дворе Фридриха II Гогенштауфена, любознательного императора Священной Римской империи, всю жизнь питавшего огромный интерес к науке, математике и философии[756]. В Толедо плодотворно работало множество еврейских ученых, особенно в правление просвещенного кастильского короля Альфонсо X Мудрого (пр. 1252–1284). Альфонсо покровительствовал переводчикам толедской школы (среди них было немало евреев), поощряя их переводить как можно больше материалов не на латынь, а на кастильский язык. Тем самым он и все они помогли заложить основы испанского языка, на котором сегодня говорит около полумиллиарда человек во всем мире. Переводчики из Толедо создали текстовый фундамент новой эпохи западной мысли, бурно оживившейся в период высокого Средневековья.

Работа толедской школы переводчиков имела огромное значение и ознаменовала начало периода, который историки называют Возрождением XII в.[757]. Массовое возвращение произведений античных авторов в западную культуру, которое было бы невозможно без таких людей, как Герард Кремонский, перевернуло целые отрасли научной мысли и радикально преобразило академические дисциплины, в том числе философию, теологию и право. Кроме того, этот переворот имел и вполне осязаемые последствия. Новые технологии, появившиеся благодаря новым знаниям и вызванные к жизни духом захватывающей эпохи научных открытий, постепенно заняли свое место в жизни обычных людей.

В XII в. резко увеличилось число книг, издаваемых в традиционных просветительских центрах – монастырях и соборных школах. Среди них было много переведенных на латынь древних текстов – в первую очередь, конечно, Библия и труды Отцов Церкви, а также богослужебные сборники и произведения гениев раннего Средневековья – Боэция, Исидора Севильского и североанглийского монаха-историка Беды Достопочтенного, написавшего в первой трети VIII в. огромную «Церковную историю народа англов». Однако рядом с ними теперь стояли работы Аристотеля и Евклида, Галена и Прокла. Произведения римских поэтов – Вергилия, Овидия, Лукана и Теренция, а также риторов – Цицерона, Катона и Сенеки, разумеется, не нуждались в переводе, но интерес к ним возродился. Их труды переписывали и анализировали средневековые грамматики, посвятившие себя изучению классической латыни и составлявшие на основе своих открытий новые лингвистические учебники и справочники[758].

По мере того как старинные сочинения вновь наводняли западные библиотеки, менялись и тенденции в науке и творчестве. В теологии и философии глубоко ощущалось влияние Аристотеля, спровоцировавшее рождение схоластики – метода изучения Библии с упором на логику и дедукцию, где читателю предлагалось разрешать парадоксы и противоречия Святого Писания с помощью рациональных рассуждений и упорядоченной аргументации. Пытливость и стремление к сравнению данных побудили парижского ученого Петра Ломбардского (ум. 1160) написать «Сентенции» – колоссальное собрание выдержек из Библии и вспомогательных текстов церковных авторитетов, посвященное фундаментальным вопросам христианства, от Сотворения мира до тайны Троицы. По окончании работы над «Сентенциями» (примерно в 1150 г.) они стали главным учебным пособием для всех студентов-богословов до конца Средних веков. Будущие поколения великих средневековых ученых, в том числе Фома Аквинский, Дунс Скот и Уильям Оккам, начинали академическую карьеру с составления комментариев к «Сентенциям», и ни один богослов не мог считать себя магистром, не осилив это произведение от начала до конца.

Но в XII в. изменился не только высокий академический дискурс. Это было время активного литературного творчества в менее абстрактных областях – не в последнюю очередь в романтической литературе и историописании. Как мы видели в главе 7, XII век ознаменовался всплеском интереса к рыцарским романам и эпическим сказаниям. Неслучайно многие произведения, сочиненные или широко распространившиеся в эпоху высокого Средневековья, обращались к темам и сюжетам Античности. Великие герои Афин и Рима, извлеченные переводчиками из тумана забвения, продолжали жить в историях, которые рассказывали у очагов в залах сеньоров, и в балладах менестрелей.

В то же время возникла новая мода на составление хроник политических событий, охватывающих огромные периоды времени от древности до современности. Герман Хромой, познакомивший Запад с астролябией, написал эпический исторический труд о событиях, случившихся за тысячу лет от рождения Христа до его собственного времени (в последних главах особое внимание уделялось делам Германии и противостоянию императоров и пап). После смерти Германа хронику продолжил его друг Бертольд из Райхенау. Многие другие последовали этому примеру. В XII–XIII вв. вместе с традицией исторического повествования расцвели такие жанры, как жизнеописание, рассказы о путешествиях и трактаты о добросовестном управлении.

В Британии ученый и придворный Гиральд Камбрийский (Уэльский) оставил немало просвещенных и временами уморительно смешных отчетов о своих путешествиях по Уэльсу и Ирландии и о пребывании при английском королевском дворе. Видное место среди исторических произведений занимают «Большие французские хроники» (Grandes Chroniques de France), скомпилированные несколькими авторами начиная с XIII в. во французском аббатстве Сен-Дени и включающие в себя ранние средневековые источники, переведенные с латыни на французский. Они рассказывают эпическую историю Франции и французских королей – от мифического переселения троянцев на Запад до Людовика IX, по распоряжению которого и был создан этот монументальный труд. Но, пожалуй, величайшим летописцем Средневековья был живший в XIII в. монах Матвей Парижский из английского монастыря Сент-Олбанс. Его изложение английской истории начиналось от Сотворения мира и доходило до злоключений его современника короля Генриха III. Хроники Матвея Парижского украшены великолепными иллюстрациями и картами, выполненными им собственноручно.

Наконец, немалые достижения были сделаны в некоторых областях помимо науки и литературы. В XII в. на Запад пришла не только астролябия. В 1180-х гг. в Европе появились ветряные мельницы – устройства, использовавшие для превращения зерна в муку то, что мы сейчас называем возобновляемой энергией. Их сооружение требовало развитых математических и инженерных навыков[759]. Были изобретены новые виды часов: эти сложные механизмы, приводимые в движение водой или гирями, отмеряли часы, не удлиняя и не укорачивая их в зависимости от продолжительности светового дня. С XIII в. ученые, такие как англичанин Роджер Бэкон, начали записывать рецепты пороха – приход этого изобретения на Запад со