Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

латников, что были предназначены для атаки; они тотчас примчались к ней, ведомые маршалом де Рецем. Тогда Жанна приказала принести фашины, бревна и все, что могло найтись пригодного для того, чтобы проложить надежную дорогу через эту воду и эту грязь, а сама, приблизившись к краю рва, дабы измерить его глубину древком своего знамени, громко закричала: «Добрые парижане, сдавайтесь! Сдавайтесь во имя Иисуса! Ибо, если вы не сдадитесь до наступления ночи, мы силой вступим в город и вы все, без жалости и пощады, будете преданы смерти». Однако в этот самый миг в нее прицелился один из арбалетчиков и его вра­щающаяся в полете стрела с оперением попала девушке в бедро.

Жанна упала, ибо рана была серьезной, и, поскольку ее сочли убитой, все бросились бежать. Тогда она вру­чила свое знамя первому же оказавшемуся рядом с ней солдату, приказав ему подняться по откосу рва до самого верха и размахивать знаменем изо всех сил, чтобы было видно, что она только ранена. Солдат исполнил все, что ему было приказано, но, в то время как он размахивал знаменем и кричал: «На штурм! На штурм!», в ногу ему вонзилась стрела; тогда он наклонился, чтобы выдернуть из раны железный наконечник, и, желая получше рас­смотреть поврежденное место, приподнял забрало своего шлема; в тот же миг вторая стрела вонзилась ему в лицо, и он упал замертво.

В эту минуту появился сир де Долон: он увидел, что Жанна лежит на откосе рва, а земля вокруг нее утыкана стрелами, которыми враги хотели поразить девушку. Он хотел взять ее на руки и унести с места сражения, но Жанна, тем тоном, каким она умела говорить, желая, чтобы ей повиновались, приказала ему ничего с ней не делать, а напротив, поднять ее знамя и вновь собрать французов. И тогда сир де Долон, к которому присоеди­нился маршал де Рец, призвал солдат столь громко и властно, что все тотчас примчались к ним. Тем временем Жанна вырвала стрелу с оперением из раны, но, испы­тывая ужасные страдания, осталась лежать на том же месте, по-прежнему приказывая заваливать ров. Вооду­шевленные таким героизмом женщины, все принялись за работу. Но, как мы уже говорили, эта задача была почти невыполнима, настолько глубокой была вода. Целый день в ров бросали фашины, но завалить его так и не смогли; и хотя после ее ранения прошло уже более пяти часов, а полученная ею рана так и не была перевязана, Жанна все еще призывала идти в атаку и не желала пре­кращать штурм, как вдруг пришел приказ короля отсту­пать в Сен-Дени. Сколь ни категоричен был этот приказ, Жанна не желала ему подчиниться, уверяя, что если про­явить упорство и продолжить штурм, то не пройдет и двух часов, как Париж будет взят; герцог Алансонский дважды посылал за ней, а она все не соглашалась отсту­пить; наконец, поскольку герцог сильно любил ее, он пришел за ней сам. Лишь тогда Жанна согласилась уйти и, поднявшись на ноги, покинула, наконец, ров, прояв­ляя при этом такое небывалое мужество, что, несмотря на полученное ею ужасное ранение, едва было заметно, что она хромает.

Отступление французов было потревожено всего лишь несколькими пушечными залпами, но осажденные этим и ограничились, страшась попасть в засаду. Это позво­лило осаждающим забрать своих убитых, которых было немало; но, поскольку уже не было времени для того, чтобы рыть им могилы, их сложили в риге фермы монахов-тринитариев и сожгли.

В течение ночи французы добрались до Сен-Дени, где и остановились. Там королю доложили обо всем проис­шедшем, а герцог Алансонский и маршал де Рец расска­зали ему, как Жанна прилагала все усилия к тому, чтобы погибнуть.

И тогда король отправился навестить ее в доме, где она лежала, охваченная сильным жаром, и стал укорять ее за то, что она поддалась унынию. При виде короля Жанна расплакалась и призналась ему, что для нее лучше быть убитой, чем попасть в руки англичан, о чем ее предупреждали голоса и что непременно произойдет, если она не вернется в свою деревню. Король, желая ободрить девушку, сказал ей, что прежде всего она должна вылечиться, а потом он предоставит ей свободу делать все, что она пожелает. В тот же вечер она собрала трофей из своих доспехов и посвятила его святому Дионисию; когда же несколько дней спустя, благодаря ее молодости и крепкому организму, рана у нее закрылась, она зака­зала мессу в королевской базилике и, распростершись перед алтарем святого мученика, возблагодарила Господа, Богоматерь и святых за оказанные ей милости, а затем сама повесила свои доспехи на колонну, ближайшую к раке, в которой хранились мощи святого апостола. По окончании этого благочестивого обряда она отправилась к королю, чтобы просить его исполнить данное им обе­щание и отпустить ее.

Однако за это время Карлу разъяснили, какую ошибку он совершит, если сейчас, когда исход борьбы еще не­ясен, позволит уйти той, которую все вокруг, от первого капитана и до последнего солдата, считают своим добрым ангелом; и потому король ответил Жанне, что он обещал отпустить ее лишь для того, чтобы ободрить ее, и теперь, когда она выздоровела, он, напротив, умоляет ее не ухо­дить, и при этом ссылался на самых опытных своих советников, говоривших ему, что если она уйдет, то все будет потеряно. Жанна хотела было настаивать на своем, но, стоило ей произнести первые слова, как она, зная характер короля, поняла, что настояния ее бесполезны и он уже принял решение не отпускать ее. И тогда бедное дитя смирилось. Поскольку король предложил ей новые доспехи и новое оружие, девушка согласилась взять все это, за исключением меча, сказав, что, как и в прошлый раз, она при первой же возможности добудет его себе у англичан, что впоследствии и было сделано.

С этого времени, желая придать Жанне еще больший вес, король увеличил ее свиту, которая после этого под­нялась до уровня свиты его главных военачальников; он выдал ей дворянскую грамоту, обещанную ранее, разре­шил ей вызвать к себе второго брата, подарил ей двена­дцать заводных лошадей и предоставил в ее распоряже­ние отдельную денежную сумму для оплаты небольшого военного отряда, которым с этого часа она должна была командовать лично; однако все эти милости не могли отвлечь Жанну от печальной мысли о том, что вскоре ей предстоит попасть в руки англичан: она смирилась, но отнюдь не утешилась.

Королевский совет решил, что король отступит на другой берег Луары, и это решение было выполнено; Карл возвратился в Жьен, следуя по дороге через