Пять ловких куниц - Юстина Беднарек

Бартоломей почесал в затылке и пробормотал:

— Они там что, готовят вместе?!

Так он подумал, увидев, как Вертихвост зажег огонь под большой кастрюлей и что-то в нее бросил. Что-то похожее на… лавровый лист? Этого пан Бартоломей не мог рассмотреть из своего окна. Не видел он и того, что усач все время держал направленный на пани Элизу пистолет — именно эта часть бандита не попадала в поле видимости бинокля тайного кулинарного критика. Ну и он понятия не имел — да и как ему могла прийти в голову такая мысль, — что вовсе не лавровые листы опускаются в великолепный томатный крем-суп, только что приготовленный Тамарой. Суп состоял из томатов — разумеется, — лука, овощного бульона, чеснока и нескольких трав. Лавровый лист подошел бы сюда, как, с позволения сказать, собачья кость к букету.

— Вы не посмеете это сделать! — вскричала пани Элиза, а стоявшая на карнизе пани Патриция обернулась и заглянула в кухню. Она сразу поняла, что происходит.

— Мерзавец бросает листья олеандра в суп! Я должна что-то сделать, прежде чем негодяй отравит милую женщину! — пробормотала она.

Тем временем пан Бартоломей, который все же решил выйти из дома, подходил к калитке пани Элизы. Теперь он был обут в очень приличные ботинки под костюм. Он протянул руку к звонку, но, подумав, опустил. Решил не навязываться, пока не убедится, что его помощь необходима, — а это возможно, только если заглянуть в окно. Одну ногу он поставил на решетку калитки, другую перекинул через калитку — и так завис, потому что его брюки зацепились за торчащие пики. Он пытался высвободить ткань, раскачиваясь вправо и влево, — увы, безуспешно. В этом положении его застал капитан полиции, Максимилиан Галушко, который, как обещал, приехал на Карскую улицу, чтобы посмотреть на мумифицированный палец.

* * *

Ни капитан Максимилиан Галушко, ни пан Бартоломей не видели, что на кухне Элизы Пешеход разыгрывается настоящая драма.

— Прости, красавица, — шипел подлый Вертихвост, заглядывая в кастрюлю, — но я же не могу позволить тебе рассказать кому бы то ни было о том, что произошло между нами. Будет лучше, если ты замолчишь навеки…

За окном что-то зашуршало.

Потрясенная Элиза быстро кинула взгляд в ту сторону в поисках спасения.

И увидела пару сверкающих глаз, гневно шевелящиеся усы и две ловкие лапки, сжимающие небольшую рогатку. Пани Патриция подняла свое оружие, натянула резинку, и… собачье печенье из говядины с необходимыми каждому четвероногому витаминами и минералами полетело прямо в зловеще разинутую пасть Вертихвоста. Бандит подавился, закашлялся и схватился за горло. Второе печенье выбило у него из руки пистолет — хотя в этом уже не было необходимости, потому что из-за отвратительного вкуса первого злодей занимался тем, что хрипел, кашлял и скакал по кухне, а его кровожадные намерения временно отошли на второй план. И план этот скрылся за горизонтом в тот момент, когда тяжелая чугунная сковородка опустилась на затылок бандита, оглушив его.

— Ууууууу, чтооооооо, что за дела, вас тут быть не должно, — возмутился Вертихвост, обращаясь к Тамаре, еще не совсем проснувшейся, но тем не менее проявившей свою обычную смекалку и вмешавшейся в происходящее в самый нужный момент. Пани Патриция между тем уже была рядом с Элизой Пешеход и выпутывала ее из бельевой веревки, которой Вертихвост привязал ее к стулу. Элиза взяла маленькую куницу на руки, прижала к себе и посмотрела ей прямо в мордочку.

— Спасибо, — прошептала она, — заходи сюда, когда захочешь. Можешь даже есть мои супы и варенье.

Потом опустила пани Патрицию на карниз, и та со всех лап бросилась в кусты, намереваясь отыскать друзей, тоже — она не сомневалась — нуждавшихся в ее помощи.

Томатный крем-суп с кервелем или базиликом — без олеандра

Об этом знают все и каждый

(куницы тут не исключенье):

томат — продукт на редкость важный,

а в супе — просто объеденье.

ТОМАТЫ (больше, чем кило)

и ЗУБЧИК ЧЕСНОКА приемлем,

ДВЕ ЛУКОВИЦЫ, как гало,

и травы — БАЗИЛИК и КЕРВЕЛЬ.

ОШПАРЬ ТОМАТЫ КИПЯТКОМ,

затем внимательно ОЧИСТИ.

Здесь фартук выручит, ведь он

Нам сохранит одежду чистой.

ТОМАТЫ с ЧЕСНОКОМ ТУШИ,

а также с КЕРВЕЛЕМ и ЛУКОМ.

Нет кервеля в твоей глуши —

нам станет БАЗИЛИК порукой.

Залей божественный БУЛЬОН,

брось ЭСТРАГОН, а если с чувством —

ЛЮБИСТОК (мне милее он),

СОЛЬ, ПЕРЕЦ также, но не густо.

Томатов аромат и трав

тебе РАСТИТЕЛЬНОГО МАСЛО

поможет подчеркнуть. ПРИПРАВЬ

и СОЗЫВАЙ куниц на ЯСТВО!

* * *

В это самое время Эвзебий по прозвищу Эби плыл по водостоку сперва под Карской, а потом под Твардовской улицами, то и дело крича:

— Зазнайка! Зазнайка! Где ты?!

А эхо отвечало: «Где ты… где ты… где ты…» пока вместо «Где ты?!» вдруг не отозвалось: «Здесь». Эвзебий решил, что ему послышалось, поэтому он крикнул снова:

— Где ты?

— Я здесь, любимый! — услышал он теперь совсем отчетливо Зазнайкин голосок прямо над головой. Красивая маленькая куница просунулась в водосток и протянула обе лапки в сторону Эби: — Хватайся за меня, я помогу тебе подняться!

С минуту Эби ошарашенно смотрел на нее — такое впечатление произвело на него слово «любимый».

— Не будь растяпой, лапу давай! — крикнула Зазнайка. — Они вот-вот вернутся, и тогда ты уже не сможешь войти.

При слове «они» Эби тотчас пришел в себя. Он буквально влетел через дыру в полу на самую середину кебабной «Али-Баба».

— Зазнайка, — произнес он взволнованно, — моя прекрасная, ловкая и проворная Зазнайка! Ты цела и невредима!

А потом заключил ее в объятия и горячо поцеловал, как будто это был не он. Зазнайка обхватила его лапками за шею и стала тереться носиком о его носик, что у куниц, как и у эскимосов, означает выражение самой большой нежности.

— Мой любимый Эби, — прошептала Зазнайка, — я знала, что ты меня не бросишь!

А потом рассказала ему о том, как плыла по водостоку на бутылке масла, и как забралась в кебабную через дыру в полу, и о том, что услышала от Вертихвоста и Касюры. Конечно, она не забыла и про поедание пальцев. Эвзебий сосредоточенно слушал.

— Боюсь, нам не одолеть бандитов, если мы не найдем доказательства их преступления. Раз есть пальцы, где-то должна быть и рука. По-видимому, злодеи убили какого-то невинного беднягу. Зазнайка, давай обыщем все шкафы. В одном они