Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Тапек взъярился настолько, что готов был рвать на себе волосы, но ограничился тем, что лишь отбросил капюшон на спину.

— И сколь долго она там пробудет? Мы подождем.

Жрец задрожал — вероятно, от страха, — но глаза у него оставались вполне спокойными, когда он ответил:

— Как это ни огорчительно, я весьма сомневаюсь, что госпожа Мара выйдет из храма сегодня или вообще в ближайшем будущем. Она оставила указания своим слугам: носильщикам предписано утром отнести паланкин в поместье близ Сулан-Ку, ибо она проведет в затворничестве некоторое время. Речь идет самое малое о неделях; но, возможно, ей понадобятся и месяцы.

— Месяцы!.. — Тапек переступил с ноги на ногу, а потом уставился на жреца злобным взглядом. Свою тираду черноризец закончил весьма язвительно:

— Мне трудно поверить, что столь своевольная женщина, как властительница Мара, станет заботиться о своем душевном состоянии в такой неподходящий час!

Призвав на помощь дарованное ему свыше достоинство, жрец неторопливо расправил на себе одежду.

— Всемогущий, смертный может позаботиться о состоянии своего духа в любое время, — мягко поправил он зарвавшегося мага, а затем сложил руки на груди, застыв в величественной позе.

Тапек рванулся было вперед, словно собирался штурмом взять лестницу и нарушить покой храмового квартала. Однако Шимони остановил его резким движением руки.

— Подумай сам, — сказал пожилой чародей, словно бичом хлестнул. — Святость храмов почитается уже тысячи лет. Зачем ломать такую проверенную временем традицию, как неприкосновенность святилища, Тапек? Рано или поздно Мара выйдет отсюда. А если даже не выйдет — наши цели будут достигнуты, разве нет?

Огненнокудрый маг скривился, будто надкусил гнилой плод.

— Ты со своими Хочокеной и Фумитой — недоумки, если пытаетесь ее защитить! — прошипел он так, чтобы его мог слышать только старший собрат. — Она опасна!

— Столь же опасна, как публичное противоборство Ассамблеи и храмов? — уточнил Шимони столь же угрожающим тоном.

Казалось, что Тапек слегка остыл:

— Ты прав. Она недостойна того, чтобы из-за нее началась открытая свара.

Шимони молча кивнул и, видимо, счел себя удовлетворенным. В воздухе возникло слабое гудение, и не успел еще жрец сообразить, что стычка окончена, как два черноризца исчезли, оставив за собой лишь утихающий ветерок и запоздалое эхо гнева Тапека.

* * *

Грохот лебедки на палубе торгового судна «Коальтека» прекратился, раздался глухой стук удара о дерево тяжелого каменного якоря, обмотанного кожей. Зычным голосом капитан подал следующую команду. Заскрипели канаты, поднялись реи, и паруса из ярко-окрашенного холста наполнились ветром. Мара мерила шагами крохотную кормовую каюту, не имея возможности выйти на палубу. Как ни стремилась она на свежий воздух — особенно сейчас, когда моряки ставили паруса, — приходилось смиряться с необходимостью. За те недели, в течение которых она была лишена солнечного света и вынужденно терпела духоту тесной каморки, Мара изрядно намучилась. Она взглянула на своего военачальника, чье лицо тоже успело побледнеть за время путешествия по туннелям чо-джайнов от города Сулан-Ку до порта Калх на отдаленном полуострове.

Мара никогда не бывала в южных окраинах провинции Хонкани. Но она кое-что слышала об этих местах от Джайкена и изводилась от неутоленного любопытства. Как ей хотелось бы побывать наверху, хотя бы ночью, и увидеть воочию Равнинный Город! Здесь располагался вход в великий магический коридор, который вел в Мидкемию; именно отсюда Кевина отправили на родину. Здесь же находились огромные каменоломни, которые служили основой имперской торговли в южных областях страны.

Однако не стоило рисковать и навлекать на себя гнев Ассамблеи ради легкомысленного каприза. Изобретательность Люджана и удача позволили навести преследователей на ложный след, который обрывался на ступенях храма Туракаму в Сулан-Ку и создавал иллюзию, будто госпожа Мара пытается обрести душевный покой в уединении внутреннего святилища. Если Черные Ризы заподозрят, что их обвели вокруг пальца, если какой-нибудь уличный попрошайка опознает в ней Слугу Империи, то жизнь самой. Мары, равно как и жизнь ее близких, не будет стоить ломаной цинтии. И потому Мара решилась совершить нечто немыслимое с точки зрения цуранской аристократии: переодевшись в платье рабыни, она покинула Сулан-Ку в обществе Люджана и Сарика, которые, в свою очередь, были облачены в доспехи наемников, не имеющие отличительных знаков принадлежности к какому-либо дому. Фермеры и торговцы, оказавшиеся в тот час на улице, предполагали, что эта женщина всего лишь военная добыча двух коренастых молодцов. Длинная серая рубаха, какие носили рабыни, не вызывала у них никаких сомнений, но они, не таясь, пожирали глазами ее стройную фигуру и блестящие волосы. Кое-кто выкрикивал похабные комментарии, и Люджан отвечал в том же духе. Его нарочитая грубость служила хорошим прикрытием для неуместной брезгливости Сарика, который не сразу сумел переломить себя и начать лицедействовать, а потому норовил схватиться за рукоять меча при каждом оскорблении, нанесенном мнимой рабыне.

Сообщение, доставленное одним из агентов Аракаси, потребовало немедленных действий. Когда Мара и два ее спутника добрались до улья чо-джайнов, расположенного во владениях Акомы, к ним присоединились десять отборных воинов в доспехах без геральдических знаков, а также некий портовый грузчик, которого она раньше никогда не видела; он говорил на турильском наречии, ибо это был его родной язык. С ними была и Камлио, снова обряженная в лохмотья, что были на ней, когда Аракаси привел ее в Акому. Вид у нее был самый мрачный: ей отнюдь не улыбалась перспектива путешествия под землей в обществе инсектоидов, нагонявших на нее страх.

Путь на юг оказался тяжелым испытанием. Усталая от волнений и давящей суровости подземных коридоров, от непривычной роли жалкого бесправного существа, на которое все смотрят как на какую-то вещь, Мара рухнула на подушки в каюте, которую разделяла с Кевином во время похода в Цубар. В знакомой обстановке тоска по возлюбленному обожгла особенно сильно, словно они разлучились не далее чем вчера. Она почти пожалела о том, что много лет назад купила «Коальтеку». Как же это ей не хватило ума отбросить чувства и купить какое-нибудь другое морское судно?

Однако «Коальтека» оказалась под рукой; советоваться с Джайкеном властительница не стала. Кораблю сопутствовала удача, она чувствовала это: ее общий с властителем Ксакатекасом триумф в пустыне Дустари до сих пор служил предметом всеобщего восхищения в Империи. И теперь, когда против нее объединились грозные силы Джиро и Ассамблеи, она нуждается в любых средствах, способных ее укрепить, даже в таких, которые коренятся в суеверии.

Кевин мог бы посмеяться над ее непоследовательностью. Рассердившись на себя за то, что она блуждает мыслями в прошлом, когда под угрозу поставлено все ее будущее, Мара оторвалась от воспоминаний о своем любовнике-варваре… и тут же поймала себя на том, что тревожится за Хокану.