Умная пуля - Фридрих Незнанский

Очередное путешествие с «моржом» основательно утомило. Курбатов почувствовал легкую одышку. Но внезапно сопровождающий остановился, молчаливо давая понять, что наконец добрались. Сначала Александр обрадовался, затем, внимательно осмотревшись, удивился и, наконец, гневно приблизился вплотную к Гончаренко и спросил: — Мы к-куда пришли? — Лаборатория тридцать вторая, — ответил Гончаренко. — А это? — Александр указал на соседнюю дверь. — Это пятнадцатая, — пояснил «морж». — Так какого же х..?! — взорвался вспотевший следователь. — Было сказано: пятнадцатая, семнадцатая, тридцать вторая… Александр внимательно посмотрел на Гончаренко и произнес: — А вы в этом учреждении чем занимаетесь? — Выполняю особые поручения начальства, — прозвучал неуверенный ответ. — А мозги мне компостировать тоже начальство поручило? — обходя его, процедил Курбатов. — Отвечай. По собственной глупости ты меня таскаешь или выполняешь приказ? — Конечно, я сам дурак. Не подумал. Верить ему у Курбатова оснований не было. Общение со следующим начальником лаборатории также не дало никаких результатов. Хотя почему? Отсутствие результата — тоже результат. Итак: налицо если не явное вредительство, то попытка саботажа наверняка. Чего стоит этот ластоногий помощник! Первое впечатление: ходят ребятки, держась за руки, и распевают песенки. Кто автор сценария? Естественно, ценитель мальчиков, скорбящий, но не сильно о потере любимого шефа. «Да, господа интеллигенты, уж мне-то не знать, что внутри каждого НИИ кипят поистине бразильские сериалы? Пора менять тактику. Кто может раскрыть все подводные течения? Человек должен ничего не бояться, не обладать комплексами благородства, быть слегка обиженным. Такие попадаются в основном на кладбище, но иногда среди пенсионеров и пионеров», — рассудил Курбатов. Александр отправился в отдел кадров. Он знал реакцию начальников на расспросы подчиненных через голову. Поэтому постучался в обитую красным дерматином дверь с золотой рельефной табличкой. Кабинет начальника отдела неприятно поразил роскошью обстановки. Дорогая ореховая мебель, кожаные глубокие кресла, жалюзи, кондиционер, жидкокристаллический монитор, плазменный телевизор. За огромным обтекаемым угловым столом, удачно вписываясь в интерьер, сидел внушительного вида мужчина. Для полной гармонии не хватало лозунга: «Кадры решают все!» Курбатов отметил заторможенную реакцию либо отработанный рефлекс. Начальник оторвал голову от бумаг через секунду после того, как Александр вошел. Причем, судя по лицу, интересного в них не было ничего. Когда, желая удостовериться в догадке, он сделал шаг к столу, лист был немедленно перевернут чистой стороной вверх. Сквозь огромные роговые очки хозяин кабинета смерил вошедшего взглядом апостола Петра, решающего: пропустить — не пропустить. Курбатов умел сбивать с таких спесь, ибо знал, как при произношении волшебного слова «прокуратура» происходят метаморфозы и не с такими личностями. Он слегка кивнул и представился: — Генеральная прокуратура. Следователь по особо важным делам Курбатов. Надменный начальник сразу куда-то испарился. Вместо него возник гостеприимный хозяин. Выскочив из-за стола, стал жать руку и предлагать свои услуги. Осторожно поинтересовался ходом следствия. — Знаете, мы отрабатываем несколько версий, — начал Курбатов, — поэтому необходима ваша помощь вот в каком плане. Поручите кому-нибудь составить для меня план последних, скажем за год, назначений, понижений и прочих перемещений. И второе: хотелось бы посмотреть личные дела всех уволенных за последний год. — И все? — обрадовался начальник. — А вы можете больше? — заинтересовался Курбатов. — Кадры могут все, — был брошен лозунг. — Тогда чемоданчик с долларами и самолет… — высказал пожелание Александр. Когда на следующий день Курбатов сидел в выделенном ему кабинете, раздался мелодичный звук, и возникло явление, весьма приятное глазу. В ручке нежное создание