Рассвет - Генри Райдер Хаггард

Артур издал сдавленное восклицание.

— Не начинай заново, Артур, ты должен привыкнуть к тому, что эта женщина ушла от тебя и является такой же личной собственностью другого мужчины, как вот это кресло — моей. Однако эта тема слишком болезненна для тебя — не сменить ли нам ее?

— Похоже, ты довольно глубоко изучила этот вопрос.

— Да, потому что я поняла, как это важно для женщины. В течение нескольких лет я мечтала влюбиться, и когда, наконец, это случилось, Артур, — тут ее голос стал очень мягким, — то полюбила я человека, который не мог ответить мне взаимностью. Таково уж мое несчастье или невезение. То, что женщина, сама любящая и любимая достойным человеком, может упустить свой счастливый случай, для меня непостижимо, а именно это, Артур, сделала твоя Анжела.

— Значит, теперь вы не выйдете замуж, Милдред? — спросил Артур, помолчав.

— Нет, Артур.

— Ни за кого?

— Ни за кого.

Он встал и, перегнувшись через перила веранды, посмотрел на море. Туман, теперь скрывавший его полностью, плыл и закручивался маленькими воронками под порывами ветра, а ясное прежде небо было затянуто облаками.

— Будет буря, — сказал он, наконец.

— Да, полагаю. Воздух, как перед грозой.

Он немного поколебался и посмотрел на Милдред сверху вниз. В полумраке она казалась очень красивой, впрочем, так оно и было. Она тоже вопросительно посмотрела на него. Наконец, он заговорил.

— Милдред, вы только что сказали, что ни за кого не выйдете замуж. Вы сделаете исключение? Вы… выйдете за меня?

Теперь настала ее очередь молчать.

— Вы очень любезны… — пробормотала она.

— Нет, я вовсе не любезен. Вы же знаете, как обстоят дела. Вы знаете, что я все еще люблю Анжелу и, по всей вероятности, всегда буду любить ее. Я ничего не могу с этим поделать. Но если вы согласитесь стать моей женой, Милдред, я постараюсь быть вам хорошим мужем и сделать вас счастливой. Вы… ты выйдешь за меня замуж, дорогая?

— Нет, Артур.

— Но почему — нет? Неужели ты меня разлюбила?

— Нет, дорогой мой. Я люблю тебя больше, чем когда-либо. Ты и представить себе не можешь, как сильно я тебя люблю.

— Тогда почему ты не хочешь выйти за меня замуж? Это из-за всего случившегося?

— Нет, — приподнявшись в своем низком кресле, она посмотрела на него с какой-то напряженной серьезностью, — причина не в этом. Я не выйду за тебя замуж, потому что стала лучше с тех пор, как ты уехал… потому что не хочу разрушать твою жизнь. Ты говоришь сейчас со всей искренностью, но сам не знаешь, о чем просишь. Ты вернулся после самого горького разочарования, какое только может постигнуть мужчину, и ты сейчас тронут теплом, с которым тебя приняли здесь. Ты тронут моим очевидным интересом к тебе и отчасти — возможно — моей привлекательной внешностью, хотя это не главное. Предположим, что я соглашусь, предположим, что я скажу: «Артур, вот тебе моя рука, я стану твоей женой», и что мы поженимся прямо завтра. Как ты думаешь: когда твои возбуждение и обида улягутся, ты будешь счастлив со мной? Я не уверена. Ты скоро ужасно устанешь от меня, Артур, потому что нашим чувствам не хватает крошечного кусочка закваски. Ты не любишь меня, и избыток моей привязанности вскоре начнет утомлять тебя, а мне, со своей стороны, было бы трудно постоянно бороться с неосязаемой соперницей, хотя, конечно, я была бы очень рада с этим справиться.

— Мне жаль, что ты так думаешь.

