Ловец снов - Стивен Кинг

Следи в оба. Просто размышляй о своем и следи в оба завстречными кораблями, акулами, за всем, что попадется на пути.

Бедро опять разболелось, рюкзак с барахлом оттягивает спину,и он неуклюже и тяжело спускается по деревянным планкам, приколоченным к стволудерева, но стоит ли обращать внимание. Главное, все в порядке. Временаменяются, но только дурак уверен, что они меняются исключительно к худшему.

Так он считал тогда.

4

Услышав шелест отодвинутой ветки и тихий треск сломанногосучка — верные знаки появления оленя, Джоунси вспомнил, как отец, бывало,говаривал: «Удачи за деньги не купишь: сама приходит». Линдси Джоунс,прирожденный неудачник, иногда высказывался в самую точку, и некоторыеизречения до сих пор хранились в памяти. И вот доказательство его правоты:после того как Джоунси твердо решил, что покончил с охотой, сюда ломитсядобыча, и какая солидная, судя по звукам! Самец, да еще наверняка матерый,может, с человека ростом.

Ему в голову не могло прийти, что это в самом деле можетоказаться человек. В этой-то глуши, за пятьдесят миль к северу от Рэнгли? Доближайшего охотничьего лагеря не меньше двух часов ходьбы. Даже единственнаямощеная тропа, ведущая в магазин Госслина (НЕ ПИВО — А ДИВО! ЕЩЕ ЗАХОЧЕШЬ — КНАМ СНОВА ЗАСКОЧИШЬ), проходила милях в шестнадцати.

Что ж, подумал он, о конце концов, обета я не давал.

Нет, разумеется, не давал. В следующем ноябре он, вероятнеевсего, приедет не с ружьем, а с фотокамерой, но до следующего ноября ещедалеко, и ружье вот оно, под рукой.

Джоунси стащил с себя спальник, слегка морщась от боли взатекших связках бедра, и схватил верного «гаранда». Совсем ни к чему заряжатьего в последнюю минуту, с этаким громким, отпугивающим оленей щелчком: привычка— вторая натура, и стоит оттянуть предохранитель, как ружье готово к бою. Этоон проделал, только оказавшись на ногах. Прежнее неистовое возбуждение куда-тодевалось, но что-то былое зашевелилось в душе: пульс участился, и Джоунси этощекотало нервы. После несчастного случая он радовался подобным реакциям: словнокаким-то образом раздвоился на того, кто беспечно ходил по улицам, не зная, чтождет впереди, и настороженного, преждевременно постаревшего типа, очнувшегося вМассачусетской больнице… если это медленное, полунаркотическое вплывание вреальность можно назвать возвращением сознания. Иногда он снова слышал голос,чей — непонятно, но только не свой, умоляющий: пожалуйста, прекратите, мнеэтого больше не вынести, сделайте укол… где Марси… мне нужна Марси… Емуказалось, что это голос смерти — смерти, упустившей его на мостовой, а затемявившейся в больницу, чтобы довершить начатое. Смерти в облике мужчины (аможет, и женщины, трудно сказать), мужчины, терзавшегося болью, кого-то, ктозвал Марси, но имел в виду Джоунси.

Но все это прошло. Он выжил в схватке со смертью, и этимутром никому, кроме оленя, разумеется, не предстояло умереть (хоть бы это былсамец, которого угораздило оказаться не в то время и не в том месте).

Шорох ветвей и треск валежника доносились с юго-запада, такчто Джоунси находился с наветренной стороны. Еще того лучше. Почти все листья склена облетели, и ничто не загораживало возможную добычу. Видимостьпревосходная. Джоунси поднял ружье, получше приладил приклад к плечу иприготовился к новому триумфу.

