Пять ловких куниц - Юстина Беднарек

с облегчением и повесил трубку. А поскольку телефон стоял на окне, он мимоходом бросил взгляд на участок пани Элизы. И обмер. Сомнительный тип, Тадеуш Вертихвост, снова стоял у калитки. На сей раз без олеандра.

* * *

— Что вы хотите за свое молчание? — ледяным тоном спросила Элиза Пешеход, впустив Вертихвоста в дом.

— Сущий пустяк, мелочь… Но сперва скажите, где ваша кухарка?

— Ее нет, — быстро ответила Элиза.

Это было не совсем правдой, однако интуиция подсказала пани Элизе: нужно скрыть, что Тамара дремлет в своей комнате.

— Прекрасно, просто замечательно… Я хочу несколько пожелтевших листочков, на которых ваша бабуля соблаговолила записать рецепты выпечки.

Элиза горько усмехнулась.

— Разумеется, я могу вам дать эти рецепты, но откуда мне знать, что вы сдержите слово?

— Честью клянусь — могила. — Тадеуш Вертихвост положил руку на сердце и сделал самое серьезное лицо, на какое только был способен.

Элиза-Миранда тяжело вздохнула, а потом пошла к кухонному шкафчику, открыла дверцу и поставила на стол шесть банок с разыми видами круп, фасоли и муки. Взору Вертихвоста открылась суперсовременная цифровая панель, на которой мигали красные и зеленые лампочки: это был сейф. Пани Элиза быстро набрала номер (Вертихвост попытался подсмотреть цифры, но не смог), и из глубины появился маленький микрофон. Пани Элиза наклонилась и запела красивым сопрано (похоже на мелодию французской песенки «Ты свети, звезда моя»):

Жили-были клецки три, Клецки три, клецки три, Мама, папа и малыш, Славный мой малыш.

Вертихвосту оставалось только признать, что это совершенная система защиты — никому не пришло бы в голову спеть что-то подобное. Дверцы шкафа бесшумно открылись. Внутри лежало девять пожелтевших листков с рецептами, которые собственноручно записала каллиграфическим почерком бабушка пани Элизы, настоящая волшебница в кулинарном мире. Без лишних церемоний усач выхватил их из прелестной руки пани Элизы. Та поморщилась, выругалась, после чего столь же бесцеремонно указала на дверь.

— А теперь — на выход!

— Полно, дорогая Миранда, — прошипел Вертихвост, — не так быстро.

А потом полез в карман и достал самый настоящий пистолет… На улице бешено залаял Тяпа.

* * *

Пани Патриция вместе с Эвзебием и Томасом Монтаной пытались сдвинуть заслонку водостока. К сожалению, то, что Вертихвост мог проделать одной рукой или носком ботинка, было не под силу трем куницам, даже очень ловким. Они бились и бились с этой железякой — без толку. Когда они уже почти отчаялись, из-за куста вынырнул Прот Евстахий.

— Ах нет, нет, мои дорогие! — произнес вожак таким тоном, будто не он пару минут назад уверял, что заслонка им по силам. — Мы должны найти другое решение! Просто… — он сделал паузу, — нам нужно больше проводов! Именно! Наша первоочередная задача — добыть автомобильные провода. Мы соединим их в длинный шнур, один конец которого просунем в отверстие стока и завяжем в узел. Другой конец ты, Томас Монтана, — как мы знаем, непревзойденный мастер бросать лассо — накинешь на крюк проезжающей машины.

— Как мы узнаем, что она приближается? — спросила пани Патриция.

— Это мы поручим тебе, моя дорогая! Ты заберешься на карниз и с высоты будешь наблюдать за окрестностями. Когда увидишь машину — свистнешь, а Томас Монтана приготовится бросать лассо.

— А что делать с Тяпой? — забеспокоился Эвзебий, который заметил сладко спавшего за кустом гортензии черного пса.

— Для Тяпы у нас есть собачье печенье! — И… оппа! Прот Евстахий вынул из-за пазухи свою порцию и бросил несколько печений в разные стороны.

Пес немедленно кинулся за ними. Прот Евстахий продолжал:

— Когда мы сдвинем заслонку со стока, Эвзебий влезет в него, чтобы найти Зазнайку. Томас Монтана будет охранять вход, пани Патриция возьмет мою рогатку и с карниза будет стрелять печеньем в Тяпу. Тем временем я… я…

— Вот именно, а ты что?! — поинтересовался Эвзебий.

— Меня ждут чрезвычайно важные дела… — Прот Евстахий напустил на себя серьезный вид. — Быть мозгом операции — это ответственная задача, и для мозга нет ничего лучше пятнадцатиминутного сна…

И он исчез так же бесшумно, как появился.

По физиономии Эвзебия несложно было понять, что он не вполне согласен с планом, который придумал «мозг операции», но времени на споры не оставалось. Томас Монтана уже сновал от машины к машине вдоль Карской улицы, то и дело останавливаясь и ныряя между колес. Каждый раз, выныривая, он сжимал в кулаке пучок новых проводов. Не пощадил он и припаркованный у калитки Элизы Пешеход уже известный нам «астон-мартин». И как раз в тот момент, когда ему удалось сплести из отдельных проводов длинное разноцветное лассо, и один конец они с Эвзебием привязали к крышке водостока, стоявшая на подоконнике пани Патриция засвистела. Из-за угла выехала красивая, яркая машина, вся в цветах и шариках. Сзади вместо номерного знака красовалась надпись «Счастья молодым!», это означало, что внутри сидят влюбленные молодожены. Тем лучше, ведь велика была вероятность того, что, занятые друг другом и своим счастьем, люди не заметят происходящего за их свадебным лимузином. Проворный и быстрый как ветер Томас Монтана, встав на крышку водостока, раскручивал лассо. А потом что было сил бросил его в направлении проезжающего автомобиля. Красиво завязанная петля пролетела по воздуху и опустилась точно на крюк машины. Заслонка водостока с лязгом слетела с отверстия. А потом помчалась, словно колесница, прицепленная к железному коню по Карской и Твардовской улицам, унося Томаса Монтану, который — явно чувствуя себя в своей стихии — размахивал остатками проводов и кричал: «Гоп, гоп!»

* * *

Пана Бартоломея, конечно, очень встревожил новый визит Вертихвоста к пани Элизе. К тому же то, что, он смог увидеть из окна (пытаясь всматриваться в дымку занавески с помощью бинокля), выглядело подозрительным. Казалось, что люди в кухне настроены друг к другу не слишком дружелюбно. Сперва пани Элиза принялась вытаскивать из шкафа разнообразные банки, потом началась возня с бельевой веревкой, и пан Бартоломей даже высунулся из окна, желая увидеть, что там происходит. Вертихвост стоял спиной к окну, одну руку он протянул к пани Элизе, а другой…

— Эй, черт возьми! — воскликнул кулинарный критик. — Что вытворяет эта шкура?

Он имел в виду пани Патрицию — та вскарабкалась на карниз и, загородив пану Бартоломею часть сцены, кидалась печеньем в Тяпу, с упоением бегавшего за ним по всему саду.

— Кыш, беги оттуда, малышка! А то и тебе достанется! — недовольно проворчал он. Но его слишком заботила судьба пани Элизы, чтобы уделить кунице больше внимания.

Он прошлепал к другому окну. Оттуда видно было получше. Пан