Незаметные истории, или Путешествие на блошиный рынок (Записки дилетантов) - Наталья Нарская

моды, который будет назван его именем, подобно Третьяковской галерее или Бахрушинскому музею. На этот амбициозный проект он работает неустанно и закупает действительно уникальные предметы и шедевры старины и моды. Сэкономить бюджет ему помогает прекрасное знание блошиных рынков всего мира, на которых он чувствует себя как рыба в воде. Он не скрывает секретов своего успеха на толкучке:

Можно добиться и 35 процентов скидки, особенно если расплачиваться наличными. Улыбка, знание языка, тщательный осмотр предмета вашего желания без выражения восторга на лице – все это будет вам в помощь на блошином рынке[584].

* * *

О посещении мюнхенских блошиных рынков Олегом Поповым (1930–2016) я узнал случайно от торговца на антикварном базаре. Эдик, родившийся в середине 1950-х годов под Свердловском в семье изгнанных с российской родины поволжских немцев, мгновенно узнал самого знаменитого советского клоуна, увидев его на большом международном антикварном рынке под Мюнхеном. Еще бы: Попова знали в СССР с 1960-х годов все от мала до велика. Он был частым гостем телевизионных программ. Билеты на цирковые представления с его участием были нарасхват. Он снимался камео во многих советских фильмах. Игрушкой, изображавшей заразительно улыбающегося клоуна с копной рыжих волос под широкой клетчатой кепкой верхом на большом разноцветном мяче, я ребенком играл в доме моих кузин под Горьким.

В год краха СССР, потеряв накопленные средства и поддержку со стороны руководства Московского цирка, Попов решился покинуть страну, не отказываясь от российского гражданства. За границей он продолжал работать в цирке Зарразани, с которым гастролировал по Баварии[585]. Шатер этого цирка ежегодно разбивался в Мюнхене напротив дома, в котором я жил в 2017–2019 годах, когда маэстро уже не было в живых.

В интервью за год до смерти Олег Попов с большим оптимизмом оглядывался на свою жизнь, включая четверть века вынужденной разлуки с родиной:

Когда-то я мечтал дожить до 80 и продолжать выходить на манеж. Эта мечта сбылась. Другая моя мечта – жить в лесу – тоже осуществилась. Я счастлив! Эглофштайн – деревушка под Нюрнбергом на 300 человек, чуть постарше Москвы. Кругом леса – потрясающе! В доме животные – пони, голуби, собачки, кролики… Есть своя маленькая цирковая арена, где я репетирую новые номера. Почти каждый месяц у нас с женой гастроли! Клянусь, никогда в жизни даже представить себе не мог, что более 20 лет из 84 проживу вдалеке от Родины, от своих любимых зрителей, от тех мест, где провел детство, где узнал первый успех…[586]

В Эглофштайне Попов построил напротив дома мастерскую, в которой сам изготавливал реквизит для своих выступлений. А материалы для этого он искал и находил на блошиных рынках, в том числе под Мюнхеном, где охотно останавливался поболтать с бывшим соотечественником Эдиком…

Тектонические толчки «советского века» подняли несколько волн миграции, раскидав русских по всему свету. Бывших соотечественников можно встретить повсюду. В том числе – на блошиных рынках, где они работают, общаются, ищут следы потерянной родины и укрываются от эмигрантских будней среди вещей из «доброго старого времени».

«Русская» береза на немецком блошином рынке

Одно из самых сильных впечатлений, которое шокирует моих соотечественников за пределами России (или бывшего СССР), – наличие там берез. Представление о том, что береза – «русское дерево» и за границей не растет, настолько популярно, так прочно укоренено в сознании россиян, что столкновение с растущей там березкой вызывает недоумение.

Это дерево в России – повсюду. В российской природе и русской культуре оно, кажется, существует вечно. Береза была важным строительным материалом и топливом в крестьянском быту, лекарственным растением, средством гигиены и орудием стимулирования в народной педагогике, участницей обрядов свадьбы, новоселья, церковных праздников. Береза присутствует в русской народной песне, в классической поэзии, в ландшафтной живописи XIX века, в советских производственных романах и картинах соцреализма. В СССР «Березкой» назывались знаменитый женский ансамбль народного танца и валютные магазины для иностранных туристов. В советском художественном фильме «Поэма о крыльях» Даниила Храбровского (1979) умирающий в эмиграции Сергей Рахманинов (Олег Ефремов) жалуется, что посаженная перед домом березка засохла. И зритель действительно видит высокую погибшую березу перед виллой в Беверли-Хиллз, символизирующую бесплодие и гибель великого русского композитора в изгнании[587]. Шансонье Михаил Гулько поет о «березке пленной», которая в Америке может произрастать только искусственно, и о том, что «жить на чужбине не сладко / И нету печальней судьбы, / Чем видеть березы в кадках, / Вдали от родной стороны»[588].

