Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

Клайв посмотрел на неподвижное и какое-то пугающее лицосвоей сестры, глядящей сквозь пар, поднимающийся от тарелки, и вспомнил ослучившемся два месяца назад, когда еще лежал снег. Он прошел по коридоруверхнего этажа босиком так, что она не слышала его шагов, и заглянул в ванную –дверь была открыта. Он не имел ни малейшего представления, что там стоит егосестра Пэтти. То, что он увидел, заставило его окаменеть. Если бы она хотя бычуть-чуть повернула голову налево, то неминуемо увидела бы его.

Но она не заметила брата, потому что была слишком занятасозерцанием собственной персоны. Пэтти стояла в ванной голая подобно изящнымдевушкам из просмотренного с первой до последней страницы журнала «Очарованиемод», принадлежащего Фокси Брэнниген. Банное полотенце лежало у ее ног.Впрочем, Пэтти не относилась к числу; девушек, украшавших страницы журнала мод.Клайв знал это, да и она знала это тоже, судя по ее поведению. Слезы катилисьпо ее прыщавым щекам. Крупных слез было очень много, но она не издавала ни звука.Наконец Клайвом овладело чувство самосохранения, и он на цыпочках oaaeeeся.Мальчик не сказал никому ни слова о случившемся, не говоря уже о самой Пэтти.Он не знал, какой будет реакция сестры на то, что ее младший брат видел ее сголым задом, но отчетливо представлял ярость Пэтти, когда она узнает, что Клайвзастал ее плачущей (даже если этот плач и был таким беззвучным). Уж за это онаточно его убьет.

– Я считаю, что мальчишки глупы и большинство из них пахнутиспорченным домашним сыром, – сказала она тем весенним вечером и отправила врот вилку с куском ростбифа. – Если один из них попытается назначить мнесвидание, я просто засмеюсь.

– Ты еще изменишь свою точку зрения, крошка, – сказал отец,прожевывая свой ростбиф и не отрывая взгляда от книги, лежащей рядом с еготарелкой. Мама уже давно отказалась от попыток уговорить его не читать во времяеды.

– Нет, не изменю, – ответила Пэтти, и Клайв понял, что онане изменит. Когда Пэтти что-то утверждала, то почти всегда держала слово. В нейбыло что-то, что Клайв понимал лучше его родителей. Он не был уверен, что онадействительно собиралась – понимаете, по-настоящему – убить его, если онпроговорится относительно «щипков Питера», однако рисковать не собирался. Дажеесли она и не убьет его всерьез, то уж обязательно найдет какой-нибудьэффектный и одновременно незаметный способ причинить ему неприятности, уж вэтом можно не сомневаться. К тому же иногда «щипки Питера» вообще-то не былинастоящими щипками. Они больше походили на поглаживание – так Пэтти гладиласвоего пуделя-полукровку Бренди. Он знал, что она делала это потому, что он велсебя плохо, хотя у него была тайна, которой он совсем не собирался делиться сней: эти другие «щипки Питера», похожие на поглаживание, были даже приятными.

***

Когда дедушка открыл рот, Клайв подумал, что сейчас онскажет: «Пора идти домой, Клайви», – но вместо этого он произнес:

– Я хочу открыть тебе что-то, Клайви, если ты хочешьвыслушать меня. На это не потребуется много времени. Ну как, хочешь послушать,Клайви?

– Да, сэр!

– Действительно хочешь, правда? – спросил дедушка снеуверенной улыбкой.

– Да, сэр.

– Иногда я думаю, что было бы неплохо украсть тебя у твоихродителей, чтобы ты всегда был рядом со мной.

Мне кажется, если ты всегда будешь рядом, я буду жить вечно,несмотря на плохое сердце.

Он вынул сигарету изо рта, бросил ее на землю и растопталсапогом, поворачивая каблук из стороны в сторону, и затем засыпал окурок слоемземли, который сдвинул каблуком, – так, на всякий случай. Когда он сновапосмотрел на Клайва, его глаза блестели.

– Я перестал давать советы давным-давно, – сказал он. – Леттридцать назад или даже больше, не помню. Я прекратил давать советы, когдазаметил, что их дают только дураки и только дураки им следуют. А вотинструктаж.., да, инструктаж – совсем другое дело. Умный мужчина будет время отвремени давать инструкции, а другой умный мужчина – или мальчик – будет времяот времени прислушиваться к ним.

Клайв молчал, глядя на своего дедушку и прислушиваясь ккаждому его слову.

