Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

Следующий день прошел, как и ночь, в слезах и молит­вах; однако казалось, что в голове у Жанны зреет какой-то замысел. Напуганные этим, обе женщины несколько раз расспрашивали ее, но она в ответ говорила лишь одно: «Для меня лучше умереть, чем попасть в руки англи­чан».

Вечером девушка удалилась к себе в обычное время; и тогда, как и накануне, она заметила яркий свет, озари­вший ее комнату; она подняла голову и увидела своих святых: они выглядели опечаленными и чуть ли не рас­серженными; при виде их гнева Жанна опустила глаза.

— Жанна, — произнесли тогда голоса, — Господь, который видит самые глубины сердец, прочитал в твоем сердце преступные помыслы и повелевает тебе отказаться от них. Мученичество ведет на Небеса, а самоубийство — к вечному проклятию.

— О мои святые, мои святые! — вскричала Жанна, заламывая руки. — Для меня лучше умереть, чем быть выданной англичанам.

— Все будет так, как повелит Господь, — сказали голоса, — и не тебе распоряжаться своей судьбой.

— Ах, Боже мой! — рыдая, воскликнула Жанна. — Почему ты не оставил меня в бедности и безвестности в моей деревне?

На следующее утро, когда жена сира де Люксембурга, видя, что Жанна не спускается вниз, поднялась к ней в комнату, она обнаружила ее распростертой на каменном полу, холодной и бледной; всю ночь пленница провела в том положении, в каком ее оставили ее видения.

Госпожа де Люксембург стала настойчиво уговаривать Жанну спуститься и, как обычно, разделить с ними тра­пезу, но Жанна ответила, что ей нельзя есть, ибо она желает исповедоваться. Госпожа де Люксембург знала о глубочайшей набожности Жанны, а кроме того, ей было известно, какую могучую поддержку находят в вере несчастные души; так что она сошла вниз одна и послала за капелланом.

Около четырех часов пополудни Жанна, в свой черед, спустилась вниз; казалось, что ее признательность обеим женщинам, которые из ее тюремщиц превратились в ее подруг, стала еще больше; однако она покинула их задолго до того часа, когда обычно поднималась к себе.

Жена и сестра сира де Люксембурга были обеспокоены при виде этого бледного и холодного отчаяния Жанны, пришедшего на смену ее вчерашнему исступлению, и потому они засиделись допоздна вдвоем, беседуя о своей пленнице и о страхах, которые она им внушала. Впро­чем, все способствовало тому, чтобы увеличить у них ту безотчетную тревогу, какую в преддверии великих собы­тий нередко испытывают люди.

Стояло уже начало октября; небо было угрюмым и облачным, каким оно бывает в такое время года в север­ных областях Франции. Ветер бил в стены старых башен замка Боревуар, проникая в каминные трубы и протяж­ными стонами распространяясь по пустым комнатам и темным коридорам. Обе женщины находились одни в зале, располагавшемся прямо под комнатой Жанны, и прислушивались к этим таинственным и неизъяснимым ночным звукам, как вдруг им показалось, что в ту минуту, когда прозвонили полночь, раздался мучительный крик. Женщины вздрогнули и обратились в слух, но вслед за этим криком воцарилась глубокая тишина. Они решили, что им просто почудилось. Но вскоре, однако, до них донеслись стоны, раздававшиеся, как казалось, из рва, окружавшего замок. И тогда, полные смутного ужаса, женщины бросились к двери комнаты своей пленницы, но они тщетно звали ее и стучали: никто не отвечал. Подозревая, что только что произошло какое-то чрезвы­чайное событие, они приказали часовым выйти из замка и с факелами в руках совершить вокруг него обход. Подойдя под окна Жанны, ночной дозор обнаружил тело девушки; вначале часовые подумали, что перед ними уже труп, но вскоре догадались, что она всего лишь потеряла сознание. Ее тотчас перенесли в комнату самой г-жи де Люксембург, где, благодаря безоглядным заботам обеих женщин, она пришла в себя; как она и говорила, для нее было лучше умереть, чем быть выданной англичанам, и, несмотря на веление ее голосов, она прыгнула из окна четвертого этажа, надеясь убежать или погибнуть. Несо­мненно, Бог поддержал ее в этом падении, ибо она неиз­бежно должна была бы разбиться об откос рва, но, как мы уже говорили, ее нашли там всего лишь потерявшей сознание.

Придя в себя, Жанна, по всей видимости, чрезвычайно раскаивалась в том, что она сделала, но впечатление, которое это событие произвело на сира де Люксембурга, не могло быть сглажено этим раскаянием. Он опасался, что, совершив какую-нибудь другую подобную попытку, но с менее удачным исходом, Жанна убьет себя, и он потеряет из-за этого десять тысяч ливров, предложенных за ее выкуп. И потому он заявил английскому регенту, что готов передать пленницу в его распоряжение, но тре­бует при этом, что суд над ней не начинался ранее, чем будут уплачены обещанные деньги. Герцог Бедфорд пошел на все условия, какие сиру де Люксембургу было угодно выставить ему, настолько регент опасался, что в соперничество с ним вступит король Франции. Но гер­цог Бедфорд беспокоился напрасно. Казалось, король Франции совершенно забыл о существовании той, кото­рой он был обязан своей короной.

4 августа 1430 года регент созвал в Руане провинциаль­ные штаты Нормандии и потребовал от них единовре­менную подать в размере восьмидесяти тысяч ливров, что и было утверждено голосованием. Из этих восьмиде­сяти тысяч ливров десять тысяч предназначались для выкупа Девы; эта сумма была выплачена сиру де Люк­сембургу к 20 октября.

И тогда епископ Бове, проявляя расторопность, под­стегиваемую ненавистью англичан, стал созывать суд, которому предстояло судить Жанну. В ожидании начала суда Жанну перевезли из замка Боревуар в тюрьму Арраса, потом — в тюрьму Ле-Кротуа, а оттуда препро­водили в Руан, где в то время находился юный англий­ский король Генрих, бедный ребенок, которого намере­вались связать с готовившимся юридическим убийством, хотя он даже не догадывался о том преступлении, каким запятнали его невинность. По прибытии в Руан Жанну поместили в Толстую башню, где ее уже ожидала заранее выкованная железная клетка, запиравшаяся на два вися­чих замка и один коробчатый; в довершение всего ее удерживали в этой клетке цепями, которые с помощью своеобразного хомута опутывали ее ноги. Словно дикий зверь, девушка была выставлена там, подвергаясь оскор­блениям толпы. Солдаты осыпали ее бранью и кололи ее наконечниками своих копий, чтобы заставить ее встать, когда посмотреть на нее приходили какие-нибудь знат­ные особы. Даже самому сиру де Люксембургу, получи­вшему перед этим плату за ее кровь, достало жестокого любопытства прийти посмотреть на пленницу в послед­ний раз; его сопровождали граф Уорик и граф Стаффорд. «Жанна, — сказал он со смехом, — я пришел,