Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

Жанна с привычной покорностью выслу­шала всю эту обличительную речь, не говоря ни слова в ответ, и, казалось, была настолько погружена в какую-то мысленную молитву, что можно было сказать, будто она даже не слышала слов священника. Это внешнее спокой­ствие вывело из себя Гильома Эрара, и он, опустив руку на плечо Жанне и встряхнув ее, закричал ей в лицо:

— Это к тебе, к тебе, Жанна, я обращаюсь, и не только тебе, но и твоему королю я говорю, что твой король рас­кольник и еретик!

При этих словах Жанна поднялась, чтобы защитить словом того, кого она прежде защищала мечом и кто в благодарность за это столь трусливо бросил ее.

— Ей-Богу, — воскликнула она, — при всем уважении к вам осмелюсь сказать и поклясться своей жизнью, что тот король, которого вы оскорбляете, самый благород­ный христианин во всем христианском мире, что он пре­выше всего любит святую веру и Церковь, а значит, он совсем не такой, как вы о нем говорите!

— Заставьте ее замолчать, заставьте ее замолчать! — в один голос закричали одновременно епископ Бове и Гильом Эрар, обращаясь к судебному приставу Массьё.

Судебный пристав поднялся, заставил Жанну сесть и, взяв в руки бумагу с текстом отречения, громко зачитал его обвиняемой; окончив чтение, он протянул бумагу девушке и крикнул ей: «Отрекись!»

— Увы! — вздохнула Жанна. — Я не понимаю, что вы имеете в виду, приказывая мне отречься.

— Так объясните ей, что это означает, — крикнул епи­скоп, — и давайте поторопимся!

Судебный пристав приблизился к Жанне; это был человек, на которого возлагалась обязанность сопрово­ждать преступников в суд, в тюрьму и на эшафот, но даже он при виде чистосердечия и смирения девушки ощутил, что его охватило глубокое сочувствие к ней. Он посоветовал ей в вопросе об отречении положиться на Вселенскую церковь.

Жанна встала и произнесла негромко, но твердо:

— Я полагаюсь на Вселенскую церковь, чтобы знать, следует мне отречься или нет.

— Отрекайся без всяких условий, отрекайся немед­ленно, — воскликнул Гильом Эрар, — или, клянусь Царем Небесным, этот день станет твоим последним днем и еще до наступления ночи ты будешь сожжена!

При этой угрозе Жанна побледнела и вздрогнула, и все увидели, как две крупные слезы скатились по ее щекам: ее силы были на исходе, героиня уступала место жен­щине.

— Хорошо! — воскликнула она, разражаясь рыдани­ями. — Я заявляю, что во всем полагаюсь на моих судей и на нашу святую мать — святую Церковь.

— Тогда подписывай, — произнес Гильом Эрар, пока­зывая ей бумагу, которую он взял из рук Лорана Калло, секретаря английского короля.

— Что это? — спросила девушка.

— Это акт об отречении, который тебе только что зачитали и в котором ты обещаешь не носить больше оружия, отрастить волосы и не надевать мужскую одежду.

— Но, — нерешительно заметила Жанна, — текст, который мне только что зачитали, по-моему, был намного короче этого.

— Нет, это он же, — заявил Гильом Эрар и, вложив в руку Жанны перо и опустив ее руку на бумагу, прика­зал: — Подписывай, подписывай немедленно, а не то ...

И он подозвал палача, который, заставив свою лошадь податься назад, подогнал повозку к самому помосту.

— Увы! — промолвила Жанна д’Арк. — Бог свидетель, что я здесь одна против вас всех, и если вы меня обма­нываете, то это очень подло.

С этими словами она подняла глаза к небу, словно спрашивая последнего совета у Бога. Затем, опустив голову на грудь, она с глубоким вздохом поставила на бумаге крест. Как мы помним, это была единственная подпись, которую она умела ставить.

Однако это отречение, покрывавшее Жанну позором, так как она признавалась в том, что все, что она делала, было совершено вопреки наставлению и воле Бога и по наущению нечистой силы, ибо, как верно заметила девушка, на самом деле ей дали подписать бумагу, отли­чавшуюся от той, что была зачитана ей вслух, это отре­чение, повторяю, сохраняло ей жизнь, ведь в ответе на записку епископа Бове говорилось, что если обвиняемая отречется от своих заблуждений, отрастит волосы и вновь станет носить женские одежды, то в отношении нее надо будет возвать к милосердию судей. В ту минуту, когда Жанна подписала отречение, в толпе поднялся сильный шум: это были радостные крики французов, видевших Жанну спасенной, и угрожающие крики англичан, виде­вших, что она избежала смерти.

Тогда епископ Бове встал и заставил замолчать всю эту людскую массу, движимую столь противоречивыми чув­ствами, сделав жест, означавший, что он намеревается зачитать приговор. Мы приводим здесь его текст дословно.

«In nomine Domini, amen.[37]

Все пастыри Церкви, имеющие заботу и желание руко­водить паствой Божьей, должны честно и старательно остерегаться того, чтобы дьявол своими хитрыми улов­ками не прельстил бы и не заманил бы в свои сети добрых христиан, над чем он трудится непрестанно; вот почему необходимо с великим старанием сопротивляться его улов­кам и нечестивым делам; и поскольку ты, Жанна, в просторечии именуемая Девой, была обманута и впала во мно­гие заблуждения в вере Христовой, за что и была призвана к суду, на коем нами были рассмотрены все вопросы и ста­тьи твоего дела, равно как и признания, ответы и утверж­дения, произнесенные тобой, и весь ход суда наблюдали и обсуждали пребывающие в сем городе Руане магистры и доктора Парижского факультета теологии, равно как и несколько прелатов и докторов права, как канонического, так и светского, каковые милосердно и долго увещевали тебя, тогда как ты, несмотря на эти духовные увещевания и внушения, дерзко грешила своими устами, мы с учетом вышесказанного, дабы ты в конце концов совершила спаси­тельное покаяние, приговариваем тебя окончательно и бес­поворотно к вечному заточению, на хлеб скорби и воду печали, чтобы ты оплакивала свои грехи и отныне их больше не совершала, если только ты не будешь впредь вести себя так, чтобы заслужить с нашей стороны милость и послабления».

После оглашения этого приговора Гильом Эрар под­нялся снова и трижды прокричал: «О Франция, Фран­ция! Ты была соблазнена женщиной, сделавшей тебя ере­тичкой!»

Но Жанна тоже встала и твердым голосом произ­несла:

— Это неправда, это неправда! Говорите эту ложь обо мне, если вам угодно, но не о Франции, которая явля­ется святым королевством.

— Замолчите, — крикнули ей, — замолчите, Жанна, ибо вам только что было оказано снисхождение, и