Место для нас - Хэрриет Эванс

И Дэвид улегся на траву, только-только начавшую пробиваться на опушке темного леса. Трава оказалась сырой и прохладной, и это было прекрасно. Дэвид лежал на спине и жевал сорванный по пути колосок пшеницы. Лежал и просто смотрел в небо.

Когда он встал и продолжил путь, встретившийся ему холм оказался крутым, и идти стало трудно. Чем дальше, тем сильнее Дэвид жалел, что у него нет шляпы. И все же со временем его ходьба приобрела четкий ритм. Ноги у него были сильные, сердце билось легко и ровно. Через некоторое время он обнаружил в рюкзаке два яблока, заботливо подсунутые хозяйкой паба, и с благодарной улыбкой одно из них съел. Примерно через полчаса подъема на холм он достиг его высшей точки. Отсюда гряда холмов шла к северу. И тут Дэвид увидел темную, тенистую подъездную дорогу, обрамленную старыми дубами, а еще – скамейку, на спинке которой красовалась надпись: «Отдохни, усталый путник».

Тяжело дыша, Дэвид уселся на скамейку и, глядя по сторонам, съел второе яблоко. Неподвижные пышные деревья с тяжелыми ветвями. Извилистая тропинка, спускающаяся к речке. Дома, разбросанные тут и там в плюшевой низине. Над трубами некоторых из них поднимался белый дымок, а над головой быстро сновали ласточки, они взмывали ввысь и пикировали внутрь живых изгородей. Наплывал аромат цветущего шиповника и запах дровяного дыма.

Доев яблоко, Дэвид зашагал по подъездной дороге, готовый, если понадобится, пуститься наутек. За месяцы странствий по полуразрушенной столице он приобрел быстроту реакций и научился быстро бегать, да и чувство опасности у него обострилось.

На краю последнего витка подъездной дороги стоял дом. Тихий, приткнувшийся к склону холма. На первом этаже – стены цвета коричневого ириса и витражные окна, а на втором – высоченные, остроконечные дощатые мансарды и крыша, поросшая мхом. По золотистому фасаду карабкались вверх лиловые цветы. Стекла сверкали в лучах закатного солнца. Множество розовых, красных и желтых цветов (их названий Дэвид не знал) свисало по обе стороны дома с карнизов. По правую сторону зеленели овощные грядки. Чувствуя себя Кроликом Питером[121], Дэвид понял, что умрет, если не отведает хотя бы несколько листочков салата, торчавших из прохладной черной земли. Из дома доносились смех и крики.

Дэвид сам не знал, почему и зачем он пошел к парадной двери. Приподнял дверной молоток в форме большущей совы, улыбнулся и постучал в дверь. Громко.

На стук вышла женщина, седые волосы которой были собраны в аккуратный пучок. На ней была блузка, расшитая кружевами, а на голове – поношенная соломенная шляпа. Она очень прямо держала спину. Женщина вопросительно посмотрела на Дэвида.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она, глядя на гостя большими глазами цвета лесного ореха, с голубыми и карими искорками.

– Мэм, прошу прощения за беспокойство, – проговорил Дэвид. – Я весь день провел в пути и очень хочу пить. Можно попросить у вас воды?

Женщина распахнула дверь.

– Конечно. Этот холм кого угодно утомит, мне ли не знать… Меня зовут Вайолет Герон. – Она протянула руку, и Дэвид немного удивленно пожал ее. – Пожалуйста, входите.

Следом за ней Дэвид вошел в прихожую. Неподалеку кто-то радостно вскрикнул. Дэвид посмотрел влево и увидел двух детей, весело барахтающихся на полу, – девочку в платье с порванным фартуком и мальчишку, у которого шорты были в пятнах чего-то черного, вроде смолы или креозота.

– Это Эм пришла? – прокричал кто-то из детей. – Где она? Сказала же, что придет и поиграет с нами!

– Не обращайте внимания на моих невоспитанных внуков. Прошу прощения, – извинилась дама, хотя было видно, что поведение невоспитанных внуков ее нисколько не смущает.

– А где Эм, бабушка, ты знаешь? – спросила девочка.

– Наверху, читает. Сказала, что скоро спустится. Не надо так громко кричать. – Она повернулась к Дэвиду. – Нас приехала навестить девушка из Лондона, она жила здесь во время эвакуации.

Вайолет открыла дверь, ведущую в кухню. У стола стояла краснолицая женщина и что-то месила руками в коричневой керамической миске.

– Доркас, – сказала миссис Герон, – молодой человек просит воды.

Доркас вывалила на мраморную крышку стола гору блестящего эластичного теста и прижала к нему ладони. Затем смерила Дэвида оценивающим взглядом.

– Глянуть на него, так сдается мне, ему воды маловато будет. Хочешь рагу с хлебом?

Дэвид растерянно кивнул и посмотрел в окно, откуда открывался вид на долину. Ни разу в жизни ему не доводилось бывать в таком красивом месте.

– Говорят, что в ясные ночи, когда на Бат падали бомбы, можно было слышать звон колоколов Уэлского собора[122]. – Миссис Герон пожала плечами. – Верится с трудом, но думать об этом почему-то приятно. – Она на миг задержала взгляд на Дэвиде. – Доркас, будь добра, принеси поднос с едой на террасу… Пойдемте.

Когда она открыла дверь, в глаза хлынул свет закатного солнца, и Вайолет надела шляпку. Она указала на каменную террасу, ниже которой раскинулся сад, плавно переходящий в лес.

– Садитесь.

Дэвид сел. Солнце прогревало до костей, и на него снизошло невероятное чувство радости и покоя. Время будто остановилось. Из всех звуков осталось только жужжание пчел, птичьи трели в лесу да время от времени – эхо детских голосов из дома. Все это было словно во сне. Дэвид до сих пор не мог понять, как он здесь оказался, почему ноги понесли его по этой дороге.

– Их отец пропал без вести в битве при Монте-Кассино[123], – неожиданно сказала миссис Герон. – Они все еще верят, что он вернется.

Дэвид сел прямее.

– Мне искренне жаль. А где… где их мать?

Миссис Герон устремила взгляд вдаль, на долину.

– Погибла в Лондоне, – тихо сказала она. – Во время одной из бомбежек.

Дэвиду хотелось сказать: «Моя мама тоже погибла», но язык не повернулся. Вышла Доркас с подносом, на котором лежал хлеб и стояли тарелка с остывшим рагу и стакан с водой. Рагу оказалось жидковатым и больше напоминало похлебку – с мясом в стране еще были трудности, – но ничего более вкусного Дэвид никогда не ел. Ему уже казалось, что он ушел из Лондона несколько месяцев назад. С каждым шагом от станции он словно бы уходил все дальше от войны, от угроз отца, от плача сестры, от предсмертных криков матери.

Миссис Герон села рядом с ним и сложила руки на коленях, а когда Дэвид доел рагу, она спросила: