Ловец снов - Стивен Кинг

Впрочем, почти такие же продавались в «Госслине» всего засемь баксов. Просто их этикетка гласила: СДЕЛАНО В БАНГЛАДЕШ. Кепка всерасставила на свои, о Господи, места. Свела галлюцинации в ужасающе резкийфокус: то, коричневое, что он принимал за голову оленя, оказалось шерстянойкурткой, черный бархат из ювелирной коробочки — пуговицей, а рога — просто чутьвыше растущими ветками, ветками того дерева, на котором он стоял.

Не слишком умно со стороны незнакомца (Джоунси не могзаставить себя произнести слово «безумие») носить в лесу коричневую куртку, новсе же Джоунси никак не мог взять в толк, как его угораздило едва не совершитьроковую ошибку. Ведь на мужчине была такая же оранжевая кепка, верно? И яркийоранжевый жилет, поверх крайне непрактичной коричневой куртки. Мужчина был…

…был на волосок от смерти. А может, и ближе.

И тут его как громом поразило. Ужас случившегося дошел донего в полной мере, ошеломив и будто отделив душу от тела, как при клиническойсмерти. В мозгу словно ударила молния, и на крохотное страшное мгновение,навсегда запечатлевшееся в памяти, он больше не был ни Джоунси Номер Один,уверенным, спокойным добольничным Джоунси, ни Джоунси Номер Два, куда болеенерешительной жертвой несчастного случая, проведшим столько времени в состояниифизического дискомфорта и умственной неразберихи. В это самое мгновение онпревратился в Джоунси, Номер Три, невидимое присутствие, взирающее на охотника,стоящее на деревянном настиле. Волосы охотника коротко подстрижены ипоблескивают сединой, вокруг губ — глубокие морщины, осунувшееся лицо — вточечках щетины. Охотник вот-вот спустит курок. Снежинки танцуют вокруг егоголовы, садятся на не заправленную в брюки коричневую фланелевую рубашку, и онуже готов выстрелить в мужчину в оранжевой кепке и точно таком же жилете,которые надел бы он сам, если бы решил отправиться вместе с Бивером, вместотого чтобы лезть на дерево.

Он вломился в свое тело с глухим стуком, похожим на тот, скаким падаешь на сиденье, когда автомобиль подпрыгивает на выбоине. И, к своемуужасу, сообразил, что по-прежнему отслеживает движения незнакомца дулом ружья,словно некий упертый аллигатор, засевший в мозгу, отказывается расстаться смыслью, что человек в коричневой куртке — законная добыча. И, что еще хуже, онникак не мог заставить себя отвести лежавший на спусковом крючке палец. Накакую-то кошмарную секунду ему показалось даже, что этот самый палец неприметноусиливает давление на курок, неумолимо уменьшая расстояние между собой ивеличайшей в жизни ошибкой. Позже он понял, что хотя бы это было иллюзией вродетой, когда сам сидишь в неподвижном автомобиле, но, поймав краем глазапроезжающую за окном другую машину, почти уверен, что твоя медленно катитсяназад.

Нет, палец всего лишь застыл, но и это было уж чересчур… настоящийад. «Джоунси, ты слишком много думаешь», — твердил Пит, в очередной раз заставДжоунси, уставившегося в пустоту, начисто забывшего об окружающих. Вероятно,это означало: «Джоунси, у тебя слишком богатое воображение», — и скорее всегоэто была правда. Воображение у него действительно было слишком богатое,особенно сейчас, когда он стоял на дереве, под первым в этом году снегом, сприлипшими ко лбу волосами и пальцем, намертво заклинившимся на спусковомкрючке, не напрягавшимся, как он боялся, но и не разжимавшимся. Мужчина был ужепочти под ним: в прицеле «гаранда» проплывает оранжевая шапка; жизнь человекависит на невидимой ниточке, туго натянутой между дулом ружья и этой кепчонкой.А он, ничего не подозревая, возможно, думает о продаже машины, или о том, какбы половчее изменить жене и не попасться, или о покупке пони для старшей дочери(позже Джоунси узнал, что Маккарти ни о чем подобном не думал, но откуда емубыло знать в тот момент, когда палец на крючке превратился в такой же твердый,негнущийся, застывший завиток). Он и сейчас не знал того, что было неизвестноДжоунси, стоявшему на обочине тротуара в Кембридже, с портфелем в одной руке ивыпуском «Бостон феникс» под мышкой, а именно, что смерть была совсем рядом, аможет, и не просто смерть, а Сама Смерть, торопливо семенящая фигура, словносбежавшая из раннего фильма Ингмара Бергмана, нечто, прячущее в складкахгрубого савана орудие убийства. Возможно, ножницы. Или скальпель.

