Рассвет - Генри Райдер Хаггард

Она закрыла окно и, войдя в комнату, позвонила.

— Принесите мне немного вина, — сказала она слуге. — Я плохо себя чувствую.

— Какого вина, миледи?

— Шампанского!

Вино было принесено и вскоре стояло, откупоренное, на столе.

— Благодарю, — сказала она. — Скажите моей горничной, чтобы она не ждала меня: сегодня я лягу поздно.

Слуга поклонился и ушел, а она налила немного искрящегося вина в бокал. Затем, взяв маленькую склянку, с трудом открыла ее и вылила содержимое в вино. Шампанское яростно вскипело, стало молочно-белым, а затем снова очистилось; но яд уничтожил его искрящееся мерцание — и теперь оно было мертво, как вода в канаве.

— Странно, — сказала леди Беллами, — я никогда раньше не видела такого эффекта.

Затем она взяла флакон и растерла его в щепотку мелкой пыли моржовым клыком, лежавшим на столе. Пыль она выбросила в окно, развеяв по ветру. Леди Беллами хотела умереть так же, как жила — окруженная тайной. Затем она вернулась к столу и замерла над смертоносным напитком, шепча:

— Я слышала, что самоубийцы — трусы… пусть те, кто говорит это, встанут, как я стою сегодня ночью — перед лицом самой смерти, таящейся в тонком стекле этого бокала — и тогда они узнают, не трусы ли они сами… или то, что самоубийцы духом своим более отважны, чем те, кто предпочитает влачить тяжкий груз жизни до самого ее конца… Еще не слишком поздно. Я могу вылить это вино. Я могу покинуть этот дом, эту страну — и начать новую жизнь где-нибудь еще, мои драгоценности обеспечат меня средствами, и, если уж на то пошло, я всегда могу достать столько денег, сколько захочу. Но, нет; тогда я должна буду начать все сначала, а для этого у меня больше нет ни терпения, ни времени. Кроме того, я жажду узнать, разгадать великую тайну. Ну же, дайте мне закончить, я хочу рискнуть! Души, подобные моей, терпят земную жизнь только до тех пор, пока она не начинает их раздражать; если же это случается, они сбрасывают ее с себя, как надоевшую одежду, не заботясь о том, чтобы бережно носить ее, пока она не превратится в лохмотья…

Она подняла бокал.

— Как одиноко это место, и как здесь тихо… и все же вполне возможно, что вокруг меня миллионы людей, наблюдающих за тем, что я делаю. Почему они приходят мне на ум сейчас — тот добрый человек… и ребенок, которого я родила ему? Увижу ли я их сейчас? Раздавят ли они меня своими упреками? Ах! Неужели мои нервы не выдержали?.. Это плод моей возбужденной фантазии — или бледное лицо той девушки, в чьих глазах горит предупреждение, и в самом деле сейчас плывет между мной и стеной? Что ж, я выпью за нее, потому что ее разум мог бы превзойти даже мой. По крайней мере, она была мне ровней, а я свела ее с ума! Да дайте же мне выпить эту дрянь!

Поднеся бокал к губам, она отпила немного и поставила его на стол. Эффект был почти волшебный. Глаза ее засверкали, на щеках расцвел свежий румянец, облик леди Беллами, казалось, обретал новое величие. Сильный наркотик на мгновение сжег завесу между видимым и невидимым — но все же оставил ее живой.

— Ах, — воскликнула она в тишине комнаты, — как он бежит по моим венам; я слышу, как двигаются звезды, я вижу странные миры… моя душа несется через бесконечные пространства… белый свет бессмертия бьет мне в глаза и ослепляет меня… Приди, жизнь бесконечная, я победила смерть!

Схватив бокал, она залпом выпила оставшееся вино и швырнула стакан на пол. Потом она тяжело упала лицом вниз, один раз с трудом смогла приподняться и встать на колени… потом снова упала — и затихла.

Бросив Джорджа Каресфута в заросли ежевики, Артур неторопливо направился обратно в гостиницу, куда прибыл, совершенно спокойный, около половины восьмого. Старый Сэм, конюх, чистил во дворе капкан. Артур подошел к нему и спросил, когда в Лондон отправляется следующий поезд.

