Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

всегда весел и энергичен. Он много занимается и поэтому забывает о своих страданиях.

Его аккомпаниатор – Ромек Ковальский, смуглый девятнадцатилетний юноша аристократической внешности. Его нежное лицо с глубокими темными глазами, классическим носом и красными губами имеет какое-то детское выражение. А сам он несет на себе отпечаток той скороспелой военной зрелости, которая характерна для многих из нас. На самом деле это психологическая, а не биологическая зрелость. Ромек – добродушный парень, всегда готовый помочь другим и удивительно одаренный, – начал учиться игре на фортепиано всего за несколько месяцев до войны и теперь играет почти как виртуоз. Он имеет пристрастие к легкой музыке и обожает джаз.

Стефан Мандельторт, самый младший из наших парней (ему всего семнадцать лет), маленький и проворный, он выглядит типичным мальчишкой варшавских рабочих предместий. Он очаровательно читает и обещал сделать несколько пародий.

Митек Фейн – прирожденный чечеточник, высокий, стройный, светловолосый, с бледным узким лицом, очень похожим на лицо Фреда Астера, но более красивым. Ему двадцать лет, он сирота, у него не осталось в живых даже дальних родственников. Но он очень мало думает о своем несчастном положении: его ум занят танцами.

Долек Амстердам, высокий парень с каштановыми волосами и квадратным, довольно заурядным лицом; по натуре он флегматичен. Он говорит лишь изредка, да и то соглашается с остальными. Он очень легко поддается влиянию, особенно Гарри Карчмару. У него хорошо поставленный голос. Еще двое наших певцов – Эдек Волкович и Болек Гликсберг. Миша Бакст очень хороший церемониймейстер. Ему даже не нужно готовить свои речи, поскольку он умеет импровизировать под влиянием момента. В возрасте девятнадцати лет он уже зарекомендовал себя как прирожденный критик, он быстр на реплики и пользуется большим успехом у всех девушек. Ольга Шмушкевич, отец которой живет в Палестине, с детства училась игре на фортепиано. Она до сих пор берет уроки у известного учителя-пианиста, хотя ее материальное положение крайне тяжелое.

К моему большому удивлению, мои товарищи обнаружили, что у меня есть голос. Меня как «американку» – так меня везде называют – попросили спеть несколько легких американских песенок. Публично использовать французский или английский языки запрещено, но мы игнорируем эти запреты.

Эдзя Пясковска и Тадеуш Зайер – единственные члены нашей группы, не имеющие таланта исполнителя, поэтому они взяли на себя задачу поиска места для выступления.

Наша маленькая группа весело проводит время и находит увлекательной подготовку к шоу, но одного взгляда за окно достаточно, чтобы вернуться к реальности. В любой момент можно увидеть осязаемые свидетельства террора, царящего в городе. Охота на людей идет без перерыва. Нам всегда приходится уходить с собраний поодиночке. Девушки выходят первыми и следят, чтобы вокруг не было нацистов. Если все тихо, то они дают сигнал ребятам.

11 сентября, 1940

Наше первое выступление состоялось в начале этого месяца на Пшеязде, 5, в офисе Объединенного распределительного комитета. Наш успех превзошел все ожидания, а поступления были значительными. Нас тут же попросили дать другие спектакли, и все они тоже были очень успешными. Наша группа из Лодзи гордится таким успехом в Варшаве. Некоторые из нас теперь довольно известны среди еврейского населения. Голос Гарри завораживает всех девушек, остроумные выступления Стефана вызывают бурные аплодисменты, а Ольгу хвалят за ее игру. Что до меня, то обо мне ходят самые фантастические слухи – это работа Гарри. Люди задаются вопросом, правда ли, что я очень плохо знаю польский и что я выступала в Америке. На каждом концерте мне приходится несколько раз повторять свою первую песню «Лунный свет и тень». Другие участники нашей группы также очень популярны. Мы называем себя «Лодзинская художественная группа», или, как это сокращают по-польски, LZA. Любопытно, что это оказалось символичным: слово «лза» (Lza) по-польски означает «слеза».

Примерно в то же время, когда мы организовали нашу группу, на арийской стороне открылось несколько кафе, где известные польские артисты, отказавшиеся выступать в подконтрольных нацистам театрах, служат одновременно художниками и официантами.

2 ноября, 1940

Ходят упорные слухи, что еврейский квартал скоро закроют. Некоторые говорят, что так будет лучше для нас, потому что тогда немцы не посмеют так открыто совершать свои преступления и потому что мы будем защищены от нападений польских хулиганов. Но другие, особенно те из нас, кто бежал из Лодзинского гетто, в ужасе: они уже вкусили жизнь в изолированном еврейском квартале под немецким господством.

Глава II

Начало гетто

15 ноября, 1940

Сегодня официально создано еврейское гетто. Евреям запрещается выезжать за границы, образованные определенными улицами. Началось значительное волнение. Наши люди нервно снуют по улицам, шепча разные слухи, один фантастичнее другого.

Работы по возведению стен высотой три метра уже начались. Еврейские каменщики под присмотром нацистских солдат кладут кирпич на кирпич. Надсмотрщики бьют тех, кто работает недостаточно быстро. Это заставляет меня вспомнить библейское описание нашего египетского рабства. Но где тот Моисей, который освободит нас от наших новых оков?

В конце тех улиц, где движение остановлено не полностью, стоят немецкие часовые. Немцам и полякам разрешен вход в изолированный квартал, но они не имеют права вносить сюда какие-либо посылки. Перед всеми нами маячит призрак голодной смерти.

20 ноября, 1940

Улицы пусты. В каждом доме проходят внеочередные собрания. Напряжение потрясающее. Некоторые люди требуют организовать акцию протеста. Это голос молодежи; старшие же считают это опасной идеей. Мы отрезаны от мира. Нет ни радио, ни телефонов, ни газет. Только в больницах и польских полицейских участках, расположенных внутри гетто, разрешено иметь телефоны.

Евреям, которые жили на арийской стороне города, было приказано выселиться до 12 ноября. Многие ждали до последнего момента, надеясь, что немцев с помощью протестов или взяток можно будет склонить к отмене приказа о создании гетто. Но так как этого не произошло, то многие наши люди были вынуждены немедленно покинуть свои прекрасно обставленные квартиры и прибыть в гетто лишь с несколькими узлами в руках.

Христианским фирмам в пределах изолированного еврейского квартала разрешили временно остаться, если они находятся здесь в течение не менее двадцати пяти лет. Многие польские и немецкие фабрики расположены в пределах гетто, и поскольку там работают наши же люди, у нас мало контактов с внешним миром.

22 ноября, 1940

Гетто находится в изоляции уже целую неделю. Стены из красного кирпича в конце улиц гетто стали значительно выше. Наш убогий поселок гудит как улей. В домах и во дворах, где нет ушей гестапо, люди нервно обсуждают истинные