– Существуют три типа времени, – сказал дедушка, – и хотявсе они являются реальными, только один из них реален по-настоящему. Ты долженубедиться в том, что знаком со всеми тремя и одновременно всегда способенотличить одно от другого. Ты меня понимаешь?

– Нет, сэр.

Дедушка кивнул.

– Если бы ты сказал: «Да, сэр», – я отшлепал бы тебя позаднице и отвел обратно на ферму.

Клайв посмотрел вниз на размазанные по земле остаткидедушкиной сигареты. Его лицо покраснело от гордости.

– Когда человек – шкет вроде тебя, время тянется медленно.Возьмем такой пример. Наступает май, и ты думаешь, что занятия никогда неокончатся, что середина июня никогда не наступит. Разве не так?

Клайв подумал о тяжести томительных, пахнущих мелом школьныхдней и кивнул.

– А когда наконец наступает середина июня и учитель вручаеттебе табель и отпускает тебя, тебе кажется, что ты никогда не вернешься вшколу. Разве не правда?

Клайв представил нескончаемую вереницу дней и кивнул такэнергично, что у него хрустнули позвонки.

– Господи, конечно! То есть я хочу сказать, вы правы, сэрЕму представились все эти дни, протянувшиеся по равнинам июня и июля и заневообразимый горизонт августа Так много дней, столько восходов, полуденныхленчей с бодонской копченой колбасой, с горчицей, сырым нарезанным луком иогромными стаканами молока. А твоя мать тихо сидит в гостиной со своимбездонным стаканом вина и смотрит по телевизору мыльные оперы. Так многобесконечных вечеров, когда пот выступает на твоих коротких волосах и стекает пощекам, вечеров, когда ты замечаешь, что перед тобой неожиданно в сумеркахпоявляется мальчишеская тень. Так много бесконечных сумеречных вечеров, когдапот застывает от прохлады, как крем после бритья, на щеках и предплечьях вовремя игр в перетягивание каната, или в разбойников и сыщиков, или в «ктопервый захватит флаг». Звуки велосипедных цепей в хорошо смазанных шестеренках,запахи жимолости, и остывающего асфальта, и зеленых листьев, и скошенной травы.Шорох бейсбольных карточек, раскладываемых на крыльце у кого-нибудь из ребят,торжественные и важные обмены в составе обеих бейсбольных лиг, заседаниясоветов, проходящие июльскими вечерами, пока не раздастся зов: «Кл-а-а-йв!Ужинать!» – кладущий конец всем этим делам. Этот зов, которого всегда ждешь,оказывается таким неожиданным, как полуденное пятно, которое к трем часампревращалось в темную мальчишескую фигуру, бегущую по улице рядом с тобой. Иэтот мальчик, прилипший к твоим пяткам, который к пяти часам превращается вмужчину, правда, очень высокого и тощего. И бархатные вечера у телевизора ираздававшийся время от времени шелест страниц, когда их отец читал одну книгуза другой. Он никогда не уставал от чтения; слова, слова, слова, слова – папаникогда не уставал от них. Клайв однажды хотел было спросить его об этом, но впоследнюю минуту испугался. Иногда мать встает и идет на кухню, ее сопровождаютобеспокоенные, сердитые глаза сестры и его собственный любопытный взгляд.Негромкое звяканье стакана, когда мать наполняет его из стоящей там бутылки,этот стакан никогда не бывает пустым после одиннадцати утра. И отец ни разу неоторвется от своей книги, хотя Клайву казалось, что он слышит и знает все.Однажды он осмелился поделиться своими мыслями об этом с Пэттц, но та обозвалаего глупым лгуном и так ущипнула, что это место болело весь день. Жужжаниекомаров за окнами, затянутыми марлей, которое после захода солнца всегда кажетсягораздо громче. Приказ отправляться спать, такой несправедливый и такойнеизбежный, что спорить даже не имело смысла. Небрежный поцелуй отца, пахнущийтабаком, более нежный, мягкий, одновременно сладкий и кислый от вина поцелуйматери. Голос сестры, уговаривающей мать ложиться спать, после того как отецотправился в соседнюю таверну, чтобы за парой кружек пива следить по телевизоруза матчем по борьбе, и ответ матери, что Пэтти должна заниматься своими деламии не совать нос в чужие. Разговоры, которые расстраивали мальчика своимсодержанием, но почему-то успокаивали тем, что можно было всегда предсказать, очем пойдет речь. Светлячки, блестящие в сумерках; отдаленный автомобильныйгудок в тот момент, когда Клайв въезжал в длинный темный тоннель сна, затемследующий день, кажущийся таким же, как предыдущий, но чем-то от него отличный.Лето. И оно не просто казалось длинным, а действительно было таким.