— А в девять часов, сэр, прямо из Роксема — говорят, он страсть какой быстрый. Вы прямо сегодня уезжаете, сэр?

— Да, пусть двуколка будет готова вовремя, чтобы успеть к поезду.

— Очень хорошо, сэр. Видать, вы на пожаре были? — продолжил расспросы Сэм, заметив, что одежда Артура порвана. — Эх, прекрасный был дом, прям сиял — до того красивый.

— Нет, я ничего не знаю — что за пожар?

— Боже мой, сэр, да разве вы не видали его ночью? Конечно, Айлворт-Холл! Он сгорел дотла, и все, что в нем было, тоже сгорело.

— О! Как же получилось, что он сгорел?

— Не могу точно сказать, сэр, но я слыхал, что леди Беллами обедала там вчера вечером вместе со сквайром; сквайр куда-то ушел, миледи поехала домой, а лакей пошел тушить лампу и видит — в гостиной прям ревущая печь огненная, это преподобный так выразился, когда нам рассказывал. Только я в толк не возьму никак — с чего это могло получиться, ведь сквайр-то, как говорили, при смерти совсем был, с чего б ему из дома уходить? Понимаете, сэр, люди в этих краях обычно не врут, по крайней мере, так оно обстояло, когда я еще мальчонкой был. И вот я вам скажу — сквайр помирал не больше, чем вы или я! Ну, да что говорить — все сгорело! Только и спасли — как говорят — что голую каменную девицу с закованными руками, статную такую. Джимми Блейкс, наш констебль, будучи в подпитии, вынес ее на руках, потому как думал, что она настоящая девица, живая, и все пытался ее водой холодной отлить.

В этот момент рассказ Сэма был прерван появлением крестьянской повозки.

— Как поживаешь, Сэм?

— Неплохо, благодарствуйте, — для семидесяти-то двух годков!

— Не у вас тут остановился джентльмен по фамилии Хейгем?

— Это я! — сказал Артур. — Я вам нужен?

— Нет, сэр, это начальник станции в Роксеме попросил меня доставить посылку, поскольку на ней написано «срочно», — и он протянул Артуру коробку.

Артур поблагодарил его и, взяв посылку, поднялся в свою комнату, оставив старого Сэма в полном восторге от того обстоятельства, что он обрел нового слушателя своей истории о пожаре.

Письмо было от флориста, в посылке находился составленный им свадебный букет — тот самый, который Артур собирался подарить Анжеле в день их свадьбы. Этот букет стоил Артуру долгих размышлений, не говоря уже о пяти золотых гинеях, и теперь, глядя на коробку, он испытывал некоторое любопытство, хотя и смешанное с тем чувством, которое посещает нас, когда мы читаем письмо, написанное любимой рукой, успевшей остыть прежде, чем до нас дошел ее последний привет.

Он открыл коробку. Букет был прелестен и сделал бы честь даже Ковент-Гардену, а гирлянды из стефанотиса и цветов апельсина, между которыми тут и там выбивались стебельки ландышей, наполняли благоуханием всю комнату.

Артур вытащил букет, развернул мох и вату, в которые было завернуто это произведение искусства, и задумался, что же теперь с ним делать. Он не мог оставить такую вещь в гостинице, но и не стал бы ее забирать. Внезапно его осенила идея, и он как можно тщательнее снова уложил букет в футляр из мха и ваты, а затем огляделся в поисках листа папиросной бумаги, который покрывал цветы сверху. Бумага упала на пол, пришлось искать ей замену, и тут взгляд Артура упал на длинный конверт, лежавший на туалетном столике. Молодой человек усмехнулся. В конверте лежало свидетельство о браке, и он подумал, что из него получится отличная замена папиросной бумаге, поскольку оно столь же бесполезно. Он вытащил свидетельство, расправил его и, положив поверх цветов, закрыл коробку. Затем он аккуратно надписал коробку, адресуя ее «Миссис Джордж Каресфут, Эбби-Хаус» и, позвонив в колокольчик, приказал коридорному найти посыльного, чтобы доставить коробку по адресу.