История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

ничего не стоила, ибо в случае неудачи положение просто осталось бы прежним. И Наполеон решился на последнюю попытку переговоров, как ни слаба была надежда на успех.

Он решил послать в лагерь союзников Коленкура и доверил ему две миссии: вести переговоры о мире и попытаться добиться перемирия, если это будет возможно сделать, не выказав чрезмерного испуга. Условия мира остались почти прежними. Наполеон притязал на большую линию Рейна, захватывавшую у Голландии северный Брабант, однако отказывался от возражений против Оранского дома и от притязания создать в Вестфалии государство для короля Жерома. Уступая часть территории Италии Австрии, Наполеон ничего не требовал для себя, но желал получить удел для принца Евгения, для принцессы Элизы и, если возможно, для братьев, Жерома и Жозефа. Как мы видим, отличие этих условий от плана мира, задуманного Наполеоном после получения франкфуртских предложений, было не очень существенным.

Дабы добиться перемирия, Коленкур должен был тайно предложить Австрии немедленную сдачу крепостей Венеции и Пальмановы, что повлекло бы за собой уступку линии Эча, а Пруссии – крепостей Гамбурга и Магдебурга. Естественным следствием оставления четырех крепостей в Италии и Германии должно было стать скорейшее возвращение их гарнизонов, что доставило бы не менее 10 тысяч человек Итальянской армии и 40 тысяч – Рейнской. Договорились, что Коленкур тотчас отправится к французским аванпостам и оттуда напишет Меттерниху о том, что в ответ на мирные предложения, доставленные от его имени Сент-Эньяном, и официальное приглашение начать переговоры, он, Коленкур, прибыл к аванпостам и готов отправиться для переговоров в Мангейм или любое иное место, какое будет угодно выбрать монархам-союзникам.

Если Коленкур, прибыв к аванпостам, так и останется там в унизительном положении, что было возможно, наградой за его унижение станет свидетельство того, что Наполеон хочет мира и трудности происходят не от его упрямства. Когда Франция увидит, какому обращению подвергается ее переговорщик, общественное мнение переметнется на его сторону.

Наполеон и сам готовился к отъезду, дабы поддержать попытку возобновления переговоров своим мечом. Коленкур отбыл к французским аванпостам 5 января. Он направился в Люневиль, место, прославленное договором, заключенным во времена более счастливые, и, подъезжая к Вогезам, встретил стремительно отступавшие французские армии, впереди которых спасались бегством чиновники. Он слышал речи солдат и населения, видел обнищание офицеров, дезертирство новобранцев и осмелевших роялистов, говоривших о мире, законности и даже свободе. Превосходный гражданин и храбрый военный, Коленкур с сокрушенным сердцем смотрел на захваченные провинции и обращенных в бегство солдат. С гражданской скорбью соединялась в нем скорбь отцовская, ибо с фортуной Наполеона была связана и его собственная фортуна, то есть фортуна его детей, и он был глубоко опечален нависшей над императорским троном опасностью. Он поспешил написать Наполеону, описав всё, что видел, в особенности подавленность некоторых военачальников, сохранявших верность, но совершенно обескураженных, и умолял императора прислать более приемлемые условия мира. В то же время он написал Меттерниху, что удивлен его молчанием, трудно объяснимым в связи с сообщением Сент-Эньяна, что надеется получить от него ответ и ожидает его на аванпостах, в готовности отправиться туда, где будет угодно вести переговоры.

Дойдя через Вреде до Меттерниха, запрос Коленкура поставил министра в весьма затруднительное положение, ибо отказ от переговоров после проявленных им мирных инициатив стал бы проявлением непоследовательности, шокирующей и даже опасной: ведь обе стороны стремились завоевать общественное мнение в Европе и в самой Франции. Меттерних и император Франц по-прежнему склонялись к переговорам, правда, с чуть бльшими притязаниями относительно Италии, но воображение остальных союзников, после того как по желанию Англии и под давлением германских страстей военные действия решили продолжать, снова воспламенилось. Неожиданная легкость, с которой удалось проникнуть в Швейцарию и во Францию, убедила их, что остается только двигаться вперед, чтобы завершить войну сообразно самым смелым пожеланиям, и если послушать их, можно было решить, что им не следует опасаться иного врага, кроме собственных разногласий. Правда, разногласия эти были велики. Австрия не хотела, чтобы датчан приносили в жертву Бернадотту, а короля Саксонии – Пруссии, Александр желал в точности обратного. Тирольцы хотели тотчас перейти под скипетр Австрии, а Бавария требовала предварительного возмещения. Англия думала только об основании монархии Оранского дома, чтобы закрыть Франции дорогу к Шельде, а Австрия, прежде чем согласиться с ее притязаниями, желала, чтобы Англия обещала ей свое влияние против России. Среди этих споров трудно было принять решение о чем бы то ни было, тем более решение о приостановлении военных операций.

Между тем стало известно об обстоятельстве, весьма счастливом для коалиции: о скором прибытии самого лорда Каслри, не побоявшегося покинуть министерство иностранных дел, чтобы представлять Англию при монархах-союзниках. До сих пор Англию в коалиции представляли лорд Каткарт, храбрый военный и слабый дипломат, и лорд Абердин, мудрый человек, которому ставили в упрек чрезмерное миролюбие. Однако недостаточно было иметь простых послов, каковы бы ни были их заслуги, в совете государей, где все державы были представлены императорами, королями или премьер-министрами. И Сент-Джеймский кабинет решил послать на передвижной конгресс коалиции самого выдающегося из своих членов, лорда Каслри, дабы умерить страсти, поддержать согласие, выдвинуть на первый план пожелания Англии и, добившись их удовлетворения, по всем другим вопросам выступать за умеренные решения. Отбыв из Лондона в конце декабря и остановившись на некоторое время в Голландии для совета с принцем Оранским, он собирался появиться во Фрайбурге во второй половине января. Никто не захотел бы принимать решения или давать ответы без него.

Ожидание лорда Каслри и доставило Меттерниху средство ответить французскому переговорщику. Он передал Коленкуру, что, поскольку Англия решила прислать в лагерь союзников министра иностранных дел, необходимо дождаться его прибытия, прежде чем установить место, цель и направление новых переговоров.

Коленкур передал его ответ Наполеону и стал ждать на аванпостах, остерегаясь привлекать публичное внимание к своей особе, дабы не усугублять унизительность своего положения.

Наполеон питал слишком мало иллюзий, чтобы удивиться приему, который нашел Коленкур. С каждым днем его войска отступали всё дальше вглубь страны, и он не мог больше откладывать отъезд в армию. Маршал Виктор в конечном счете полностью отошел за Вогезы, оставив все проходы. Его героическая кавалерия, не разделявшая подавленности своего начальника, по-прежнему атаковала неприятельские эскадроны и рубила их саблями, но Виктор отошел на Эпиналь, а затем на Шомон и занял позицию в верховьях Марны у Сен-Дизье, потеряв 2–3 тысячи человек из-за переутомления и дезертирства. У него оставалось не более 7 тысяч пехотинцев и 3500 конников.

Мармон, попытавшись оказать сопротивление Блюхеру на Сааре, отступил на Мец, оставил там в качестве гарнизона дивизию Дюрютта и отошел