Кир - Семен Злотников

– Илья Владимирович Воньялу-Нинел, к вашим услугам! – радушно прошамкал старичок с перебитым носом и совершенно без ушей.

– Добро пожаловать в ад, Кир! – воскликнул Воньялу-Нинел, едва я в ответ пробормотал свое имя.

– Р-разговор-рчики, с-суки, в с-строю! – Непонятно откуда возник генерал Дондурей по кличке Бешеный Пес (недаром, как позже мне стало известно, среди арестантов поговаривали, будто он натурально пес, притворившийся человеком).

– Вставай, проклятьем заклейменный… – неожиданно затянул мой новый знакомый и немедленно схлопотал нагайкой по голове.

– Великая социалистическая революция совершилась, ура! – злобно прогавкал генерал несчастному старичку прямо в лицо.

– Пощадите дитя! – простонал Воньялу-Нинел, закрывая меня своим тельцем (в тюремной робе я впрямь выглядел моложе своего возраста!).

– Мальца, в самом деле, за что! – вдруг послышались голоса.

– Озверели вконец!

– Никого не жалеют!

– Грудных скоро станут садить!

– И беременных женщин!

– Пор-рву на кус-сочки, с-сожжрру и не падавлюс-сь! – хищно оскалился пес-генерал.

– Фу, Дондурей… Я сейчас! – послышалось сверху, и оттуда же прогремели три коротких автоматных очереди.

И тут же три тела упали на землю.

– Ну-ну, кто еще хочет слова? – сорвалось с небес.

– Маршал Смерть… – прошептал Воньялу-Нинел, показывая пальчиком наверх.

– Маршал Смерть, маршал Смерть! – пронеслось-прокатилось вдоль серых рядов заключенных.

Где-то в облачных черных развалах возник грозный всадник в маршальских доспехах и с дымящимся автоматом Калашникова на вздыбленной груди.

Он, словно песня, летел на красном коне с четырьмя пропеллерами по обе стороны крупа, глаза его горели нездешним огнем, по небритым щекам текли струи дождя, из отверстого рта валил дым, немедленно смешиваясь с облаками.

Издали он представлялся вполне библейским специалистом по искоренению порока.

Впрочем, конь вблизи оказался большой надувной игрушкой.

– В счастливую пору моей эмиграции, помню, в Женеве, – светло прослезился Воньялу-Нинел, – и я на таком же катался.

– Р-р-разговорчики, с-суки, в стр-рою, р-р-равнение на с-средину! – прорычал генерал Бешеный Пес и, печатая шаг, приблизился к Смерти.

– Товар-рищ! мар-ршал! – выкрикивал он, чеканя слова и подпрыгивая на каждом слове. – З-заключен-ные! четыр-режды! кр-расноз-знаменной! тюр-рьмы! им-мени! Владимир-ра! Ильича-а! Ленина-а! по с-случаю! пр-разднования! с-смер-рти! и! безвр-ременной! кончины! великого! вождя! и! учителя! Иосифа! Виссар-рионовича! С-сталина! па-ас-стр-роены!

– Ну, что ли, здорово, ублюдки! – слегка дрожащим от слез голосом приветствовал нас маршал Смерть.

– З-здр-равия! ж-желаем! тав-вар-рищ! ма-ар-ршал! – всех опередил и ответил за всех Бешеный Пес.

– Да расслабься, Игнат! – устало махнул рукой Смерть и медленно спешился.

– Вву-ву-вольно-о-о! – провыл генерал.

– Ну-ну, – безразлично поморщился маршал, – кто тут у нас еще алчет истины и справедливости?

– Н-ну! н-ну! кто-о! ещ-ще! алчет! ис-стины! и с-спр-раведливости?! – повторил Бешеный Пес во всю мощь своих легких.

Судя по воцарившейся гробовой тишине, никто не алкал – ни того ни другого.

– Все алчут, – тоскливо заметил Смерть, – не все признаются.

– Отнюдь! – подтвердил генерал.

– Не орал бы ты, брат… – попросил его Смерть, потирая виски. – Поскольку товарищ Сталин уснул, и не будем его будить.

– А мож-жет, р-разбудим, тав-вар-рищ ма-ар-ршал? – несмело прорычал Пес.

– Как, научи? – вопросил маршал Смерть и, махнув рукой на субординацию, сам обнял Бешеного Пса и разрыдался.

– Я… пр-равда… н-не з-знаю… тов-вар-рищ… м-ма-ар-ршал… – тоже не удержался и заскулил генерал.

– И как же мы будем жить без него, брат Игнат? – безутешно бормотал маршал Смерть.

– Э-эх, д-да к ч-чему т-тепер-рь ж-жить? – откликался Пес.

– Не хотим жи-ить без товарища Сталина-а! – раскатистым стоном прокатилось от края и до края тюремного двора.

– Без товарища Сталина мы не хоти-им! – заголосили по-вдовьи тысячи тысяч вертухаев, вооруженных до зубов.

– И мы без него не хоти-им! – осиротело завторили тысячи тысяч арестантов, осужденных на муки.

– Вообще, без него нам не жи-ить! – возопили, сливаясь в хор, жертвы и их палачи.

И тут вдруг случилось как будто то самое, ради чего эта Жизнь затевалась: все обнялись!

Все тысячи тысяч охранников, карманников, убийц, насильников, террористов, пацифистов, ревизионистов, членовредителей, садистов, мазохистов, конформистов, взяточников, коррупционеров, контрреволюционеров, евреев и прочих извратителей идеалов СССР – все обнялись!

И все эти люди, возможно, впервые не прятали слез и плакали не от обид или унижений, а – только от чувств!

И, может, впервые не мучились, не сомневались, не лгали, не завидовали, не проклинали, не унижались, не унижали, не вредили, не травили, не доносили, не клеветали, не преследовали, не истязали, не калечили и не казнили, а только – отдавшись внезапному чувству единения с ближним, доверчиво льнули друг к другу и поддерживали: сильный – слабого, зрячий – слепого, а великодушный – униженного и оскорбленного.

Смерть вождя одним махом, как говорится, сблизила души заблудших.

– Вот подобного ради, должно быть, и стоило выносить все невзгоды революционной борьбы… – картаво пробормотал Воньялу-Нинел, смахивая грязными костяшками пальцев набежавшие бусинки слез.

Казалось, сама Любовь снизошла вдруг с небес на людей – та Самая, не нами придуманная, но изначально лелеемая Создателем этого мира (кем бы Он ни был!).

Сам Создатель в то утро, похоже, расчистил небо от тяжелых облачных завалов и явил нам сверху свой лик, схожий как две капли воды с ликом Иосифа Виссарионовича Сталина.

Воистину, апофеозом той удивительной сцены прозвучали прощальные слова усопшего вождя, обращенные непосредственно к нам:

– Братья и состры! – произнес он на удивление тихо, но как-то так, что всем было слышно. – Захадытэ на похарыны маи, нэ пожалээте. – После чего улыбнулся с присущим ему одному знаменитым сталинским прищуром и добавил хитро: – Жду!

Наверняка никакими словами не передать, какой тут поднялся переполох.

– Товарищ Сталин, куда вы? – одновременно всплеснули руками и хором запричитали тысячи тысяч навеки осужденных. – Вернитесь, не оставляйте нас сиротами! – кричали они. – Без вас мы теперь пропадем!