История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

которого виднелись столь великие выгоды. Оставление Франции ее природных границ, то есть Шельды и Антверпена, казалось Англии весьма широким жестом; она считала долгом союзников освободить ее от докучливого и вечно пугавшего присутствия французского флота во Флиссингене. Россия не желала терпеть у себя под боком Великое герцогство Варшавское; Германия не желала терпеть французов в Гамбурге, Бремене и Магдебурге; Австрия не желала терпеть их в Лайбахе и в Триесте. Эти пожелания были удовлетворены. Так неужели Англия останется единственной державой, чьи пожелания не будут исполнены? Разве не вправе она требовать продолжения войны, если еще некоторое усилие может избавить ее от присутствия французов в Антверпене?

Инструкции, на которые опирался лорд Абердин, давая согласие на франкфуртские предложения, устарели. Британский кабинет изменил их и рекомендовал своему послу не считать себя связанным франкфуртскими предложениями. Теперь Англия категорически требовала продолжения войны, возврата Франции к границам 1790 года и абсолютного молчания на будущих мирных переговорах о морском праве.

Дабы приманить континентальные державы деньгами, в которых они испытывали большую нужду, лорду Абердину поручили купить для них флот Антверпена, что соответствовало полугодовой субсидии. Чтобы привлечь Австрию, ревность которой в отношении России стала заметна, лорду Абердину поручили сказать Меттерниху, что если Англия и церемонится с Россией в отношении некоторых деталей, в целом она поддерживает Австрию, потому что почти по всем пунктам с ней согласна и предпочитает ее здравые советы экстравагантным мнениям некоторых экзальтированных придворных; но взамен Австрия должна поддержать учреждение могущественного королевства Нидерланды, простиравшегося от Текселя до Антверпена.

Таковы были инструкции, отправленные британской миссии. Нет необходимости говорить, что по прибытии во Франкфурт они нашли полностью подготовленные к переменам умы. Те, кто хотел двигаться без остановок, пока не одолеют Наполеона, одержали верх и требовали никоим образом не считаться с предложениями, сделанными через Сент-Эньяна. Император Александр был весьма склонен разделить эти взгляды из обиды на Наполеона и в возбуждении гордости. Пруссаки, по-прежнему руководимые ненавистью, хотели двигаться вперед во что бы то ни стало. Даже австрийцы, хоть и боялись ожидавших их за Рейном опасностей, всё же признавали значительные выгоды, которые могли там обрести. В то время как Англия должна была выиграть Антверпен для Оранского дома, они могли выиграть Италию для себя и своих эрцгерцогов. Решающим доводом в этом вопросе для них, как и для всех, стало пожелание Англии, которая платила коалиции, приобрела значительную роль на континенте победами в Испании, обладала могуществом на морях и могла, стремясь уравновесить противоположные амбиции, склонить чашу весов в пользу той из них, которая будет благоприятна для нее самой. Соответственно, решили продолжать войну без передышки.

Десятого декабря Меттерних ответил на ноту Коленкура, которой тот давал согласие на предложения Сент-Эньяна, в том смысле, что Франция слишком поздно приняла франкфуртские предложения, но он сообщит о ее запоздалом согласии всем союзникам. Он не сказал, будут ли приостановлены военные действия вследствие этих сообщений, и, поскольку после роспуска Пражского конгресса не договаривались, что военные действия будут приостанавливаться в случае возобновления переговоров, можно было выдвигаться вперед, не нарушив никаких обязательств.

Но в ожидании возобновления операций надлежало принять план, который поднимал многочисленные вопросы и мог породить серьезные расхождения в коалиции, в которой интересы и самолюбия уже достаточно разделились и где только самая настоятельная нужда в самосохранении поддерживала согласие, зачастую видимое, а не действительное. Помимо того, что вследствие ожесточенной борьбы силы союзников значительно сократились, союзники еще и были разбросаны вследствие многообразия целей, которые перед собой ставили. Пришлось удержать в тылах для блокирования крепостей Эльбы корпуса Клейста, Кленау, Тауенцина и Беннигсена, участвовавшие в Лейпцигской битве. Бернадотт со шведами, пруссаками Бюлова и русскими Винцингероде, под предлогом противостояния маршалу Даву отклонился от главной цели, дабы отобрать у датчан Норвегию, что приводило в отчаяние австрийцев, покровительствовавших датчанам, и ставило под сомнение добросовестность Александра, которого обвиняли в том, что он скрытно поощряет Бернадотта, порицая его публично. С трудом добились от шведского принца отправки для содействия восстановлению Оранского дома хотя бы одного подразделения. Так, на Рейне находились только армия князя Шварценберга, расквартированная от Франкфурта до Базеля, и армия маршала Блюхера, расквартированная от Франкфурта до Кобленца. После понесенных в кампании потерь численность обеих армий оценивалась в 220–230 тысяч солдат. Переход через Рейн с подобными силами на глазах Наполеона был дерзким предприятием;

но, согласно донесениям разведки, Наполеон располагал максимум 80 тысячами человек, а потому уже нельзя было счесть неосторожностью наступление силами 220 тысяч. Решимость союзников значительно укрепилась бы, если бы они знали, что для противостояния внезапному вторжению у Наполеона осталось не более 60 тысяч человек.

У каждого из членов коалиции имелся собственный план вторжения во Францию: у пруссаков и русских один, у австрийцев – другой. И каждым владело, как обычно бывает на войне, желание привлечь к исполнению своего плана наибольшую часть сил. Пруссаки хотели объединить на своей стороне 180 тысяч человек и перейти через Рейн между Кобленцем и Майнцем, в то время как другой корпус перейдет через него между Майнцем и Страсбургом; смело выдвинуться вперед между крепостями, прикрывавшими эту часть Франции, такими как Кобленц, Майнц, Ландау и Страсбург на первой линии и Мезьер, Монмеди, Люксембург, Тьонвиль и Мец на второй; внезапно захватить их, если французы оставили в них только небольшие гарнизоны, или, наоборот, если ради их усиления ослабили действующую армию, то воспользоваться ее ослаблением и наброситься на нее, сокрушить и отбросить на Париж, игнорируя крепости, которые еще успеют осадить позднее корпуса, подошедшие с Эльбы. Прусский генштаб считал такую манеру ведения войны методичной и смелой одновременно, ибо в одном случае можно было захватить крепости и создать опорные пункты движения, а в другом – за несколько дней дойти, может быть, до Парижа.

У австрийцев был другой план, гораздо более благоразумный, по крайней мере если судить по результату. Они считали неосмотрительным углубляться в лабиринт крепостей между Страсбургом и Кобленцем, Мецем и Мезьером и предлагали радикально отличную систему операций. Слабая сторона Франции, по их мнению, находилась не на северо-востоке от Страсбурга до Кобленца и от Меца до Мезьера, где ее защищали многочисленные фортификации, а на востоке, у Юрских гор, где Франция никогда не думала возводить оборонительные укрепления, полагаясь на швейцарский нейтралитет. И поэтому следовало передвинуться в Базель; перейти через незамерзающий в этом месте Рейн; пересечь Швейцарию, во весь голос взывавшую об освобождении, и зайти во Францию с тыла. Такой план мог доставить массу преимуществ: отделить Францию от Италии, лишить помощи, которую она может получить от принца Евгения, и в то