Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

– Это было несправедливо, – сказал дедушка. – Ты не сталспорить и поступил правильно, потому что настоящий мужчина никогда не спорит ине обижается. Это не к лицу мужчинам или даже мальчикам, достаточно умным идостаточно смелым, которые способны найти другой способ выйти из положения. Ивсе-таки это было несправедливо. Я могу сказать так сейчас, потому что ты несказал этого тогда.

Лепестки с яблонь касались волос старика. Один из нихзадержался в ямке под кадыком и походил на драгоценный камень – очень красиво.Некоторые вещи красивы сами по себе, а вот этот лепесток выглядел простовеликолепно, потому что у него слишком короткая жизнь: через несколько секундего нетерпеливо смахнут, и он окажется на земле, ничем не выделяясь среди своихсобратьев, такой же безымянный, как и они.

Мальчик объяснил дедушке, что Олден досчитал до шестидесяти,в точности как это полагалось по правилам. Он сам не понимал, почему встал насторону мальчишки, который насмехался над ним, выставил на посмешище, потомучто не только увидел его, а еще и поймал на открытом месте. Олдену – которыйчасто во время драки раздавал пощечины, как девчонка, – нужно было всего лишьповернуться, увидев Клайва, небрежно положить ладонь на высохшее дерево ипроизнести мистическую и неоспоримую формулу исключения из игры:«Я-вижу-Клайва, раз-два-три!» Скорее всего он защищал Олдена лишь потому, чтотогда они с дедушкой не пойдут обратной он сможет ciooреть, как его стальногоцвета волосы развеваются в снегопаде лепестков, и сможет восхищаться мимолетнымлепестком, застрявшим в ямке под горлом старика.

– Ну конечно, – согласился дедушка. – Разумеется он досчиталдо шестидесяти. А теперь посмотри сюда, Клайви! И пусть тебе это запомнитсянадолго!

На комбинезоне у дедушки были настоящие карманы -в общейсложности, считая и большой карман, похожий на мешок кенгуру на животе, их былопять. Кроме них был еще и такие штуки, которые только выглядели как кармашки.На самом деле это были разрезы, через которые можно было просунуть руку идотянуться до штанов под комбинезоном В те дни не носить штаны под комбинезономсчиталось не позорным, а всего лишь смешным – считалось, что у человека поехалчердак. Дедушка всегда носил под комбинезоном пару голубых джинсов. Безмалейшей улыбки он называл их «еврейскими штанами». Клайв знал, так их называливсе фермеры: джинсы «Левайс» – «еврейские штаны или просто „евреи“.

Дедушка сунул руку в правый разрез своего комбинезона,покопался некоторое время в правом кармане джинсов и достал наконец потемневшиеот времени серебряные карманные часы, которые вложил в руку ошарашенного мальчика.Часы оказались такими неожиданно тяжелыми, их тиканье, доносившееся сквозьметаллический корпус, таким громким, что Клайв едва не выронил их.

Он посмотрел на дедушку широко раскрытыми удивленнымиглазами.

– Их не следует ронять, – сказал дедушка, – а если иуронишь, они, наверное, все равно не остановятся. Их уже роняли не раз, дажеоднажды наступили на них в этой проклятой пивной в Ютике, и тогда они неостановились. А если все-таки остановятся, то потеряешь их ты, а не я, потомучто теперь это твои часы.

– Что?.. – Мальчик хотел сказать, что не понимает, по незакончил фразы – ему показалось, что одного слова достаточно.

– Я дарю тебе эти часы, – пояснил дедушка. – Уже давнособирался, но не хочу вписывать их в свое завещание.

Налог на наследование будет стоить, наверное, больше, чемсами часы.

– Дедушка.., я… Боже!

Дедушка засмеялся так, что закашлялся. Он согнулся, смеясь икашляя, лицо его от прилива крови сделалось пурпурным. Радость и удовольствиеКлайва от полученного подарка сразу пропали, мальчика охватило беспокойство. Онвспомнил, как мать предупреждала его – и не один раз, – что он не долженутомлять дедушку, потому что дедушка болен. Когда Клайв пару дней назадосторожно поинтересовался у дедушки, чем он болен, Джордж Баннинг ответил однимтаинственным словом. И только ночью, после их разговора в саду, когда мальчикзасыпал, держа в руке согревшиеся от его тепла часы, он вспомнил слово,названное дедушкой, и понял, что оно имеет отношение к его сердцу. Врач убедил дедушкуне курить и сказал, что, если он попытается выполнять какую-нибудь тяжелуюработу – убирать снег или копаться в саду, – дело кончится «игрой на арфе».Мальчик понимал, что это значит.

«Их не следует ронять, а если и уронишь, они, наверное, всеравно не остановятся», – сказал тогда дедушка, но мальчик был достаточновзрослым, чтобы понимать, что все на свете когда-нибудь останавливается – каклюди, так и часы.

Он стоял, ожидая, когда кончится приступ у дедушки, и вотнаконец его кашель и смех стали стихать. Он выпрямился, вытер сопли, текущие износа, левой рукой и небрежно стряхнул их в сторону.

– Ты чертовски забавный парень, Клайви, – сказал дедушка. –У меня шестнадцать внуков, и только двое из них, мне кажется, годятся начто-нибудь. Ты один из них, правда, не первый, – но ты единственный, отразговора с которым я смеюсь так, что у меня болят яйца.

– Я совсем не хочу, чтобы у тебя болели яйца, – возразилКлайв, и дедушка расхохотался снова. На этот раз ему удалось справиться сосмехом еще до того, как начался кашель.

– Обмотай цепочку вокруг ладони, если хочешь чувствоватьсебя лучше, – посоветовал дедушка. – Если ты будешь чувствовать себя спокойнее,может быть, отнесешься внимательнее к тому, что я собираюсь сказать тебе.

Мальчик поступил так, как сказал ему дедушка, идействительно почувствовал себя лучше. Он смотрел на часы, лежащие у пего владони, зачарованный живым ощущением их механизма, отражением солнца на стекле,секундной стрелкой, бегущей по своему маленькому кругу. Но это были все-такидедушкины часы, в этом он не сомневался. Затем, как только в голове у негопромелькнула эта мысль, яблоневый лепесток скользнул по циферблату и исчез. Этозаняло меньше секунды, но все сразу изменилось. После пролетевшего лепестка происшедшеестало реальностью. Часы принадлежат ему, навсегда.., или по крайней мере до техпор, пока один из них не остановится, его нельзя будет отремонтировать ипридется выбросить.

– Так вот слушай, – сказал дедушка. – Видишь секунднуюстрелку, которая движется отдельно?

– Да.

– Отлично. Следи за ней. Когда она коснется двенадцати, насамой вершине, крикни мне: «Пошла?» Понятно?

Мальчик кивнул.

– О'кей. Когда она подойдет к двенадцати, предупреди меня.

Клайв уставился на часы с серьезностью математика,приступающего к решению сложного уравнения. Он уже понимал, что хочет показатьему дедушка, и был достаточно умен, чтобы осознавать, что доказательствопредставляет собой простую формальность.., но, несмотря на это, нужно бытьсвидетелем демонстрации. Это был своего рода обряд подобно тому, как нельзявыходить из церкви, пока священник не произнесет благодарственную молитву,несмотря на то, что все гимны спеты и проповедь наконец закончилась.