сжимало тяжелый «дипломат». Бедняжку даже слегка перекосило. Явно не понимая смысла заученной фразы и от этого сильно смущаясь, девушка положила «дипломат» на стол и произнесла: — Ваш самолет… Так просили передать. На «дипломате» с надписью: «Осторожно, баксы» появилась модель СУ-27. — Передайте от меня огромную благодарность за проделанную работу и горькое сожаление по поводу недооценки возможностей. Честное слово, если бы знал, то заказал бы совершенно другое. Видя растерянное лицо девушки, пытавшейся запомнить фразу, смысл которой уже ускользнул от него самого, Курбатов рассмеялся и просто со всей открытостью объяснил: — Это я пошутил вчера: самолет и «дипломат» с баксами. А ваш начальник кадров оказался на уровне. — Тогда понятно, — успокоилась девушка. — Скажите, а если я попрошу его выделить мне вас в качестве помощницы, вы не сильно будете протестовать? — Ну, в общем, нет, — ответила она, заливаясь румянцем. — Идите же и передайте, что ненасытный прокурор требует человеческую жертву, — произнес следователь. Девушка выскользнула за дверь. Курбатов, еще сияя, вскрыл «дипломат». Вынул содержимое и поморщился, увидев научный труд, который ему принесли. Явно работал целый отдел в авральном порядке. На трехстах страницах принятые и уволенные, дежурные сантехники, электрики, уборщицы, ушедшие в декрет и совмещавшие должности на период отпуска, и так далее. Напрашивалось два вывода: либо опять перестарались, либо явное желание загрузить следствие. Нет. Этим займется ангелочек. А вот и она с несколькими делами под мышкой. Девушка произнесла: — Александр Михайлович разрешили! А это дела уволенных. — Как вас зовут? — Татьяной. — Танюш, вот этот талмуд мне явно не зубам. Сделайте, пожалуйста, выборку по серьезным перемещениям, без всяческих декретов. Да, и еще один вопросик. Секретарша, что вы о ней можете сказать? — Без нее становится скучно. Она такая веселая. Ее все любят, и вообще такое ощущение, что у нее нет проблем совсем. Я очень удивлюсь, если у нее окажутся недоброжелатели или враги. А уж поклонников толпы. — А у вас? — Я серая мышь! — Убейте того, кто внушил вам такую глупость! — посоветовал Курбатов, раскрывая дело. «Краснов Иван Иванович, 1945 г. р. — полковник, заместитель по политической части института. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности начальника клуба с сохранением должностного оклада. В 2002 г. уволен по достижении пенсионного возраста». «Чернов Исакий Исаевич, 1946 г. р. — полковник, секретарь парткома. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности секретаря парткома с сохранением должностного оклада. В 1991-м в связи с прекращением деятельности КПСС переведен на должность заместителя генерального директора по воспитательной работе. В 2002-м уволен по достижении пенсионного возраста». Остальные интереса не вызвали. Разве вот этого следует проработать: «Кормушкин Сергей Степанович, мнс, снс, начальник лаборатории, зам начальника отдела. Кандидат технических наук, изобретения, научные труды, награды. Допуск к материалам „особой важности“. Уволен в 2003 г. по собственному желанию». В заявлении ни тени обиды, но и причин, побудивших успешного с виду ученого, которому загранпаспорт светит не раньше чем через пятнадцать лет, пойти на этот поступок. Хотя сейчас и на Родине мозги могут неплохо устроиться. Надо проверить. — Танечка, прервитесь на секундочку, — попросил Александр. — Что вы можете сказать о Кормушкине? Где он сейчас? — В Штатах. — Как? Ведь режим секретности еще никто не отменял. — Поехал к родственникам в Тбилиси. Сел на самолет и улетел в Лос-Анджелес, — объяснила простую схему Татьяна. — А Чернов, Краснов? — Были такие два старичка. Они всегда вместе ходили. Над ними любили поиздеваться. Однажды на Новый год в юмористической газете их изобразили с одним туловищем и о двух головах! Хотя, говорят, в старые времена обладали очень большой властью. Их держали скорей из жалости, чем