Кромешник. Том 1 - Dominik Wismurt

ключицы, обтянутые кожей, словно пергаментом. На шее вздулись синие вены. Казалось, что ещё секунда, и они лопнут прямо на глазах, разбрызгивая кровь во все стороны.

— На том свете прощенья просить будешь. Поверь, оно тебе понадобится.

— А… — только хотел произнести, как бабка перебила.

— Сюда иди, — махнула она костлявой рукой, и я как телок на привязи сделал два шага вперед.

Показалось, словно что-то толкнуло в спину, да так и продолжало пихать до тех пор, пока я не оказался у кровати Стефании.

Вблизи бабка казалась ещё страшнее. Потрескавшаяся кожа, запавшие глазницы, ссохшиеся губы и зловонный запах наводили на определенные мысли.

— Времени мало осталось. Сил больше терпеть нет. Придется тебе самому во всем разбираться. Не научу. Закончился мой срок. Успеть передать бы… Кхе-кхе-кхе.

— Чего передать? — наклонился к бабке, которая тут же ухватилась за ворот моей куртки и дернула вниз.

— Слушай внимательно, — прошамкала она наполовину беззубым ртом.

Отшатнулся, но вырваться из цепкой хватки не смог. Несмотря на болезнь, держала старуха крепко, не намереваясь выпускать меня из своих когтей.

Вот ведь, старая…

— Так, погоди, баба Стефа, давай-ка я сначала тебя напою, накормлю, переодену, бельё поменяю, а потом поговорим, — выдал я, разжимая скрюченные пальцы и оглядываясь вокруг в поисках чашки или бутылки с водой.

Довели бабку. Что это за соседи такие?

Понятно, что никому не хочется ухаживать за больным человеком, но можно было скорую вызвать или участкового врача, в социальные службы, опять же, обратиться. Ежу понятно, что старуха не в состоянии проживать одна. Определили бы болезную сначала в больничку, а затем в какую-нибудь богадельню. Всё лучше, чем здесь.

— Пустое. Мне уже ничего не поможет. Одного жду — освобождения.

Теперь бабка ухватила меня за руку, чуть выше локтя и дернула вниз.

— Слушай внимательно. Сила, что я тебе передам, очень древняя. Её много кто забрать пытался, да только шиш им да маленько. Даже здесь в деревне охочие имеются. Опасайся пуще всего Авдотьи. Она лютая завистница, да и злобы в ней, как сажи в печи. Пока в силу не войдёшь, не связывайся. На дом оберег наложен, со злым умыслом сюда никто не войдет. Здесь ты в безопасности, а вот в другом месте… Кхе-кхе-кхе, — опять закашлялась Стефания, — Будь осторожен. Не встревай в конфликты и на кромку не лезь в неурочный час. К комнате, что напротив, седьмая половица от окна. Тайник. Достань и никому не показывай.

— Баба Стефа…

— Молчать! Не перебивай! — рявкнула родственница, — Никому не доверяй. Понял?

— Понял, — согласился покорно.

А что я ещё мог сделать?

Стоял как идиот, слушал бред старой маразматички и покладисто кивал головой, как болванчик.

— Эх, ничего ты не понял, — сокрушенно произнесла Стефания, — Был бы кто достойный с задатками, чтобы принять мой дар, отдала не раздумывая. Теперь вот, такому раздолбаю достанется, который и знать-то не будет, что с ним делать, но всё лучше, чем той же Авдотье. Кха-кха-кха, — закашлялась старуха и растянула губы в жуткой улыбке, — А ты ведь неспроста приехал, — погрозила она скрюченным указательным пальцем с длинным, наполовину обломанным ногтем, — Уверена, если бы петух жареный в жопу не клюнул, сюда не пожаловал. Случилось небось что?

Вот ведь, старая…

— Случилось, — не стал лукавить, — Жену убили. Меня подозревают в преступлении.

А смысл скрывать?

