Лэшер - Энн Райс

— Не знаю, — пожала плечами бабушка. — У негоесть свои тайны, которые мне неведомы. Но пока играет музыка, я хочу тебя кое очем предупредить. Прошу, слушай внимательно. Даже в мыслях я бояласьпризнаваться себе в том, что открою тебе сейчас: когда он получит то, чтохочет, он уничтожит всю нашу семью.

— Но почему? — прошептал я.

— Сама не знаю, — сурово и веско произнеслабабушка. — Но именно этого я боюсь больше всего на свете. Ибо я думаю —нет, чувствую нутром, — он любит нас, нуждается в нас и одновременно насненавидит.

Лишившись от изумления дара речи, я размышлял над еесловами.

— Полагаю, он сам этого не осознает, — продолжалабабушка. — Или, по крайней мере, не желает, чтобы об этом проведалкто-нибудь из нас. Чем больше я размышляю о судьбе нашего рода, тем крепчеубеждаюсь в том, что ты послан нам с особой целью. Именно тебе предстоитпередать сестре, этой несмышленой малышке в колыбели, все, что ты от меняуслышишь. Господь свидетель, Маргарита слишком легкомысленна. Она ничего нежелает знать и в своем ослеплении вообразила, что управляет миром. А я уже такстара, что страшусь адского пламени. Быть может, поэтому общество трехлетнегохерувимчика приносит мне такое утешение.

— Вы говорили, grand-mere, что больше всего на свете онжаждет обрести плоть, — вернул я бабушку к особенно занимавшей меня теме.

Помню, впрочем, мне очень польстило, что меня назвалихерувимчиком, и я был не прочь услышать дальнейшие похвалы своему очарованию ипрелести. Однако вопросы куда более сложные тревожили мой детский разум.

— Что это означает — обрести плоть? — вопрошаля. — Неужели он и правда станет человеком? Но каким образом? Будет ли онвновь рожден, или воспользуется телом умершего, или…

— Нет, — прервала поток моих вопросовбабушка. — Он заявляет, что знает свой удел. Утверждает, что носит в самомсебе зачаток нового существования. И настанет день, когда ведьма и мужчина,совокупившись, создадут магическую завязь, из которой он выйдет в этот мир. Онуверен также, что мир примет его и отнесется к нему доброжелательно.

— Отнесется к нему доброжелательно… м-да-а, —протянул я, задумавшись. — Но вы сказали, бабушка, он уверен в том, чтовновь обретет плоть. Следовательно, он уже существовал во плоти?

— Это было давно, очень давно, и я не могу сказатьтебе, в каком именно обличье он пребывал. Полагаю, он совершил немалопрегрешений. И посему обречен существовать в эфемерной форме, страдая водиночестве под грузом своих знаний. Но он не согласен с подобным приговором иникогда с ним не смирится. Он ждет появления в нашей семье сильной ведьмы,которая станет для него тем, чем была Дева Мария для Христа. Сосудом длявоплощения.

Поразмыслив над всем, что услышал, я глубокомысленно изрек:

— Значит, он не дьявол.

— Почему ты так считаешь? — удивилась бабушка,словно мы с ней не обсуждали только что этот вопрос.

— Потому, — ответил я, — что, если дьявол иправда существует — а в этом я, кстати, далеко не уверен, — у него естьболее важные занятия.

— Ас чего это ты, мой мальчик, решил усомниться всуществовании дьявола?

— Я читал Руссо, — с гордостью сообщил я. —Согласно его философии, все зло в мире — от человека, а не от дьявола.

— Что ж, — усмехнулась бабушка, — может, современем ты прочтешь труды еще какого-нибудь философа и изменишь свои взгляды.

На этом наш разговор закончился.

Но, прежде чем бабушка отошла в иной мир — а это случилосьвскоре после описанной здесь беседы, — она успела немало поведать мне оЛэшере. Излюбленным способом, посредством которого он расправлялся со своимижертвами, был страх. Приняв человеческое обличье, он по ночам вгонял в ужаскучеров и всадников и вынуждал их сворачивать с дороги и тонуть в болотах.Подчас ему удавалось испугать даже лошадей — лучшее доказательство того, что вэти мгновения он действительно был материален.

Если надо было проследить за любым из смертных, будь томужчина или женщина, никто лучше Лэшера не мог справиться с подобной задачей. Всвоей удивительно непосредственной, почти ребя— i ческой манере он рассказывалне только о делах, но и о помыслах предмета своих наблюдений. Однако выражения,которыми он пользовался при этом, были весьма своеобразны и требовалиосторожного толкования.

Разумеется, Лэшер не знал себе равных и в воровстве. Какправило, он похищал мелкие вещи, хотя иногда добычу его составляли банкноты назначительную сумму. Он обладал умением входить в тело смертного — правда, нанепродолжительное время, — с тем чтобы видеть его глазами, слышать егоушами, осязать его кожей. После подобных опытов он обыкновенно чувствовал себяпредельно утомленным и измученным и нередко в припадке бешеной злобы и завистиубивал несчастного, чье тело только что покинул. Это означало, что помогать емув таких выходках следовало с крайней осмотрительностью, ибо невинный обладательтела, в которое он входил, зачастую подвергался уничтожению.

Мари-Клодетт сообщила, что подобная неприятность ужеслучилась с одним из ее многочисленных племянников, а моих кузенов. После этогоприскорбного случая она взяла за правило следить за Лэшером и научиласьподчинять его своей воле. Иногда она подолгу изводила призрака молчанием,закрыв глаза и делая вид, что не слышит ни единого сказанного им слова.

— Помучить его не так уж трудно, — поделилась онасо мной. — Ведь он наделен способностью чувствовать, обижаться, плакать.Откровенно говоря, вот уж кому я не завидую, так это ему.

— Я тоже, — откликнулся я.

— Никогда не презирай его и не позволяй себе над ним насмехаться, —посоветовала бабушка. — Иначе он проникнется ненавистью к тебе. Всякийраз, когда его видишь, отводи взгляд.

Вот уж нет, усмехнулся я про себя, но счел за благопромолчать.

Примерно через месяц бабушка умерла.

Когда это случилось, мы с Октавием находились в болотах. Намзахотелось пожить на лоне дикой природы, на манер Робинзона Крузо. Вытащив натвердую землю нашу утлую плоскодонку, мы разбили лагерь. Затем Октавийотправился на поиски хвороста, а я попытался разжечь костер из тех нескольких веток,что оказались у меня под рукой. Как я ни старался, попытки мои оставалисьбезуспешными.