Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

Лоре, недавно захвачен­ного врагом; на это ей ответили, что такой обмен стал невозможным, ибо сеньор де Лоре скончался в плену. Получив в этом заверения, девушка передала Франке бальи и сказала: «Делайте с ним то, что решит суд». Судебный процесс продлился две недели, и Франке, при­знавшемуся во всех своих преступлениях, отрубили голову.

Тем временем в Париже вспыхнул новый заговор; подавленный, как и первый, он, тем не менее, произвел на всех сильное впечатление, ибо чуть было не удался. Один из находившихся в Бастилии военнопленных, кото­рый заплатил свой выкуп и, будучи уже почти освобож­денным, свободно разгуливал по крепости, как-то раз обнаружил во дворе задремавшего на скамье тюремщика; он осторожно подкрался к нему и, похитив висевшую у него на поясе связку ключей, открыл камеры трех своих товарищей, после чего все четверо, вооружившись ножами и палками, напали на стражников, убив несколь­ких из них прежде, чем те успели опомниться, так что восставшие, вполне возможно, стали бы хозяевами Бастилии, как вдруг сир де л’Иль-Адан, губернатор Парижа, который в это время производил поверку постов, примчался на крики тех, кого убивали, и, верхом на коне и с секирой в руке въехав во двор, раскроил голову пред­водителю заговорщиков; другие были схвачены и, под­вергнутые пытке, признались, что хотели захватить кре­пость, чтобы передать ее сторонникам короля; приговоренные к смерти, заговорщики были обезглав­лены или брошены в реку.

Эта новость дошла до Жанны, когда та находилась в Ланьи, и девушка уже было решила идти на Париж, чтобы воспользоваться теми добрыми настроениями, какие, как она полагала, должны были вот-вот про-

явиться, как вдруг ей стала известна куда более важная новость: герцог Бургундский, в большей степени, чем когда-либо прежде, сделавшийся англичанином, прибыл с сильным войском и осадил Компьень, где комендан­том, как мы уже говорили, был сир де Флави.

И тогда Жанна решила сделать самое неотложное: она послала туда вперед себя Жака де Шабанна, Реньо де Фонтена и Сентрайля, велев им передать коменданту, чтобы гарнизон держался стойко и что она скоро при­будет. И в самом деле, отдав последние приказания, она на один день остановилась в Крепи, чтобы помолиться там, а затем, когда спустилась ночь, отправилась в Ком­пьень, куда благодаря темноте ей удалось беспрепят­ственно проникнуть, хотя город был окружен почти со всех сторон, а Жан Люксембургский, сир де Нуайель, сэр Джон Монтгомери и сам герцог охраняли главные под­ходы к крепости.

Утром Жанна отправилась в церковь святого Иакова, чтобы прослушать там мессу, как она это делала всякий раз, оказавшись в каком-либо городе. Как только стало известно, что она находится там, церковь тотчас запол­нилась людьми, особенно женщинами и детьми. Жанна стояла, опершись о колонну, опускаясь на колени в поло­женных местах службы, с благоговением молясь и все время плача. Пока длилась месса, люди лишь смотрели на Жанну, не отвлекая ее от молитвы, но, как только служба закончилась, толпа устремилась к девушке, умо­ляя разрешить поцеловать маленькое золотое колечко, которое она носила на пальце и на котором были выгра­вированы три креста и имя Иисуса; Жанна протянула свои руки этим добрым людям и, когда один из тех, кто стоял перед ней на коленях, спросил ее, почему она с такой печалью смотрит на них, ответила: «Увы! Мои добрые друзья и мои дорогие дети, я скажу вам с полной уверенностью: есть человек, который продал меня, мне изменили, и скоро я буду предана смерти. Так что моли­тесь за меня Богу, умоляю вас, ибо уже скоро я не смогу больше служить ни моему королю, ни славному Фран­цузскому королевству!» И тогда весь народ, услышав эти слова, принялся плакать и рыдать, умоляя ее назвать предателя, если он ей известен, и уверяя, что с ним тот­час расправятся. Но Жанна лишь печально покачала головой и, выйдя из церкви, возвратилась к себе, сопро­вождаемая толпой, которая еще долго оставалась стоять перед дверью ее дома, надеясь снова увидеть девушку.

Весь день Жанна провела в молитвах. Как Иисус на горе Елеонской, она, несомненно, испила из той чаши, которую ей принес некий ангел. Затем, поскольку еще накануне она приказала сопровождавшему ее отряду быть готовым к вылазке, в назначенное время, около четырех часов пополудни, к ней явился один из ее капитанов, Потон Ле Бургиньон, и доложил, что все латники готовы выступить и ждут только ее.

Жанна была одета как обычно, то есть на ней были мужские доспехи, поверх которых был наброшен корот­кий плащ из красного бархата, расшитый золотом и сере­бром; вооружена она была небольшой секирой и креп­ким мечом, отобранным ею в Ланьи у одного бургундца, ибо, как известно, с тех пор как у нее сломался меч из Фьербуа, она не желала пользоваться никаким иным мечом, кроме того, что был захвачен ею у врага. Она села на коня, взяла свое знамя из рук оруженосца, затем, перекрестившись пару раз и призвав тех, кто наблюдал за ее отъездом, молиться за нее, скомандовала Потону: «Вперед!» и, пустив коня рысью, направилась к воротам, у которых ее ждал отряд, находившийся под ее командо­ванием. В ту же минуту ворота распахнулись, и Жанна, которую сопровождали примерно пятьсот или шестьсот латников, стремительно выехала на равнину и бросилась в расположение частей сира де Нуайеля в то самое время, когда там вместе с несколькими своими конниками ока­зался Жан Люксембургский, приехавший туда осмотреть город вблизи.

Никто не мог предвидеть этой вылазки, так что вна­чале она произвела ужасающее действие: все воины сира де Нуайеля, захваченные врасплох, были безоружны, и лишь Жан Люксембургский и сопровождавшие его кон­ники попытались оказать сопротивление, в то время как отправленный ими гонец во весь опор помчался в рас­положение своей части, чтобы попросить там помощи. Тем временем французы рубили вовсю, опрокидывая на землю всех, кто сопротивлялся, и пробиваясь к палатке сэра Джона Монтгомери. И тогда все осаждающие поспешно вскочили на ноги, ибо крик: «Дева! Дева!» раз­носился с одного конца лагеря в другой, и вскоре огром­ные толпы солдат, в десять раз превосходившие по чис­ленности небольшой отряд Жанны, обрушились на него и заставили его отступить. Дева руководила отступле­нием так же, как она вела воинов в атаку, идя последней теперь, как первой тогда, и поворачивала назад каждый раз, когде ее слишком теснили, и каждый раз, поворачи­вая назал, она видела, как отступает перед ее знаменем вся эта толпа врагов. Но, добравшись до заставы земля­ного вала, она не смогла помешать возникшему в ее отряде беспорядку: каждый старался пройти первым, и там началась толчея.