— Да, Артур, я так думаю, но ты не знаешь, чего мне это стоит. Я намеренно закрываю дверь, которая отгораживает меня от моего рая; я отказываюсь от шанса, который я так старалась выиграть. Это поможет тебе понять, как напряженно я об этом думаю. Знаешь, я, должно быть, являю собой странное противоречие. Когда я узнала, что ты помолвлен с другой женщиной, я напрягала все свои силы, чтобы завоевать тебя. Пока цель была еще не достигнута, я не испытывала угрызений совести; я не была ими скована. Я хотела украсть тебя у нее и выйти за тебя замуж. Но теперь, когда все так изменилось и ты по собственной воле пришел и предлагаешь мне стать твоей женой, я впервые понимаю, как было бы неправильно с моей стороны воспользоваться твоим порывом в минуту досады и разочарования и связать тебя на всю жизнь с той, кого ты на самом деле не понимаешь: с жестокой и ревнивой женщиной. Слишком поздно, когда твоя жизнь будет испорчена, а будущее перечеркнуто, ты однажды обнаружишь, что ненавидишь меня. Артур, дорогой, я не соглашусь связать тебя никакими узами, которые нельзя разорвать.

— Тише, Милдред! Ты не должна говорить такие вещи о себе. Если даже ты так жестока и ревнива, как говоришь, то ты еще и благородна — ибо никто другой не стал бы так жертвовать собой. Может быть, ты и права, я не знаю. Но права ты или нет, я не могу передать словами, как я уважаю тебя.

— Дорогой мой, это самые приятные слова, которые я когда-либо слышала; после того, что произошло между нами, я едва ли могла надеяться завоевать твое уважение.

— Так ты не выйдешь за меня замуж, Милдред?

— Нет.

— Ты твердо решила?

— Так и есть.

— Ну что ж, — вздохнул он, — пожалуй, мне лучше еще раз «поднять якоря».

— Что сделать?

— Я хочу сказать, что мне лучше уехать с Мадейры.

— Зачем тебе уезжать с Мадейры?

Он немного поколебался, прежде чем ответить.

— Ну, потому, что если мы не поженимся, а я продолжу сюда ходить, люди станут… болтать. Они и раньше это делали.

— Значит, ты боишься, что о тебе станут сплетничать?

— Обо мне? О Боже, нет, конечно. Какое мне до этого дело.

— А если я скажу, что то, что «болтают люди» — имеют они на то основание, или нет — для меня так же безразлично, как и ветер будущего лета, ты все равно сочтешь необходимым покинуть Мадейру?

— Я… я не знаю.

Артур снова встал и перегнулся через перила веранды.

— Ночь обещает быть бурной, — сказал он, наконец.

— Да, ветер истреплет все магнолии. Сорви мне вон тот бутон; он слишком хорош, чтобы оставить его на погибель.

Артур повиновался, и как только он вышел на веранду, с моря с воем налетел свирепый порыв ветра.

— Я люблю бурю, — прошептала Милдред, когда он поднес ей цветок. — Буря заставляет меня чувствовать себя такой сильной, — и она протянула свои прекрасные руки, словно ловя ветер.

— Что мне делать с этой магнолией?

— Дай мне. Я приколю ее к платью… Нет, ты сам…

Кресло, в котором она сидела, было таким низким, что Артуру пришлось опуститься рядом с ней на колени. Стоя на коленях, он видел милое, запрокинутое лицо, которое было совсем близко от него; дыхание срывалось с лукаво изогнутых губ и играло в его волосах, и снова его охватило то чувство очарования и полной беспомощности, которому он когда-то сопротивлялся. Но на этот раз он уже не пытался сопротивляться, и никакое видение больше не пришло ему на помощь. Медленно увлекаемый красотой ее нежных глаз, он поддался чарам, и вскоре ее губы прижались к его губам, а белые руки сомкнулись вокруг его шеи, в то время как раздавленный цветок магнолии окутывал их своим ароматом.