И — что хуже всего — мужчина не умрет, по крайней мере несразу. Свалится и станет с воплями кататься по земле, совсем как Джоунсикатался с воплями по мостовой. Правда, он не помнил своих криков, но,разумеется, так оно и было: потом ему рассказывали, а у него не было причин неверить. Наверняка орал благим матом. А что, если мужчина в коричневой куртке иоранжевых аксессуарах начнет звать Марси? Нет, конечно, нет — не в реальности,— но в мозгу Джоунси могут отозваться призывы к Марси. Если с ним приключиласьглазная горячка — если он принял коричневую куртку за голову оленя, — вполневозможны и слуховые галлюцинации. Слышать его вопли — и знать, что причинойвсему ты… Боже милостивый, нет! И все же палец никак не хотел сползти с крючка.

Из временного паралича его вывело простое и неожиданноесобытие: незнакомец упал примерно в десяти шагах от корней дерева Джоунси. Воттак, взял и упал. Джоунси услышал болезненный удивленный возглас: «ы-ы-х», ипалец сам с собой сполз с крючка.

Мужчина стоял на четвереньках, пальцы в коричневых перчатках(коричневые перчатки, еще одна ошибка, да этот тип с таким же успехом мог быприкрепить к груди табличку: ЦЕЛИТСЯ СЮДА) царапают уже побелевшую землю.Кое-как поднявшись, он стал что-то бормотать неразборчиво, невнятно, быстро.

— О Господи, Господи, — повторял незнакомец, пошатываясь,как пьяный.

Джоунси знал, что мужчины, очутившись вдали от дома нанеделю или хотя бы на уик-энд, предаются всяческим вполне простительнымпорокам, чаще всего напиваются прямо с утра. Но почему-то ему казалось, чтонезнакомец не пьян. Без всяких на то оснований: чистая интуиция.

— О Господи, Господи, Господи, — повторял тот, сновапустившись в путь. — Снег. Теперь еще и снег. Пожалуйста, Боже, о Боже, теперьеще и снег, Господи!

Первые шаги были спотыкающимися и неуверенными. Джоунсипочти решил, что интуиция на этот раз его подвела, но тут парень пошел ровнее.Он скреб ногтями правую щеку.

Незнакомец проплыл прямо под деревом, на мгновениепревратившись из человека в ровный оранжевый кружок с коричневыми выступами пообе стороны. Голос постепенно отдалялся, какой-то хлюпающий, слезливый, всеповторявший «О Господи», со случайными вкраплениями «О Боже», и «Теперь еще иснег».

Джоунси не двигался с места, наблюдая, как тип исчезает поднастилом и появляется с другого конца. И сам не понимая почему, развернулся, чтобыпроводить взглядом ковыляющего незнакомца. И не сознавал даже, что опустилружье, предварительно вновь поставив его на предохранитель.

Джоунси не окликнул его по вполне ясной причине: угрызениясовести. Боялся, что мужчина с одного взгляда увидит правду в его глазах, дажесквозь слезы и сгущавшийся снег сообразит, что Джоунси недаром торчал наверху сружьем. И едва не подстрелил его.