Сирена - Кристоф Оно-Ди-Био

Слишком много книг, слишком много прочитано. Ничто больше мне не интересно, и вино стучит в висках.

Я пойду туда. Я не в лучшей форме, но я пойду. Вновь пережить воспоминание, попробовать напитаться им, почтить Пас на свой лад. Хотелось бы мне, чтобы какой-нибудь бог меня услышал. Пусть она поговорит со мной. Я подыхаю от ее молчания.

Последний этап паломничества перед возвращением статуи: снова увидеть грот.

Я с трудом плыву кролем вдоль скал. Плыву уже полчаса. Пытаюсь найти место, но пока тщетно. Все дальше и дальше. Вдали яхты с пустыми палубами похожи на корабли-призраки. От молчания моря у меня щемит сердце.

Мне кажется, что температура воды упала. Я, должно быть, совсем близко. Поднимаю глаза и, проморгавшись от пены, различаю ручеек пресной воды, змеящийся по скале, а потом, пятнадцатью метрами дальше, вход в форме челюсти. Он как будто в самом деле хочет заглотить море или того, кто из него придет. Я опираюсь на скалу, обессиленный. Раскаленный камень под ладонью чуть взбадривает меня. Глубоко вдохнув, скрываюсь под водой. И встаю на ноги во внутреннем водоеме, залитый, как шесть лет назад, тем же нереальным светом. Что-то мягкое касается моей руки. Это морской конек, он плывет вертикально, выпятив грудь и покачивая плавниками, образующими как бы трепещущий воротничок. Знак? Его хвост цепляется за мой палец, который он принимает за водоросль, да так я и сам представляю себя сейчас. Зеленой водорослью, годной разве что высохнуть и послужить удобрением тем, кто живее меня. Маленький пляж на месте, полукружие гладкой гальки, ее белизну поглощает сумрак в глубине грота. Вода мне по пояс, я осторожно ступаю по скользким камням, взбираюсь, вернее, заползаю на них и ложусь. В самом деле, не надо было мне столько пить. Я смотрю на свод. Снова проступают формы в обработанном эрозией камне. Я вижу новые фигуры, старика, нимф с разметавшимися волосами, скипетр или трезубец.

Это храм, наш храм, и я пришел сюда принести последнюю жертву.

В древние времена приходили со стадом баранов с черной кровью.

Я же пришел с одними только воспоминаниями.

И с моим телом, уставшим жить без нее.

Я пришел позвать ее.

Пусть она поговорит со мной.

Я вспоминаю «Одиссею» и сошествие Улисса в ад. Он стоит у врат обители мертвых, и они сами приходят к нему. Он совершил все нужные возлияния, принес смешанное с медом молоко, сладкое вино, воду и ячменную муку. Пролил кровь жертвенных животных. Сделал все, как велела ему колдунья Цирцея. Увы, когда он хочет обнять своих близких, те, даже его мать, ускользают от его объятий:

Пусть солжет «Одиссея». Пусть из моих рук тень не ускользнет. Не надо было мне столько пить. Я лежу. Прислушиваюсь. Звуки волшебны. Тяжелый прибой позади, в щели, ведущей на другой пляж. Я хочу остаться на этом, где мы занимались любовью, ведь для меня он все еще полон ее присутствием.

Пусть скажет мне, ушла ли она от нас навсегда или рассчитывала вернуться. Пусть скажет мне это. И пусть простит меня, если я заставил ее страдать. Лишь бы знать, раз и навсегда.

Я закрываю глаза. Вижу выражение ее лица, огонек вызова в глазах, которые из-за темных бровей смотрели порой еще жестче. изгиб ее спины и ягодиц. Слышу ее акцент, ее запах смуглянки. Пейзаж, долины, холмы и каньоны, колыхание ее выгнувшегося тела.

Мое же тело благосклонно отвечает на этот зов памяти, воображения.

Ее мокрый рот на моих губах, на шее. Наши напряженные мускулы. Наши чресла в ритме.

Нет, я ничего не слышу, но при этом чувствую ее всю.

Я стягиваю шорты. Теперь я такой, какими были мы тогда, вместе. Как в первый день. Мою усталость как рукой сняло…

…мое дыхание все чаще. Я почти чувствую ее кожу. Я полон желания и гнева. Яростно ускоряю движения. Я хочу доказать себе, что у меня еще есть тело. Почувствовать, как жизнь вернется в мои жилы, как они вздуются, запульсируют. Удовольствие быстро нарастает, я замедляю темп. Электрический разряд пронзает меня.

Я всего лишь жалкое существо. Вдовец, которому не с кем разделить свое наслаждение. Который трахается со смертью.

* * *

Сколько времени я спал? Первая волна хлестнула меня и отхлынула.

Я пытаюсь встать, но вторая бьет меня в грудь и в лицо. Я падаю от удара, поднимаюсь и вижу, что грот заполнен водой, она прибывает, бурлит, и плеск ее усилен гулким эхо. Вокруг меня изменились краски. Как не бывало оттенков драгоценных камней, им на смену пришло царство тьмы. Я не вижу даже свода, шарю ощупью, барахтаюсь, оскальзываюсь на гальке. Я пытаюсь добраться, вытянув руки, вслепую, до выхода, на который еще указывает смутный свет, но новая волна, еще сильнее, сбивает меня с ног. Стена останавливает мое падение. Удар головой о скалу оглушает меня, плечу тоже досталось. Ссадина немного приводит меня в себя. Я предпринимаю новую попытку, но тщетно, меня отбрасывает к щели, через которую пробирались тогда мы с Пас. В последнем усилии я хочу протиснуться в нее, но там уже вода. Я пытаюсь перевести дыхание и нырнуть, выбраться вплавь, но волны снова и снова отбрасывают меня назад в грот с неистовой силой. Несколько раз я ударяюсь головой о стену. Выхода нет. Здесь я и останусь.

И все ради того, чтобы вернуть к жизни воспоминания…

Таков конец моего паломничества в край сирен.

Пас, я иду к тебе, но, боюсь, агония будет тяжкой.

Что было потом, не знаю, я потерял нить. Помню только, что одна волна, сильнее прочих, отбросила меня вглубь, как соломенное чучело, но, отхлынув, подхватила и вынесла из челюсти. Грот исторг меня. Оглушенный, пропитанный водой и солью, с пересохшим ртом, я потерял сознание. Позже помню белый свет прожектора, голоса, прикосновение шершавой резины и рев мощного мотора, перекрывающий рокот волн.

Меня везли в лодке. Кто? Куда? Звезды забрызгали черное небо. Снова руки, потом что-то твердое и сырое подо мной. Наконец, голос Луки и увесистая пощечина.