Сердце королевы - Кристина Кашор

– Я что-то не чувствую особенной силы, – призналась она.

«Погоди, – сказала Файер, все так же стоя рядом с нею на коленях посреди библиотеки. – Будь терпеливей».

Она сидела у себя в спальне, истерзанная рыданиями и скорбью. Она была напугана и уверена, что не справится с тем, что ждет впереди. Она стыдилась своих ошибок. Она была совсем маленькой, и ей надоело, что ее бросают. Она гневалась на людей, которые всё уходили, уходили и уходили. Тосковала по человеку на мосту, который сначала предал, а потом покинул ее, и по юноше на том же мосту, который – она отчего-то это знала – будет следующим, кто ее покинет.

Потом что-то в комнате начало меняться. Сами чувства не изменились, но Биттерблу словно заключила их в себе. Она была больше чем чувства, она держала чувства в объятиях, ласково нашептывала им слова утешения. Она была самой спальней. Комната дышала, золото стен светилось жизнью, алые и золотые звезды на потолке были настоящими. Она была больше, чем комната; она была коридором, гостиной и комнатой Хильды. Хильда сидела у себя, усталая, обеспокоенная; пальцы, державшие вязанье, крутил ревматизм, и Биттерблу обняла, утешила и ее тоже, облегчила боль в руках. И продолжила расти. Она была коридорами, что шли вокруг покоев, и обнимала лионидских стражников, охраняющих ее дверь. Она была кабинетами и башней, она заключила в объятия всех слуг, всех, кто был сломлен, напуган и одинок. Она была нижними этажами, и маленькими двориками, и главным двором, и библиотекой, где собралось столько ее друзей, где очутились люди из совсем других краев. Узнать, что на свете существует еще одна страна, – это же изумительно! И люди, явившиеся оттуда, сидели у нее в библиотеке, и Биттерблу была так велика, что сумела вместить в себя это изумление до конца. И среди прочих обнять и своих друзей, ощутить всю сложность того, что они чувствуют друг к другу – Катса и По, Катса и Гиддон, Раффин и Банн, Гиддон и По. Всю сложность ее собственных чувств. Она была главным двором, где шумела вода и на стекла падал снег. Она была галереей искусств, где пряталась Хава и где творения Белламью стояли памятником чему-то, что оказалось сильнее жестокости ее отца. Она была кухней, в которой с неумолчным гулом кипела работа, и конюшнями, где зимнее солнце полировало дерево, а кони фыркали, откидывая гривы с глаз, и залами, где упражнялись в боевом мастерстве взмокшие воины, и оружейной, и кузницей, и двором ремесленников, где трудились мастера, – и всех этих людей она держала в объятиях. Она была землей, стенами и мостами, где прятался Сапфир и где Тиэль разбил ей сердце.

Она увидела себя на снегу посреди моста – крохотную, плачущую, сломленную. Она чувствовала всех до единого в замке и в городе. И каждого из них она могла обнять, каждого утешить. Она была огромной и мудрой; она искрилась от любви. Она потянулась к крошечной фигурке на мосту и заключила в объятия ее разбитое сердце.

В мире, где так не хватало четкости и ясности, поистине успокаивало составление списка задач, требующих выполнения. Как и последующий выбор: кому какую задачу можно доверить. Она радовалась, когда знакомилась с кем-то, и наконец понимала, почему Хильда, Тедди или Гиддон рекомендовали именно этого человека. Отрадно было обсудить с ним задачу и, уходя, чувствовать, что ее выполнение не окажется в числе пяти самых безнадежных начинаний на свете. Они чисто технически не могли все попасть в это число, ибо задач было гораздо больше пяти.

Хава удивила Биттерблу парой-тройкой на редкость уместных рекомендаций. Начальницей над темницами, к примеру, назначили женщину, которую Хава видела за работой в серебряных доках, – монсийскую Одаренную по имени Голди. Та выросла на лионидском корабле и управляла впоследствии флотской тюрьмой в Рорионе. Вернувшись в Монси после смерти Лека, она обнаружила, что в монсийскую стражу женщин не берут – вообще ни на какие посты, не говоря уже о командовании тюрьмами. Даром Голди было не что иное, как пение.

– Моя начальница темниц – певчая птица, – бормотала Биттерблу себе под нос, сидя за столом. – Нелепость какая-то.

Но то, что в монсийскую стражу не брали женщин, казалось ей не менее нелепым. Пришлось смириться с первым, чтобы изменить второе. И перемена была в самом деле захватывающая. Здесь ее советчиками стали деллийцы, ибо в их войске женщины служили уже несколько десятилетий.

– Теперь, когда ты сделала деллийцев союзниками, Биттерблу, я чуточку меньше волнуюсь из-за всей этой заварухи с Истиллом, – сказал По, лежавший у Биттерблу на диване. – По крайней мере, в том, что касается угрозы нападения. У них нешуточная военная мощь. Если возникнут проблемы, они тебя поддержат.

– Выходит, ты отказался от мысли, что на меня могут напасть в любой момент?

– Нет, – ответил он. – Существование Совета ставит тебя под угрозу.

– Я – королева, По, – возразила Биттерблу. – Я никогда не буду в безопасности. К тому же Деллы не желают вмешиваться в наши распри.

– Раньше Деллы притворялись, что их не существует. Теперь они ведут себя как соседи. И ты очаровала даму, что читает мысли, а это дело нелегкое.

– Не может это быть так уж сложно, если Катса умудрилась очаровать тебя.

– Ты что, не считаешь меня очаровательной? – спросила Катса с пола, где лениво сидела, опираясь спиной о диван. – Подвинься, – сказала она По, пихая его ноги.

– Эй! – возмутился он. – Неужели так сложно попросить по-хорошему?

– Я тебя уже не меньше десяти секунд по-хорошему прошу, а ты меня игнорируешь. Подвинься. Я хочу сесть.

По демонстративно заерзал, а потом вдруг шлепнулся с дивана и придавил ее.

– Ну, как обычно, – буркнула Биттерблу, когда они принялись бороться на ковре.

– Файер – невестка короля и мачеха командующей деллийскими войсками, Биттерблу, – крикнул По. Катса вжала его лицом в ковер. – Ее дружба очень ценна!

– Я все слышу, – заметила Биттерблу. – Незачем так орать.

– Я ору, потому что мне больно! – раздалось откуда-то из-под дивана.

– Как-то не идет у меня письмо, – рассеянно призналась Биттерблу. – Что можно написать пожилому королю чужой страны, когда у тебя в королевстве все вверх дном и ты только-только узнала, что он существует?

– Скажи ему, что надеешься приехать с визитом! – проорал По, который сумел непонятным образом одержать верх и теперь восседал на Катсе, пытаясь прижать ее плечи к земле.

Биттерблу вздохнула:

– Пожалуй, стоит спросить у него совета. Катса, ты с ним встречалась. Каков он тебе показался?

Теперь уже Катса безмятежно сидела на животе побежденного противника.

– Хорош собою, – ответила она.

По застонал.

– Настолько хорош, чтобы сделать из него отбивную или только с лестницы спустить?