Бабка с кровати не подорвётся и в полицию сдавать не побежит. Не потому — что не захочет, а потому — что просто-напросто не сможет это сделать из-за своего состояния. Да и нужен я ей. Пропадет одна, горемычная.

— Как убили?

— Вот так, в жизни всякое случается.

— Я не про то, бестолочь. Что ты мне зубы заговариваешь? Каким образом её убили?

— Не имеет значения. Баба Стефа, — поглядел на побледневшую старуху, — Не разговаривали бы много, вам отдыхать надо.

Я видел, как тяжело даются слова Стефании. Она словно выталкивала их изнутри с невероятной силой.

— На том свете отдохну, если дадут. Хотя, вряд ли, не с моим даром. Нагрешила много. Придётся отвечать.

— Баба Стефа, давай-ка водички.

Пока старуха говорила, успел налить воды в маленькую чашку с острым носиком и поднес ко рту болезной, но старуха резко махнула кистью, выбивая её из моих рук.

Вода выплеснулась в разные стороны, а чашка с громким стуком полетела на пол, разбиваясь вдребезги.

Не знаю, каким образом, но я умудрился порезаться.

Бабка тут же схватила мой кровоточащий палец, и проворно дернув на себя, впилась в него зубами, словно пыталась отгрызть.

— Ох ты ж, старая! — отпрянул назад, возвращая себе конечность, с раздражением глядя на бабку, — Сказала бы, что есть хочешь, мигом приготовил и накормил. Зачем меня-то ждать?

— Аха-ха-ха, — рассмеялась Стефания каркающим смехом, слизывая с губ оставшиеся капли крови.

— Не бойся, я людьми не питаюсь и кровь не пью, чай не вурдалак.

«Ага, не вурдалак», — подумал я, с опаской косясь на сумасшедшую бабку, — «Глотнула кровушки, и лицо сразу порозовело, словно клюквенной настойки грамм сто за раз тяпнула».

— Ты лучше про жену расскажи. Ничего подозрительного возле её тела не заметил?

— Эм-м, — растерялся на мгновение от быстрой смены темы, — Да вроде, нет.

Далась ей смерть Светланы. Не надо было ничего говорить. Ляпнул с дуру, теперь придётся расплачиваться.

— Не вроде, а вспоминай.

— Да какая разница! — вспылил я, — Давайте уже заканчивать этот балаган. Пора приступать к делу. Где у вас одежда и свежее постельное бельё?

Насчёт свежести я сомневался, но всё лучше, чем то, на котором лежала старуха.

— Ты НЕ слу-ша-ешь, — протянула Стефания, а на меня навалилась такая тяжесть, что стало трудно дышать.

Пришлось ухватиться за спинку кровати, чтобы устоять на ногах.

— Вот, так-то лучше. ВСПОМИНАЙ, — показалось, что голос старухи зазвучал со всех сторон одновременно, проникая глубоко в мозг и заставляя вернуться в события двухнедельной давности.

Вот я вхожу в комнату, не раздеваясь падаю на кровать, обнимаю жену, чувствую липкую влагу, включаю свет…

— Ум-мм, не-е-т!

— Вспомнил? — хлесткой пощечиной вернул меня в реальность всё тот же скрипучий голос.

— Угу, — тяжело дыша, словно загнанная лошадь, пробормотал в ответ, — Рядом с кроватью и около тела Светы были разбросаны какие-то пожухлые листья.

— Какие?

— Да откуда я знаю!

— Форма у них какая была? Кха-кха-кха, — закашлялась Стефания, а на её лицо вернулся землистый оттенок.

— Трилистник, кажется, — подумав произнес я.

— Крестовик значит. Занятно. Это кто же у нас такой прыткий? Скажи спасибо, что быстро умерла твоя благоверная. Не мучилась, а могла бы…

— Да откуда вы…

— Не за ней он приходил — за тобой. Ты, Алёшка, последний в нашем роду,