Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Военачальник тихонько выбранился, сморщил нос, учуяв густой запах грязных отрепьев, но вдруг его лицо одеревенело.

Мара не стала показывать, что эта сцена ее позабавила. Под шумок, производимый другим уличным разносчиком, который торговал дешевыми шелковыми шарфами и благовониями, подходящими для женщин из Круга Зыбкой Жизни, она шепнула:

— Еще один из гонцов Аракаси?

Сарик насторожился, тогда как Люджан затолкнул записку, которую принял от мальчишки, в кармашек у себя на поясе, притворившись при этом, что просто обтирает руки.

— Паршивец! — громко крикнул он вслед убегающему вестнику. А затем спросил так тихо, чтобы его слышали только Мара и Сарик:

— Где этот чудак выискивает таких грязнуль, чтобы они выполняли его поручения?

Мара не испытывала желания открывать даже самым доверенным сподвижникам, что ее Мастер тайного знания некогда был таким же горемычным мальчишкой; а то, что он использует «грязнуль» в качестве курьеров, имело двоякий смысл: во-первых, они не привлекали внимания других шпионов, а во-вторых, не умели читать. Кроме того, Мара подозревала, что встреча с Камлио сильно изменила Аракаси. Вполне вероятно, что теперь он не жалел потратить несколько цинтий лишь затем, чтобы дать возможность этим паренькам, которым не слишком повезло в жизни, купить себе еду, вместо того чтобы красть ее. Не вдаваясь во все эти тонкости, Мара осведомилась:

— Так что, он кого-нибудь нашел?

Сарик бросил ей предостерегающий взгляд. Он понимал, что вопрос относится к какому-нибудь магу Малого пути: найти такового был послан Аракаси после неудачи, которой завершились исследования в архивах. Резким движением задернув занавески паланкина, первый советник ответил довольно фамильярно:

— Чем скорее мы доберемся до таверны, тем скорее все узнаешь.

— Мы зайдем к нему, когда стемнеет, — в свою очередь шепотом сообщила властительница, невидимая за тканью занавесок.

Сарик и Люджан обменялись взглядами, в которых восхищение смешивалось с раздражением. Их госпожа вела себя легкомысленно, как ребенок. А дело было в том, что после долгих месяцев растерянности предстоящее опасное исследование запретных сфер казалось ей захватывающим приключением. Когда носильщики подняли шесты паланкина, Сарик и военачальник Акомы двинулись вперед, шагая в ногу.

— Когда вы отправлялись в поход, в пустыню… она была такой же? — тихонько спросил кузена первый советник.

— Тогда — нет. — Люджан с улыбкой сдвинул шлем на затылок. — Но Кейок рассказывал мне про безумный бросок через страну ради заключения союза с королевой чо-джайнов, тогда она, по его словам, была еще хуже.

— Да спасут нас боги, — сказал Сарик, осеняя себя жестом защиты от неудач. Но его глаза смеялись, а шаг — как и у кузена-полководца — был упруг и энергичен.

— Твое любопытство когда-нибудь нас погубит, — пробурчал Люджан. — Моим рекрутам дьявольски повезло, что ты променял воинский меч на мантию советника.

После этого почетный эскорт и носильщики без приключений добрались до таверны, где Маре предстояло остановиться на все время пребывания в Сулан-Ку.

Хлопнула дверная створка.

Джемел, маг Малого пути, вздрогнул при этом звуке; его рука крепче сжала рукоять кинжала, приставленного к груди. Лишь несколько секунд оставалось в его распоряжении; на сей счет иллюзий у него не было. Жизнь не сразу покинет его тело после того, как он упадет на свой клинок. Мысль об агонии, которую ему придется претерпеть, заставила тщедушного мага заколебаться. Шевельнув влажными пальцами, он прикусил нижнюю губу. Он обязан пересилить страх! У черноризцев есть заклинания, которые могут вернуть уал в оставленную плоть. Если он не сумеет предстать перед судом Красного бога до того, как сюда явятся маги, то его ждут пытки куда более страшные, чем агония. Ибо он ослушался их, дерзко пренебрег их запретом, осмелившись вступить в откровенный разговор с властительницей Марой из Акомы. А в том, что касалось Благодетельной, воля магов была выражена предельно ясно: запрещалось говорить с ней о магии, даже если бы она явилась с щедрым подношением.

Чувствуя прикосновение кожаной сумы с металлическими цинтиями, Джемел подавил горький смешок. У него не будет возможности их потратить! А он так хотел, чтобы у него хватило времени передать их в руки уличной девушки, бывшей его подружки… но судьба лишила его радости хоть однажды быть щедрым. Он выбрал свой путь. Теперь уже слишком поздно жалеть и о сказанных словах, и о принятых решениях.

В последний раз Джемел обвел взглядом стены лачуги, служившей ему жилищем. Здесь он сотворил много чудес, чтобы позабавить детишек из богатых домов; но какой была бы его жизнь, если бы все силы не были потрачены на придумывание и изготовление игрушек! Так и не утолив жажду знаний, в которых ему было отказано, не сумев испытать, каковы пределы его способностей — ведь ему не было дозволено ни одной попытки постижения собственных сил, — Джемел испустил тяжелый вздох.

— Да хранят тебя боги, Благодетельная, — прошептал он. — И пусть проклятие Зургаули, бога невезения, во веки веков висит над Ассамблеей.

С этими словами он бросился на пол перед подушками, где недавно сидел офицер Мары.

Кинжал глубоко вонзился в сердце, и агония злополучного творца удивительных игрушек была недолгой.

* * *

Кровь уже почти впиталась в земляной пол и подсыхала бурыми разводами на ткани подушек. Пальцы Джемела перестали подергиваться; в его открытых неподвижных глазах отражался свет догоравших в жаровне углей. В следующий миг по комнате пронеслось дуновение воздуха, разметав пепел недавно сожженного пергамента. В вазе, стоявшей около сундука с одеждой, шевельнулись перышки птицы крикуши, и колокольчики непроданной игрушки вызвонили свою нежную песенку в тишине лачуги, а за ее стенами, в ночной темноте, все еще раздавалось завывание дворняжки.

Затем послышалось слабое гудение, и поблизости от холодеющего трупа Джемела внезапно возникли две фигуры в черном. Бросалась в глаза худоба обоих пришельцев, но один из них был стар, а другой молод.

Шимони откинул капюшон и обвел внутренность хижины цепким взглядом, а затем задумчиво засопел.

Его глубоко посаженные глаза сверкнули, когда он взглянул на своего попутчика.

— Опоздали, — сказал он.

Тапек пнул ногой тело Джемела, и тонкие губы мага презрительно изогнулись вниз.

— Всего на каких-то несколько секунд. — Он выплевывал слова, как грязную брань. — Если бы это ничтожество цеплялось за жизнь минутой дольше…

Шимони пожал плечами. Наклонив голову, он присматривался к следам на полу; не обошел он вниманием и полки, и корзины с выцветшими свитками, и обветшавшие сундуки.

— Она здесь была. — Он щелкнул пальцем по куколке в богатом головном уборе с металлическими бубенчиками. — И так или иначе, бедолага мертв. По сути, он избавил нас от беспокойства.