Спасло Маккарти, пусть и временно, некоторое разочарованиеДжоунси в прелестях охоты. А вот едва не прикончило — явление, которое ДжорджКилрой, друг отца Джоунси, называл «глазной горячкой». «Глазная горячка, —утверждал Килрой, — этакая форма охотничьей лихорадки, и, вероятно, втораяосновная причина всех драм на охоте». «Первая — пьянство, — говаривал ДжорджКилрой, подобно отцу Джоунси кое-что знавший о подобных вещах. — Первая —пьянство».

Килрой считал, что жертвы глазной горячки, очнувшись, бывалипотрясены, узнав, что всадили пулю в изгородь, проезжавшую машину, амбар илисобственного спутника (зачастую этим партнером бывали один из супругов,родственники или даже дети). «Но я видел дичь», — возражают они, и большинствоиз них, по словам Килроя, вполне способны пройти тест на детекторе лжи,поскольку в самом деле видели оленя, медведя, волка или хотя бы тетерева,пробиравшегося сквозь высокую осеннюю траву. Видели собственными глазами.

Килрой уверен, что все эти охотники охвачены нетерпениемпоскорее сделать первый выстрел, перейти рубеж и наконец покончить с трясучкойпредвкушения и снять напряжение. Волнение настолько сильно, что мозг передаетсигнал глазному нерву, и человек действительно видит то, что хочет увидеть. Этои есть глазная горячка. И хотя Джоунси оставался довольно спокойным, по крайнеймере пальцы не дрожали, когда он завинчивал колпачок термоса, все же позже онпризнавался себе, что вполне мог поддаться болезни.

На какое-то мгновение он ясно увидел гордого рогача в концетоннеля из переплетенных веток, так ясно, как предыдущих шестнадцать оленей(шесть самцов, десять самок), доставленных за эти годы в «Дыру в стене». Вотона, коричневая голова, темные, как бархат, устилающий ювелирную коробочку,глаза, даже рога.

Стреляй же! — взорвалось что-то внутри, должно быть, Джоунсидо несчастного случая, цельный и счастливый Джоунси. За последний месяц он всечаще поднимал голову, словно начиная приближаться к тому загадочному состоянию,которое люди, в жизни не побывавшие под колесами автомобиля, называют «полнымвыздоровлением», но никогда еще не кричал так громко, как сейчас. Настоящийприказ, почти вопль.

Его палец в самом деле застыл на курке. И хотя он так и несделал последнего легкого усилия, палец действительно напрягся. Его остановилголос. Голос второго Джоунси, того, кто пришел в себя в Массачусетскойбольнице, накачанный наркотиками, изнемогающий от боли, не уверенный ни в чем,кроме того, что кто-то просил кого-то остановиться. Кто-то, у кого не было силтерпеть, если немедленно не сделают укола. Кто-то, требовавший Марси.

Постой, погоди, еще рано, предупредил новый, осмотрительныйДжоунси, и именно его голоса он послушался. Застыл на месте, перенеся вес налевую, здоровую ногу: ружье поднято, дуло нацелено в тоннель из перепутанныхветок, под идеальным углом в тридцать пять градусов.

Первые снежинки скатились вниз с побелевшего неба именно вэтот момент, и Джоунси вдруг заметил яркую оранжевую вертикаль чуть пониже оленьейголовы, словно снег каким-то образом ее высветил. На этот раз подвеласпособность к восприятию, и теперь над дулом ружья возникло размытое пятно,беспорядочный вихрь красок, небрежно смешанных на палитре художника. Все вмигисчезло: ни оленя, ни человека, ни даже деревьев, лишь неряшливая кашакоричневого, черного и оранжевого.

Постепенно оранжевого становилось больше, и оно медленнообретало знакомую форму: кепка с клапанами, которые можно отогнуть, если ушизамерзли. Приезжие покупали их в магазинах Л. Л. Бина[7] за сорок пятьдолларов, одинаковые, чуточку смешные, с неизменной маленькой этикеткой внутри:С ГОРДОСТЬЮ ПРОИЗВЕДЕНО В США, «ЮНИОН ЛЕЙБОР»[8].