Поэтому так странно видеть березы, которые спокойно растут себе в Европе, особо заметные на севере. Еще большее недоумение у почитателей «русской березки» вызывает то обстоятельство, что береза является органичной частью европейской культуры и повседневности. Березовые стволы и ветки украшают, например, немецкие и австрийские магазины, кафе и рестораны. Береза играет в католическом праздновании Троицы не меньшую роль, чем в православном. В живописи Вильгельма Трюбнера, Генриха Фогелера и Макса Либермана береза встречается не реже, чем в пейзажах Исаака Левитана, Архипа Куинджи и Игоря Грабаря.

* * *

Так что нет ничего удивительного, что изделия из березы и бересты, а также изображения березы довольно часто встречаются на блошином рынке. Среди традиционных немецких раскрашенных оловянных фигурок есть и береза. Такой предмет, который входил в комплект фигур, изображающих немецкую ярмарку, я приобрел как-то на мюнхенском блошином рынке, и она украшала мой преподавательский стол в Университете имени Людвига и Максимилиана на открытии семинара по истории превращения березы в «русское дерево». Неоднократно я видел на немецких блошиных рынках пивные кружки с крышкой, выточенные из березового ствола с сохранением бересты на ней, так называемые «березовые маевики» (Birkenmaier). Раньше они были популярны в немецких студенческих братствах.

Коллекционная настенная тарелка «Весна», изготовленная немецкой фарфоровой мануфактурой «Генрих» для одного из самых известных современных производителей керамики, транснациональной компании «Виллерой и Бох» в пользу общества «Немецкая помощь против рака», также содержит березовый мотив. На картине диаметром 24,7 сантиметра в стиле ар-нуво в обрамлении двух цветущих деревьев, среди цветов на холме в профиль к зрителю сидит девушка в легком светлом сарафане. Она играет на флейте, а у ее ног простирается ландшафт с лесами, лугами и речкой, которая струится меж берез, изображенных в центре. Здесь березы ассоциируются с весенним возрождением природы и девичьей красотой.

Однажды я не смог устоять от приобретения небольшой прямоугольной (13,5 × 10 и высотой 3,7 сантиметра) табакерки середины XIX века, изготовленной по принципу папье-маше из многослойной прессованной бересты (см. ил. 92, вкладка). Рельеф на откидной крышке изображает застолье в сельской пивной. А на рынке в Базеле мне попалась открытка 1920-х годов, на которой запечатлена пара взявшихся за руки влюбленных на фоне холмистого ландшафта с готической кирхой и рекой на заднем плане. Девушка в белом платье, ладони которой держит в своих руках сидящий перед ней молодой человек в выходном костюме, белой рубашке и галстуке, спиной прислонилась к березе, которая как бы является ее продолжением и усиливает коннотацию чистоты и невинности. Лицевая сторона открытки содержит также четверостишие «Весна любви», комментирующее любовную сцену, а на обороте открытки некто Сецилия Бруннер написала карандашом короткое послание с вопросом: «Ты забыл меня, любимый?» Свое послание она отправила в Цюрих из одного из бернских отелей.

* * *

Итак, блошиный рынок дает дополнительные аргументы в пользу предположения, что в качестве материала и символа береза активно использовалась (и используется) и за пределами России, в Европе. Следовательно, представление о березе как о «русском дереве» доминирует среди российского, но не европейского населения и, возможно, имеет не столь долгую историю, как представляют дело патриотически настроенные сторонники интерпретации березы как архетипического русского образа.

Моя гипотеза состоит в том, что победе образа березы как «русского дерева» в немалой степени содействовали культивирование национальных русских ценностей в эпоху сталинизма, начиная с 1930-х годов[589], а также победоносное участие СССР в Великой Отечественной войне. Ведь русская природа даже в большей степени, чем русская история, годилась на роль предмета