Никогда_не... - Таня Танич

— Ой… Артур, подожди! Стой-стой… — спохватываюсь я в последний момент и вижу, как резко он вскидывается, привлечённый этими словами. — Это важно, чуть не забыла! — добавляю в ответ на его напряжённо-вопросительный взгляд. — Ты… Только пойми меня правильно. Ты не мог бы поговорить с Денисом? Он же один знает про нас и знает всю твою семью. Объясни ему ситуацию как-то… полегче, без подробностей. Главное — сделай так, чтобы он не болтал про тебя и меня. Мне-то ничего от этого не будет. Я скоро уеду. А вот тебе его болтовня может конкретно подпортить жизнь. А я очень не хочу, чтобы так случилось.

— Ясно… — мимолетное оживление в глазах Артура гаснет, и вместо пустоты, вызванной моими словами, во взгляде прорезается такая злость, что я понимаю — сейчас будет взрыв.

Кажется, после отказа от отношений, которые он мне предложил, мое последнее уточнение-забота задело его особенно сильно.

Черт, может, реально не стоило говорить этого и поучать его дурацкими подсказками? Ну что за мамочкины интонации возникают во мне так некстати? Но жалеть уже поздно — Артур конкретно завёлся и я понимаю, что сейчас произойдёт то, чего я так хотела избежать. Откровенный и громкий скандал с руганью, со взаимным посыланием друг друга куда подальше. Что ж, сами виноваты. Дотянули таки. Давно уже пора было разойтись на волне светлой грусти. Нет же, мы сейчас пособачимся вдрызг, и вот тогда все точно будет кончено.

— Вот, значит, ты о чем. Значит, это Дэн может испортить мне жизнь? — от того, с каким неестественным спокойствием он говорит, наступая на меня, по спине бегут мурашки, я делаю шаг назад и переступаю за порог, в дом. Этот его тон явно не предвещает ничего хорошего.

— Дэн? — снова повторяет Артур, и я отступаю еще на шаг. — Не идиотское совпадение, на котором ты зациклилась и зарубила нам все будущее. Не то, что ты делаешь типа благородные, а на самом деле тупые выводы о людях, которых совсем не знаешь. Не то, что единственное, в чем я облажался — это родился там, где родился. И должен теперь за это выгребать по полной… — несколько секунд он молчит, с шумом переводя дыхание. — А, блядь, Дэн! Который может кому-то что-то там сказать! Дэн — главная проблема! А не то, что кто-то очканул и прогнулся под тупые правила, да?! Что за херня, Полина! Тебе самой от себя не тошно?!

Молчу, упорно молчу, пытаясь удержаться и избежать ругани. Артур жжёт меня прямым тяжёлым взглядом, ожидая, что я поведусь на его слова, но я чувствую — он просто раскачивает меня на эмоции. Внутри у него все бурлит и клокочет — он хочет, чтобы я испытывала то же самое, чтобы тоже вышла из себя, начала кричать и доказывать, что он не прав, чтобы потеряла контроль над собой — и тогда мы будем квиты, вот только непонятно, к чему это снова все придёт.

— Знаешь… я думал тебе одной плевать на все, — не дождавшись ответа, он понижает голос, теперь каждое его слово звучит как намеренный удар. — Плевать, кто что скажет или подумает. Ты ж не такая, как все здесь. Была… Или все-таки казалась? Где твоя свобода, Полина? Где всё то, что было в самом начале, о чем ты говорила там — со сцены, в школе? Или это все так было, для громкого слова? А на самом деле это твоё: «Живи как хочешь, ломай правила» обыкновенное позёрство и брехня?

— Брехня? — повторяю я ошарашено. — То есть, это я — человек, который наговорил брехни, а не ты?

Его слова таки пробивают воображаемую броню, которой я безуспешно пыталась отгородиться, и в ответ я выдаю ему все, что думаю, без тормозов и фильтров.

