Дядюшка-флейтист - Клавдия Владимировна Лукашевич

Потом другой, третий… Все повскакали с мест. Наташа первой бросилась к окну. За ней — все девочки. Попадали скамейки, ложки, вилки; кто-то опрокинул кружку с водой…

Лицо Петровой было красное, испуганное. Она высунулась в окно и, казалось, не помнила себя.

Учительницы бросились за девочками; они успокаивали их, брали за руки, тянули к столу, грозили, уговаривали, расспрашивали:

— Что случилось? Кто первым закричал? Почему Петрова побежала к окну? Как смели все повскакать с мест? Садитесь, садитесь скорее! Все будете наказаны! Начальница идет!

Все с шумом бросились по своим местам. Постепенно водворились порядок и тишина.

Начальница — маленькая, еще не старая женщина в синем платье и с черной кружевной косыночкой на голове, стоя в дверях, строго смотрела на воспитанниц.

— Что тут произошло?

Послышались отрывочные, робкие, бестолковые ответы:

— Мы испугались… Мы думали… Там на улице заиграла флейта…

— Ну и что ж такого, что заиграла флейта? Чего тут пугаться-то, зачем кричать, беспорядок устраивать?

— Заиграла флейта… Наташа Петрова закричала… Мы испугались…

— Я ничего не понимаю. Надежда Ивановна, объясните, пожалуйста, — обратилась начальница к старушке.

— Я и сама не могу понять, Анна Федоровна, отчего они все переполошились, повскакали с мест, закричали. На улице какой-то мальчишка заиграл на флейте. Кажется, первой закричала и бросилась к окну Наташа Петрова.

— Петрова, поди-ка сюда!

Виновница переполоха, взбудоражившего весь приют, бледная, как полотно, встала и подошла к начальнице; она вся дрожала, крупные слезы скатывались по длинным ресницам.

— Скажи, пожалуйста, отчего ты закричала? Как ты посмела вскочить из-за стола?

Девочка молчала.

— Отвечай мне! Как ты решилась на такую дикую выходку? Отчего ты вскочила? Ты всех перепугала и вызвала ужасный беспорядок!

Девочка начала всхлипывать.

— Петрова, отвечай сию минуту!

— Наташа, не упрямься. Расскажи Анне Федоровне всю правду и попроси прощения, — тихо сказала молодая учительница, приблизившись к девочке.

— Там заиграла флейта… — едва слышно прошептала девочка.

— Я ссыпала это уже десять раз… Что ж из того? Мало ли кто на улице может играть? Это не повод, чтобы кричать, вскакивать из-за стола и всех пугать…

— Я думала… я думала… Флейта заиграла… — Наташа смешалась, закрыла лицо руками и горько заплакала.

— Что ты думала? Отчего ты закричала?

Девочка рыдала, не в силах произнести ни слова.

— Отвечай, Наташа, нехорошо упрямиться. Скажи чистосердечно Анне Федоровне, что ты думала, — уговаривала девочку молодая учительница, ласково положив руку на ее плечо.

Но девочка в ответ только плакала.

— Ты будешь строго наказана, Петрова! Стой тут, за столом, пока дети будут обедать, затем пообедаешь одна и придешь ко мне в комнату для объяснений.

Начальница ушла.

Молодая учительница, удивленная непонятным упрямством девочки, укоризненно покачала головой и сказала:

— Понять не могу твоего поведения! Очень стыдно и нехорошо так себя вести, Петрова!

— Что сделалось с нашей Незнайкой, с нашей тихоней? Она, наверное, с ума сошла. Смотрите, какая она белая, точно мукой посыпана! Губы-то как у нее дрожат… Отчего она так закричала? Испугалась, что мальчишка на флейте заиграл? Какая смешная! Вот глупая-то! — шептались между собой воспитанницы, посматривая на стоявшую около своего места Наташу.

А в это в время в стриженой головке наказанной девочки проходили, как в панораме, одна картина за другой. Неожиданно заигравшая во дворе флейта напомнила ей недавние лучшие дни ее короткой жизни и того, кто один любил ее, жалел и баловал. Эти дни промелькнули, как падающая звездочка. Не забыть их Наташе, не забыть и дядю Колю, так хорошо игравшего на флейте. Где он? Почему забыл Наташу?! Может, умер под забором, как пророчила тетя Маша, может, ходит по дворам и играет на флейте… Его никто не любил, все смеялись над ним… Одна Наташа жалела, любила и не забыла. Глубоко в памяти и в сердце она затаила эти воспоминания и никому не расскажет о них, — другие ее не поймут, будут смеяться. Все всегда смеются над дядей. Вот почему она так упорно молчала, когда ее спрашивали начальница и учительница. И объяснения от нее никто так и не добился.

В приюте

Шесть месяцев тому назад тетка привела Наташу Петрову в приют.

Маленькая стриженая девочка тихо озиралась большими испуганными глазами в незнакомом месте и хваталась дрожащими ручками за платье своей спутницы. Как ни тяжело жилось ей в семье тетки, особенно в последнее время, но там все было знакомо, там бывали и светлые дни, а здесь — все чужое, неведомое… И, как ей всегда говорили тетка и сестра, ее здесь «приструнят» и воли не дадут.

— Тетя Маша, я домой хочу, — прерывающимся голосом прошептала Наташа, прижимаясь к тетке.

— Что, голубушка, боишься?.. Не умела ценить родных, не умела быть благодарной… Поживи-ка в чужих людях… Не раз вспомнишь наш дом… Увидишь и колотушки и обиды; не раз поплачешь, тогда вспомнишь, что тетя да Липочка доброму учили, — запугивала девочку Марья Ивановна.

Наташа дрожала, как в лихорадке.

— Тетя Маша, возьмите меня домой, — шептала она сквозь подступающие рыдания.

— Ничего, и здесь поживешь… Тебя давно пора прибрать к рукам, — еще раз пугнула ее тетка и стала униженно кланяться вышедшей в приемную начальнице:

— Уж вы не оставьте ее своею милостью, госпожа начальница. Она сирота… Не я ее растила. Девочка балованная, ни к чему хорошему не приучена… С ней надо строгостью…

Начальница удивленно посмотрела на Марью Ивановну и, подойдя к Наташе, погладила ее по голове.

— Ты будешь умной и доброй — и мы станем любить тебя, — сказала она. — Не плачь, милая, тебя здесь никто не обидит. У нас много девочек, и они живут весело и счастливо…

— Эти девочки хороши в людях, а дома с ними сладу нет, — снова заговорила тетка. — Уж не знаю, как и Бога благодарить за то, что помог устроить ее в казенное место. Намучились мы с ней… Конечно, оно извинительно: росла без матери, совсем избаловалась…

Начальница снова перевела взгляд на хрупкую фигурку испуганной девочки, казавшейся такой забитой и покорной, и в голове ее мелькнуло: «Неужели такая энергичная женщина не смогла хорошо повлиять на девочку, а эта крошка с большими умными глазами — действительно такой дурной, испорченный ребенок?!»

Наташа боязливо прислушивалась к словам тетки; в своем горе она не вполне понимала их значение. Девочка вся дрожала и умоляющими глазами смотрела на свою строгую спутницу.

Начальница старалась успокоить и ободрить Наташу. Она гладила ее по голове и ласково говорила:

— Не плачь, душечка, постарайся быть доброй и послушной, и тебе везде будет хорошо.

— Старайся всем угождать; держи свой острый