Искатель, 1995 №3 - Джон Данн Макдональд

пальцами свесилась до пола. Повсюду были разбросаны портреты Куимби, один другого забавнее. Я прямо-таки восхитился ими. На полу в центре комнаты валялся большой коричневый конверт с маркой, а рядом с ним записка для меня:

«Вшивый мыш! У меня от него крыша поехала! Ради Бога, положи его в этот конверт, запечатай и отнеси на почту. Пошли заказным письмом, авиа. По правде говоря, если я сейчас не усну, то сдохну!»

Я посмотрел на нее. Что ж, дело обычное. Одному Богу ведомо, сколько времени она провела без сна и когда последний раз вспоминала о еде. Да, если ты настолько одержим стремлением добиться совершенства в своем творчестве, а сроки поджимают, то приходится выкладываться без остатка.

Я прошел на нос яхты и положил свои скабрезные картинки в потайной сейф. Возможно, профессионалу не потребуется целая ночь, чтобы открыть мой сейф, но сначала ему придется здорово потрудиться, чтобы его отыскать. Собрав рисунки с мышонком, я сложил их в конверт и выключил часть лампочек.

Мошка пошевелилась на кушетке, подняла заспанное лицо с круглыми глазами, спутанные волосы торчали во все стороны.

— Который час? — пробормотала она.

Я присел рядом с кушеткой.

— Ты ела что-нибудь?

— А? Что? Ела? Не-а.

Все понятно. Дело знакомое. Я сходил на камбуз, отыскал банку грибного супа, открыл ее, разогрел, перелил в большую миску с двумя ручками. Мошка уже снова спала. Я насильно усадил ее и сунул миску ей в руки, а затем, убедившись, что она ест, вышел, отнес Куимби на почту и отправил.

Когда я вернулся, пустая миска валялась на полу, а Мошка, перекособочившись, снова спала. Я взял ее на руки. Эта глупышка оказалась почти невесомой. Пожалуй, каюта для гостей сгодится. Я перенес ее туда, но, вместо того чтобы уложить в постель и укрыть одеялом, повинуясь какому-то непонятному импульсу, почему-то присел, не выпуская ее из рук, на кровать. Слабый свет судовых огней пробивался сквозь иллюминаторы. Волны мягко разбивались о корпус корабля. Поскрипывали швартовы.

Она обвила рукой мою шею и произнесла:

— Я думала, мы с этим покончили.

— Покончили. А я думал, ты спишь. Засыпай.

— Я и спала, черт возьми! Проснулась от твоих нежных прикосновений. Что за драматическая сцена? Ты чего такой печальный?

— Не знаю. Ерунда все это. Спи лучше.

— Ас чего это ты меня так держишь? Господи, Трэвис, мы же друг другу всю плешь проели и давно с этим завязали!

— А зачем тебе обязательно все знать? Это один из твоих комплексов.

— А затем, что я просто не смогу теперь заснуть!

— О’кей. Просто я столкнулся с мерзкой историей, вот и все. Не то чтобы я потрясен, скорее расстроен.

— Это связано с какой-нибудь паршивой бабой?

— Не знаю. Ладно, спи, не будем понапрасну тратить время.

Она поудобнее устроилась у меня на коленях, обхватив меня руками и прижавшись щекой к моей шее, и очень скоро заснула. Руки ее безвольно упали; дыхание стало глубоким.

Пожалуй, это и вправду трогательно — держать на руках теплый, трепетный комок. Будто у тебя на коленях дремлет, доверчиво свернувшись, беззащитный котенок. При этом испытываешь такое же чувство, какое, наверное, испытывает земля под теплыми лучами солнца: словно наливаешься бодростью и силой.

Немного погодя мне пришло в голову, что я окажу ей хорошую услугу, если сниму с нее этот комбинезон и уложу ее в постель. Дружеский жест, так сказать. Ну разумеется! Вот как Макги пытается дурачить самого себя.

Отгоняя от себя это наваждение, я встряхнулся, словно пес, вылезший из воды. В тот недолгий промежуток времени, когда все у нас было хорошо и мы еще не начали пилить и изводить друг друга придирками, я обнаружил, что это хрупкое тело обладает удивительной силой и к тому же такое прекрасное! А мне было так одиноко…

Я поставил ее на ноги и придерживал, пока она не проснулась.

— Какого черта! — воскликнула Мошка.

Я поцеловал ее, легонько шлепнул пониже спины и велел спать. Прикрывая за собой дверь, я услышал звук расстегиваемой на комбинезоне молнии.

Стоя под душем, я испытывал странное ощущение — будто смываю пот и масляный лосьон для загара после пребывания на яркой террасе, находящейся более чем в трех тысячах миль отсюда.

Надев халат, я вышел на палубу покурить перед сном. Присел на перила палубы. Ветер стих, но прибой по-прежнему шумел, словно товарный поезд. Прямо напротив, на «Алабамском тигре», казавшаяся бесконечной гулянка сбавляла обороты — изредка раздавались женские вскрики да еще кто-то неумело играл на барабанчиках-бонго. На судне Мейера было темно.

Пойди запиши в свой актив, Макги. Ты, да вместе с Лайзой Дин, на ней брючки в облипку, и эта чертова здоровенная кровать, а Лайза вздыхает и на тебя вешается. Давай, Макги, не теряйся!

Эх, а ведь однажды, когда я мчался на велосипеде, выпустив руль из рук, я налетел на камень и здорово содрал себе кожу в самых чувствительных местах!

Когда я утром проснулся, Мошка уже ушла, не застелив постель и выпив весь кофе из кофейника. Но в раковине она оставила рисунок — мускулистая мышь, необычайно смахивающая на меня, сидит и держит на руках спящую мышку, похожую на Мошку. Надпись внизу гласила: «Злодей решил смилостивиться и пощадить невинную жертву. Подозревается, что дело в недостатке витаминов».

Позавтракав, я позвонил ей. Поблагодарив за внимание, она заявила, что запах у нее в квартире стал гораздо более сносным.

— Макги, послушай, почему бы нам просто не дружить? По-моему, это было бы замечательно, ты не находишь?

— В любом другом качестве с тобой слишком опасно иметь дело. Что еще за ерунда насчет витаминов?

— Нет, ты только представь: сплю я себе спокойно. Вдруг ты как засопишь! А потом раз — и я уже стою на ногах. А ты выскочил как ошпаренный.

— Но ведь друзья поступают по-честному, Мошка.

— Ладно, к черту. Не знаю. А тогда я вообще ничего не соображала. Ты был расстроен. Вообще-то я всегда бросаюсь хоть чем-то помочь, считаю это женским делом. А туг ушла от ответственности, просто-напросто заснула. По правде говоря, я была жутко измочаленной.

— Куимби — милый мышонок.

— Трэв, милый, я посплю дня три, а потом можешь пригласить меня на рыбалку.

— Идет, — согласился я, и она повесила трубку. Печально, что из-за нашей сексуальной несовместимости мы готовы были разодрать друг друга в клочья. Причем норовили кольнуть как можно сильнее, чтобы выяснить, причиняет ли это боль. А это причиняет очень сильную боль. Жить с этим невозможно. Но можно научиться премило жить