— Так это, выходит, я во всем виновата?! — кричу ему в лицо, сжимая кулаки от злости. — А ты… Ты просто не там родился? И больше ничего? А в остальном такой белый и пушистый?! Да ты же мне врал, Артур! Ты! Мне врал! Откуда я знаю, что только в одном! А теперь весь такой сам обманутый выдвигаешь мне претензии с обвинениями? Что я прогнулась? Что я кажусь не такой, какая я есть? Да катись ты нахер! Сам говорил — если играешь грязно, все договоренности теряют силу. Ты тоже с самого начала играл грязно! С самого начала! Так что никаких больше уговоров, разговоров, переговоров — ничего между нами не может быть! Все, проехали! Сколько можно уже тянуть все это?! Все, давай, вали отсюда! Не хочешь подстраховать себя с Дэном — и черт с тобой! Мне пофиг! Слышишь меня? Мне — пофиг! И… и… Чтоб тебе пусто было! — добавляю совсем уж на наш манер и, подхватив с полки, стоящей рядом, первый попавшийся предмет, швыряю его о порог, чтобы спустить ярость от слов, которыми он ужалил меня как шершень, неожиданно больно.

Это оказывается один из дизайнерских подсвечников из стекла и металла, и он разлетается во все стороны мелкими осколками, а мы с Артуром отпрыгиваем от порога — он в свою сторону, я в свою.

В ответ он выдаёт мне поток таких забористых ругательств, что я даже застываю на миг, пытаясь уловить новые для себя обороты. Знаменитый гордеевский гонор и вспыльчивость, о, как знакомо. И после этого он будет говорить, что он — не его семья? Нет уж, такие гены никуда не денешь, прорвутся сквозь любую толщу самоконтроля.

Впечатав меня в стену ещё парой-тройкой смачных словесных оплеух — да что ж такое, почему на меня сегодня все кричат, — Артур оборачивается ко мне спиной, резко с разворота пинает первый попавшийся камень, так, что тот скачет по пустырю, словно запущенная «жабкой» галька, и ничего больше не говоря, уходит к своей машине, а темнота вокруг постепенно скрадывает его силуэт. Через несколько секунд вижу, как поле перед моим домом рассекает свет фар, слышу как включается двигатель и шины шуршат о щебёнку и песок — автомобиль дергается с места резко и с каким-то странным повизгиванием — ещё несколько минут, и он тоже растворяется в темноте, оставляя меня на пороге совершено одну.

Хотя… почему же одну? У меня есть для компании недопортугальский портвейн и ночь, которую я собираюсь провести в слезах, соплях и страданиях. Теперь, когда меня никто не видит — можно. Можно больше не строить из себя взрослую, умную, рассудительную, которую все равно обвинят в трусости и в том, что прогнулась.

Куда ни кинь — всюду клин. Всем хорошим не будешь.

Возвращаюсь к себе на еле гнущихся ногах, даже не прикрыв нормально дверь. Кому я здесь нужна, чтобы заботится о собственной безопасности? Разве что бродячим собакам? Ну так пусть приходят, будет кому отдать еду из холодильника, который Артур заполнял для нас двоих. А теперь нас двоих больше нет, и мне не то чтобы есть не хочется… Кажется, я даже дышу с трудом.

Беру с собой пепельницу и пачку сигарет, падаю на кровать — кроме аппетита у меня нет сил ни вспоминать, ни чувствовать, внутри как будто раскрылась большая чёрная дыра. И она надсадно ноет и болит, всасывая в себя воздух с противным свистом.

Прикуриваю от зажигалки, не чувствуя даже приятной терпкости дыма. Сто раз обещала себе не курить в постели. Сто раз. Это будет сто первый. А дальше — сто второй и сто третий. Ой, да не пофиг ли?

Каким же мягкотелым делают человека чувства. Приходится это признавать и думать, что с этим делать. Да, меня больше не пугает это. Я понимаю что влюбилась вусмерть, как девчонка-подросток, и не списываю эту лихорадку на простую симпатию и желание. У меня от этой «симпатии» земля под ногами горит на сто метров вниз — наверное, пора бы уже что-то заподозрить. Это как с болезнью — успех лечения будет зависеть от того, насколько точно поставлен диагноз.