за какие-то заслуги. Там есть адреса. Курбатов решил навестить сначала секретаря парткома, проживавшего в соседнем доме, впрочем, как и бывший замполит. Но секретарь жил на третьем этаже, а замполит на шестом. Курбатов любил мысленно рисовать обстановку по характеристике хозяина. Иногда совпадения получались даже в мелочах. Это волновало. Если не получалось, то забывал через секунду. Вот и сейчас представил почему-то кабинет, увешанный портретами вождей, картинами полководцев, красными знаменами, которые на майские и ноябрьские митинги снимаются со стен и разукрашивают в праздничные цвета серые колонны несчастных людей, у которых отняли страну, идеалы, сбережения и веру в источники существования. Как, в принципе, была бы страшна эта толпа, если бы она просто молча шла, не расцвеченная флагами и счастливыми физиономиями различного рода предводителей. Открывший дверь пожилой мужчина был слишком гладкокож для своих лет. — Чернов Иван Иванович? — Да, — с готовностью ответил пенсионер. — Добрый день. Вы в курсе того, что случилось с академиком Жбановским? — Да, конечно. — Я следователь Генеральной прокуратуры Курбатов. Разрешите задать несколько вопросов? — Да, конечно. — Вам по долгу службы ведь приходилось разбирать жалобы, анонимки и прочее? — Да, конечно. Следили за моральным обликом коммунистов, и такого безобразия не было. — Вот в отношении Марка Борисовича бывали, говорят, сигналы? — спросил Курбатов. — Кто говорит? — А вы кого-то боитесь? — Нет, конечно, — ответил любимым словом пенсионер. — Просто любопытно. — Профессор Чабанов, — объяснил свою осведомленность Курбатов. — Тогда понятно, — успокоился бывший партработник. — Ну, вообще-то Жбановский как руководитель был достаточно жесткий, недовольные были. Но открытых выступлений не случалось. А анонимки была директива ЦК КПСС не рассматривать, а проводить тайную проверку фактов и выявлять личности анонимов. — Проводили? — Да, конечно. — Выявили? — Нет, конечно. Письма были отпечатаны на машинке не нашего учреждения. Отправлены из разных почтовых отделений. Содержали практически одну и ту же информацию. Как правило, грязный поклеп и небольшой факт неподобающего поведения. Мы пришли к выводу, что автор один. — Мы — это кто? — попросил уточнить Курбатов. — О них, кроме меня, знал только замполит, — ответил Чернов. — Они сохранились? — Уничтожены, — произнес бывший секретарь парткома. — Ну а какая часть повторялась чаще всего? — Гадость насчет психического здоровья Жбанов—ского, пошатнувшегося после того, как ему не дали генеральских погон. — А насколько это соответствовало истине? — Генералом он действительно должен был стать, но не стал, а вот остальное полнейший бред. — А что скажете насчет Виталия Игоревича Чабанова? — Знаете, в науку мы старались не лезть. Нас больше занимали человеческие качества. Он проявил высочайшие моральные устои. Семьянин. Никогда не был замечен в аморальном поведении. Он вообще от женщин шарахался. Партийные взносы платил всегда первым. — Ну, спасибо. До свиданья, — поблагодарил Курбатов. Затем заодно посетил и второго. Задал ему те же вопросы. Получил почти те же ответы. «Этот человек совершенно не умеет говорить. Уму непостижимо, как он мог сделать карьеру замполита. Впрочем, бывший президент и бывший премьер, не умея разговаривать, вон какие карьеры сделали! — задумался Курбатов. — Странно, помню только голоса и интонации, а вот что они говорили? Ни одной мысли, ни одной фразы, ну разве та, избитая, которую уже тогда произносить было пошло, насчет „получилось, как всегда“. Какой-то слишком положительный Чабанов получался. А Александру он совсем не нравился. Обычно такие правильные несчастны в браке по причине своего занудства. Желая проверить предположение, покидая жилище бывшего замполита, Курбатов произнес: — Красивая, наверное, у него жена? — Ничего не могу сказать. Ее никогда никто не видел. Дверь захлопнулась. А вот это интересно. Никто и никогда — слишком интригующе. В Курбатове проснулся охотничий азарт. Он понял, что эту ночь проведет на свежем воздухе, и отправился к месту жительства Чабанова. Пыхтя, обошел дом, в котором обитал профессор Чабанов. Вычислил его окна и, припарковав свою «Таврию», устроился, вооружившись серьезной японской оптикой. Единственным неудобством была невозможность вздремнуть. Часа через два появился объект наблюдения. В одной руке Чабанов нес «дипломат», в другой — прозрачный пакет с четырьмя-пятью килограммами зрелых бананов. Курбатов даже присвистнул от неожиданности. Он не представлял, что можно съесть больше двух штук. Ну, допустим, на спор килограмм. Шторы не раздвигались. Стемнело. Включился свет. Разобрать, что происходит, не было никакой возможности. Александр начал позевывать. Еще мгновение — его сморил бы здоровый сон человека с чистой совестью. Вдруг штора отодвинулась. К окну подошел обнаженный до пояса профессор и уставился вдаль. Курбатов, пытаясь заглянуть в глубь комнаты, начал перестраивать фокус. Неожиданно волосатая обезьянья рука легла на плечо Чабанова и, резко дернув, заволокла в глубь комнаты. Наблюдатель не успел определить породу примата, но сомнений в гигантской силе не оставалось. Наутро Курбатов заскочил в управление. Турецкий беседовал с Рюриком. Александр, воспользовавшись тем, что собеседники смолкли, с ходу задал вопрос: — А где Володька? — Исчез. Рюрик сейчас пойдет по его следу. А у тебя как дела? — Так, копаю помаленьку. Пока топчусь на месте. Знаете, нужна «наружка» с хорошей аппаратурой. — Есть идеи? — заинтересовался Турецкий. — Да. Надо выяснить, кто живет в квартире с профессором Чабановым. — Чует мое сердце, что готовишь ты нам сюрприз, — произнес Турецкий, прищуривая глаза. — Вам, Александр Борисович, персональный. Сначала можно вопрос? Как вы относитесь к красивым женщинам двадцати восьми лет? — Эх, молодежь, молодежь! Я в твои годы… — Это, знаете, анекдот: «Я понял, что люблю только ровесниц. Со страхом жду старости». — Курбатов засмеялся. — Так, а у тебя что, проблемы? — У меня проблемы. Между прочим, не столько касаемо общения, сколько отношения к авиации. Я ведь совсем недавно подвергся такому стрессу! — Ну это страшный комплекс! — произнес начальник. — Не ловите меня на «слабо». Знаете, как летят из Владика в Москву японцы? — спросил Курбатов. — Дай представлю. Неужели в кимоно и с ножами для харакири наготове? — произнес Турецкий. — Хуже. Раком. Становятся у окошка с расширенными глазами и стоят все восемь часов. Они не могут осознать, что все это земля, земля, земля. Причем не какая-нибудь пустыня, скалы, джунгли. А пригодная для комфортного проживания, богатая неисчерпаемыми ископаемыми. Дозаправку делали в Красноярске, так половина разбежалась, думая, что долетели. Насилу повылавливали. А населения на их жалких островках сто миллионов! Против наших ста пятидесяти!.. Да, о деле. Секретарша Жбановского, слухи о которой просто невероятны, через два часа после убийства вылетела в город Сочи. Необходимо срочно взять показания. Я не могу, надо весь институт перепахать. — Ты аккуратней там. Плуг не затупи, — вставил Елагин. — А будешь возникать, с собой возьму и отдам на растерзание, — произнес Курбатов. — Так что? Тряхнете стариной? — Может, Рюрика заслать? — задумался Турецкий. — Полетишь? — Смотрите, как напрягся! — засмеялся Курбатов. — Ему сейчас плохо станет. Боится он красивых. А они это чувствуют, и начинается такое… страшно становится за Елагина. Опять же, пока след свежий, надо пускать по нему. — Уговорил. Так и быть, Сочи я беру на себя. Ты рой свой институт, Рюрик постарается найти Володьку. У него неплохо получается. Вот адрес. Где Малая Бронная, объяснять не надо? — оборачиваясь к Елагину, спросил Турецкий, несильно огорчившись необходимости слетать на море. — Это вся информация, которую мне удалось по ней накопать, — произнес Курбатов, протягивая два исписанных листка бумаги. — Ох, завидую я вам!