Пять ловких куниц - Юстина Беднарек

наверняка спрятали труп.

Куницы так и сделали. Сперва они обнаружили запас муки, круп, сахара, мешки кардамона, корицы, имбиря и гранулированного чеснока, а кроме того сто литров рисового уксуса, сто банок копченой паприки, несколько штук вяленой скумбрии, а когда закончили вытаскивать все из шкафов, на дне последнего нашли таинственный люк. Открыв его, они увидели перепуганного человека с забавной лысинкой, обмотанного веревкой, как рулет, с кляпом во рту. Маленькие ловкие куницы тотчас вынули кляп, и бедняга успел простонать, что его зовут Игнаций Пухлый и что нужно немедленно вызвать полицию… В эту минуту дверь кебабной с треском распахнулась, и внутрь ввалился страшно запыхавшийся и несчастный Тадеуш Вертихвост.

* * *

Откуда он там взялся? Вернемся назад на несколько минут и два перекрестка, в тот момент, когда пан Бартоломей сидел верхом на калитке пани Элизы и переживал очередные неприятности. Он не мог двинуться ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад без риска оставить брюки на заборе. Стоявший внизу полицейский безжалостно его отчитывал:

— Что вы творите! Сперва вызываете служителя закона из-за какого-то пальца, а потом сами вламываетесь на чужой участок — вы ведь согласитесь, что это не совсем обычный способ навещать соседей…

— Я вам все объясню, — стонал несчастный кулинарный критик, — мне только нужно спуститься!

— Не помешало бы! — грозно рявкнул Максимилиан Галушко, на всякий случай доставая блокнот и ручку.

В этот момент дверь дома пани Элизы распахнулась, и на пороге появился все еще не пришедший в себя и отплевывающийся от собачьего печенья Вертихвост.

— Это он! — вскрикнул отчаявшийся пан Бартоломей. — Он во всем виноват!

— Врешь! — заорал усач. — Я приходил в гости, а теперь ухожу!

И толкнул калитку, на которой болтался тайный кулинарный критик, затем сел за руль своего «астон-мартина», но тот, как вы догадываетесь, не двинулся с места. Разъяренный бандит пулей вылетел из машины и кинулся наутек по Карской, а потом по Твардовской улице, потому что следом из дома выскочили Тамара и пани Элиза.

— Хватайте его! — закричала автор кулинарных бестселлеров. — Это убийца, он хотел меня убить!

— Я же говорил, — обрадовался пан Бартоломей. — Ясное дело, что убийца! И преступник! Палец в помидорах — тоже наверняка его рук дело!

— Покажите наконец мне этот палец. — Максимилиан Галушко чувствовал, что запутался, он не знал, бежать ли ему за усачом или оставаться на месте.

— Тогда помогите мне слезть с калитки!

— Пан Бартоломей, что вы делаете на моем заборе? — поинтересовалась пани Элиза.

Кулинарный критик посмотрел соседке в глаза, что было для него проявлением немыслимой смелости, но он себя пересилил:

— Я… я хотел вас спасти!

— Откуда вы знали, что у меня проблемы? — допытывалась пани Элиза.

Пан Бартоломей покраснел. Ему не хватало духу признаться, что он подглядывал за соседкой в бинокль! Но какая-то искра, очевидно, промелькнула между ними, потому что пани Элиза премило покраснела, кокетливо захлопала ресницами и начала внимательно рассматривать кончики своих туфелек с красными подошвами. А потом… потом, движимая каким-то странным порывом, чмокнула пана Бартоломея в щеку.

— Большое спасибо, я чувствую себя в безопасности, зная, что мой сосед — такой отважный защитник.

Момент был бы куда романтичнее, если бы не то обстоятельство, что пан Бартоломей все это время висел на заборе. Пока наконец то ли из-за непрочности материала, то ли от потрясения, которое не обошло и брюки, что-то лопнуло, хрястнуло, и бедный тайный кулинарный критик приземлился на тротуар с очень неприличной дырой на заду. Так и хочется воскликнуть: какой позор! Но когда человека окружает заботой женщина, которую он любит, даже разорванные брюки не беда. Пани Элиза тут же принесла из дома просторный халат в цветочках и прикрыла им обнажившиеся постыдные места пана Бартоломея, который поплелся за мумифицированным пальцем, несколько выбитый происшествием из колеи.

Полицейский Галушко сосредоточенно рассматривал подозрительный предмет.

— Палец, — вынес он вердикт, — действительно. Я должен отвезти его в лабораторию, возможно, мы имеем дело со страшным преступлением! Совершенным, скорее всего, давным-давно — похоже, ему не меньше сотни лет.

Пани Элиза Пешеход тоже склонилась над предметом. Затем, прежде чем кто-либо успел ей помешать, схватила его и откусила ноготь.

— Это печенье! — сообщила она. — Называется «Палец ведьмы» и выглядит соответственно названию. Но это всего лишь печенье, и очень вкусное! Честное слово, только дурак мог позволить себя провести… Кто-нибудь хочет кусочек?

«Пальцы ведьмы», которые пек Вертихвост

Под хвост Вертихвосту попала вожжа:

он жалость — и ту заколол без ножа!

КРОШИТ по-разбойничьи МАСЛА КУСКИ

и яйца (сменили уже две доски).

БЕЛОК и ЖЕЛТОК РАСТИРАЕТ до писка —

использует ступку, обычную миску.

А САХАРА дали СТАКАН и вершок —

на выходе белый один порошок.

МУКИ не жалеет и вот почему

возьмет ДВА СТАКАНА. Затем ко всему

он САХАР ВАНИЛЬНЫЙ добавит

и МАСЛОМ МИНДАЛЬНЫМ заправит.

И, ПЕКАРСКИЙ взяв ПОРОШОК, явит прыть

из теста старушечьи пальцы ЛЕПИТЬ:

ФАЛАНГИ, ПОДУШЕЧКИ, складки, бока —

Нет, точно в родне его Баба Яга!

Ни плач не поможет, ни крик не спасет —

он ВЕДЬМИНЫ ПАЛЬЦЫ в ДУХОВКЕ ПЕЧЕТ.

Когда ж удалых ПОЛЧАСА пролетят,

то можно пугать неразумных ребят.

* * *

Конечно, все тут же почувствовали себя неловко. И Максимилиан Галушко, и пан Бартоломей, и даже грач Эдвард, наблюдавший за происходящим с ветки неподалеку. Как можно было так ошибиться! Однако времени на отчаяние не было. Следовало поймать усача — так решил капитан полиции, разъяренный оттого, что так легко позволил ему удрать. Грач Эдвард, повернувшись к пану Бартоломею, закаркал. Тот немедленно сообщил Максимилиану Галушко, где искать Вертихвоста (да-да, птица сверху видела, куда направляется бандит, и все выкаркала).

Тем временем усач, как вы уже знаете, переступил порог кебабной «Али-Баба» и взял на мушку Зазнайку, Эби и обмотанного веревкой, как рулет, Игнация Пухлого. Отважный Эби вонзил стальной взгляд в преступника и прошептал Зазнайке:

— Беги, детка, я с ним разберусь! — словно он Томас Монтана, а не благоразумный и нерасторопный Эвзебий. Любовь меняет не только людей, но и куниц!

И все бы ничего, но только бессердечный усач жаждал мести, а в руке держал пистолет. Эвзебий же был вооружен только своей безграничной любовью и желанием