Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

– Но в любом случае, – проговорил Эмилио, решив предоставить ей победу, – какого черта ты вдруг живая, когда я прочел по тебе кадеш!

– Что ж, очень жаль, но получается, что ты потрудился напрасно…

– Все равно она не имеет силы без миньяна[65], – решительным тоном проговорил он.

– Миньяна… только не говори мне, что ты владеешь теперь и арамейским! И сколько же теперь у тебя языков?

– Примерно семнадцать, кажется. Я получил кое-какое представление об эускаре и научился грубить африканцам.

Затрещали не слишком сильные статические разряды. Во всяком случае, настолько сильные для того, чтобы прогнать безумное ощущение обыкновенного телефонного разговора двух друзей.

– Но арамейского среди них, увы, нет. Я запомнил молитву.

– Жулик! – проговорила она с тем знакомым хрипловатым смешком, в котором теперь не было слез.

Зажмурив глаза, Эмилио постарался не поблагодарить Бога за то, что смех ее не изменился.

– Итак, благородный идальго, – говорила она, – вы явились на эту планету для того, чтобы спасти меня?

– Конечно же нет, – вознегодовал он, удивленный тем, каким благополучным, каким веселым кажется ее голос. – Просто заглянул на кофеек. Но почему? Разве тебя надо спасать?

– Не надо, я абсолютно уверена в этом. Но от кофе не отказалась бы, – призналась София. – Давно даже не нюхала.

– Что ж, у нас его много, но, боюсь, без кофеина.

Ответом стало полное ужаса молчание.

– Прости, – сказал он печальным тоном. – Со мной не проконсультировались при составлении погрузочной ведомости. – Молчание в трубке приобрело несомненно возмущенные нотки. –  Ошибка имела клерикальные корни, – сообщил он ей с неподдельным расстройством. – Мне действительно очень жаль. Прикажу всех казнить, а головы выставим на острых кольях…

Она усмехнулась:

– Oх, Сандос, кажется, я всю жизнь любила тебя.

– Нет, не любила, – ворчливо отозвался он. – Ты возненавидела меня с первого взгляда.

– В самом деле? Что ж, я была дурой. Надеюсь, ты пошутил насчет кофе без кофеина, а? – спросила она с опаской.

– Разве я способен шутить на подобную тему?

– Только зная, что я клюну на розыгрыш. – Помолчав недолго, она заговорила уже с тем спокойным достоинством, которое всегда восхищало в ней Эмилио: – Я рада, что дожила до этого дня и могу снова говорить с тобой. Здесь все переменилось. Руна теперь свободны. Ты был прав, Сандос. Ты был прав во всем. Бог назначил нам прийти сюда.

За спиной его зашевелились, послышались голоса, он ощутил, как Джон стиснул его плечи и свирепым тоном прошептал:

– Ты слышал это, пустая голова? Ты слышал это?

Однако в его собственных глазах все расплылось, он понял, что едва способен вздохнуть, и потерял нить разговора до тех пор, пока снова не услышал свое имя.

– A как Исаак? – спросил он.

Молчание было настолько внезапным и таким продолжительным, что, изогнувшись в кресле, Эмилио вопросительно посмотрел на Франса.

– Соединение не прервано, – проинформировал его Вандерхельст.

– София? – произнес он. – В последний раз мы слышали о нем, когда Исаак был еще очень мал. И я не хотел…

– Он ушел от меня уже давно. Исаак был… Он ушел, чтобы жить самостоятельно много лет назад. Хэ’энала последовала за ним, и мы надеялись… Однако ни он, ни она не вернулись. Мы неоднократно пытались найти их, однако война затянулась настолько…

– Война? – переспросил Дэнни, но Сандос уже говорил:

– Все в порядке. Все в порядке, София. Что бы ни случилось…

– Никто не ожидал, что она продлится так долго! Хэ’энала – это… Ох, Сандос, тут все так переплетено. Когда вы собираетесь сесть? Я все тебе расскажу, когда ты доберешься до Галатны…

Слово это стало для него ударом под дых.

– До Галатны? – переспросил Сандос едва слышно.

– Сандос, ты здесь? O боже, – произнесла она, осознав его реакцию. – Я… Я знаю, что происходило здесь с тобой. Но теперь все по-другому! Хлавина Китхери нет в живых. Они оба… Китхери погиб годы назад… – проговорила она слабеющим голосом. Но потом уже твердым тоном произнесла: – Дворец теперь стал музеем. И я живу при нем – как один из исторических экспонатов!

София умолкла, Эмилио попытался подумать, но мысли не шли в голову.

– Сандос? – услышал он ее голос. – Не бойся. Ни одного джанада к югу от гор Гарну теперь нет. Мы-и-ты-тоже здесь в безопасности. Честно. Сандос, ты здесь?

– Да, – ответил он, беря себя в руки. – Я здесь.

– Когда вы собираетесь садиться? И сколько вас?

Подняв брови, он повернулся к Карло и спросил:

– Наверное, через неделю?

Карло кивнул.

– Через неделю, София. – Он кашлянул, попытался вложить в голос больше силы. – Нас восьмеро, но пилот корабля останется на борту. Кроме него четверо иезуитов, двое бизнесменов. И я.

Она пропустила намек мимо ушей.

– Вам придется садиться к юго-востоку от Инброкар-города, за садами. Ты уже видел их? Мы зовем эти сады – в честь Марка – робишо! Проводим конкурсы на самый красивый и продуктивный участок, без призов, конечно, чтобы никто не ощутил себя порай. Я пришлю за вами эскорт. Здесь безопасно, однако я теперь не слишком хорошо стою на ногах, а найти дорогу через садовые лабиринты может только рунаo… И послушай меня! Я слишком долго прожила среди руна! Сипаж, Миило! Неужели эта всегда так долго болтала? – спросила она со смехом. Она помолчала, передохнула и неторопливо произнесла: – Эмилио, не жди, что увидишь меня такой, как я была. Теперь я старуха. От меня остались одни руины…

– Как и от всех нас, – проговорил он, приходя в себя. – И если ты руина, – проговорил он негромко, – то руина великолепная, Мендес, нечто вроде Парфенона! Существенно лишь что, что ты жива, благополучна и тебе ничто не грозит.

Сандос понял, что не лукавит с собой. В тот момент для него не существовало ничего более важного.

Глава 33

Ракхат

Октябрь 2078 года по земному летоисчислению

Разговор не закончился: последовало обсуждение торговых вопросов с мягким итальянским голосом, дискуссия относительно координат и маршрута полета с пилотом. Обговорено было место посадки возле реки Пон, а также решение связываться для разрешения вопросов и подтверждения, внесения поправок и уточнений. Наконец неловкое прощание с Сандосом, a потом… она снова оказалась на Ракхате, сама с собой, в тихой комнате, укрывшей ее со всеми воспоминаниями, вдали от шума и разговоров.

Зеркал во Дворце Галатны теперь не водилось. Не имея напоминания о том, что увидит Сандос, София Мендес могла какое-то время представлять себя тридцатипятилетней, с прямой спиной, быстрым умом, ясными глазами и полной надежды. Осталась разве что надежда… Нет, все надежды исполнились.