Начни писать. 52 совета для развития творческих способностей - Грант Фолкнер

Я не понимал, что многие литературные произведения основаны на жизни их авторов: это могут быть реальные события, приукрашенные воображением, или темы, мотивы и конфликты, которые беспокоят писателя. Аристотель говорил: чтобы пробудить страсть в других, нужно пробудиться самому. А пробудить себя можно, если вывести на первый план свои мировоззрение и опыт. «Пишите о том, что вы знаете» не значит прямо перенести свою жизнь на страницы. Скорее, нужно взять богатую почву своего опыта и позволить историям вырасти на ней в других видах. Как сказал Сол Беллоу: «Художественная литература – высшая форма автобиографии». Описание того, что вы знаете, становится чем-то вроде паломничества, сцены погони, фантастического пейзажа, медитации и научного эксперимента сразу.

Один из способов писать о том, что вы знаете, – система Станиславского, которую используют многие актеры, чтобы полностью вжиться в роль. Она была разработана Константином Станиславским, который верил, что настоящая актерская игра – отражение правды, передаваемой как изнутри, так и снаружи. Он не хотел, чтобы актеры изображали эмоцию; он хотел, чтобы они на самом деле ее ощущали. Для нас, писателей, это так же важно. В основе этого подхода стоит магическое «если бы» – вопрос: «Что было бы, если бы я оказался в такой же ситуации, как и мой герой?»

Неважно, кто ваш персонаж: танцующий чечетку бродячий пес, паукообразное существо с планеты Цитрон или человек, почему-то напоминающий вашу маму. Суть в том, чтобы влезть в шкуру персонажа и увидеть мир его глазами – наполнить его жизнью, собственным опытом и знаниями.

Станиславский использовал такие методики, как, например, подключение эмоциональной памяти. Чтобы подготовиться к роли, которая включает испуг, актер должен вспомнить что-то страшное и использовать эту эмоцию в качестве проводника, играя на сцене. В жизни мы обычно носим маски, которые скрывают нашу уязвимость, но на сцене – и на странице – нужно драматизировать.

Шелли Уинтерс, великая актриса прошлого, игравшая по системе Станиславского, говорила, что актер должен быть готов «играть своими шрамами» – переживать болезненный опыт на сцене в качестве персонажа. Она не призывала эмоцию появиться по собственной воле, а сосредоточивалась на сенсорных аспектах произошедшего конфликта или травматического эпизода, на месте, где произошло «событие». Она исследовала комнату во всех возможных подробностях. Она представляла, в какое время дня это происходило, каков был угол падения света и что на ней было надето. Эти детали позволяли вызывать воспоминание, чтобы она могла глубже в него погрузиться.

Мы хороним некоторые вещи глубоко внутри не просто так, и попытка раскопать их бывает мучительной. Мы все переживали болезненные моменты, будь то любовный отказ, издевательство на детской площадке или потеря домашнего животного. Именно эти эмоции, скорее всего, придадут вашим историям вес. Так что будьте смелее и окунайтесь в свое прошлое, чтобы пережить этот опыт. Это порой непросто, но сенсорная память – это возвращение к таким моментам, проживание заново этих эмоций, чтобы затем вы могли наполнить своих персонажей подобным духом.

Не умаляйте свой опыт. У вас богатая жизнь, из которой вы можете черпать вдохновение. Неважно, служили ли вы в армии или участвовали в родительском комитете в школе ваших детей. Неважно, кто вы – акробат или охранник. Неважно, участвовали ли вы в Олимпийских играх или занимаетесь спортом в выходные. Мы все переживали множество эмоций, которые можем развить с помощью воображения, чтобы передать в нашей истории глубокую истину жизни. Так что пишите о том, кто вы. Пишите о том, что вы любите. Пишите о том, что вам нужно знать.

Где-то глубоко внутри большинства из нас есть рана. У некоторых она смердит и гноится, у других зарубцевалась. Она никогда по-настоящему не заживает, по крайней мере, ее не залечишь стоическим равнодушием и даже бальзамом времени.

Я говорю не о физическом ранении, а о психологической травме – которая остается после того, как на уроке в начальной школе вам сказали, что вы плохо рисуете, или вы дали другу почитать свое сочинение в надежде на поддержку, а получили пренебрежение. Мы вкладываем душу, смысл жизни в наши творения, небольшие и крупные, и когда мир отвергает нас или враждебен, боль так же велика, как от настоящей раны. Иногда даже лучше получить физическое ранение.

Быть творцом – значит предложить другим зарядить пращи камнями пренебрежения и попробовать подстрелить вас.

Меня поразил не один такой камень. И, пожалуй, самый разрушительный был брошен известной писательницей, с которой я занимался литературой. Конечно, мои надежды были абсурдно высоки. Я хотел, чтобы она признала мой талант, одобрила мою прозу. Я хотел, чтобы мы подружились, чтобы она открыла двери своего разума и показала увлекательный ход своих мыслей. Я был молод и пришел в ее класс, как щенок, виляя хвостом, надеясь поиграть. Мое первое занятие могло бы стать зачином в трагедии.

Когда я сдал ей свой рассказ, она не только не признала мой талант, но и полностью уничтожила мою историю. С тем же успехом она могла бы использовать ножницы. «Да неужели!» – написала она на полях одной из страниц. Я пришел к ней на консультацию, чтобы задать вопросы и в надежде найти общий язык, но она была холодна и язвительна, не предлагая ничего похожего на конструктивную критику, только чистейший негатив. Она сказала, что моя история скучна, претенциозна, а мои диалоги, которые другие до этого хвалили, были вялыми и безжизненными.

Это был единственный раз в моей творческой жизни, когда я почувствовал себя уничтоженным. И тогда я был совершенно не способен взять ручку и что-то написать. Меня до этого уже критиковали на писательских семинарах – и даже жестко, – так что я не был наивным простаком. Но никогда раньше я не получал столь беспощадных и убийственных замечаний. Я всегда был стоек и решителен при столкновении с таким негативом, но в этот раз я несколько дней провел лежа на диване и смотря телевизор, прокручивая в голове снова и снова ее язвительные комментарии. Надеюсь, что у вас не было подобного опыта. Но, к сожалению, почти все писатели, с которыми я общался, могут рассказать схожую историю.

Вопрос в том, как начать заново, обрести смысл и радость, которые нам приносили наши первые истории, и снова найти причину писать. Это сложно. Я до сих пор вижу «Да неужели!» на полях и иногда спрашиваю себя, действительно ли могу предложить что-то ценное и позволяет ли мне качество моей прозы делиться идеями и историями так, чтобы они были интересны и занимательны. Я спрашивал себя об этом даже после того, как печатали мою историю или эссе. Я спрашиваю себя: а вдруг редактор почему-то не понял, что я самозванец? Я спрашиваю себя об этом даже сейчас, когда пишу книгу о том, как писать, у которой есть издатель, которую ведет прекрасный редактор, которая появится в магазинах. Раны могут открываться, когда меньше всего этого ждешь, и из них с ворчанием вылезает неуверенность в себе.