Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Фуллер в своем замысловатом историческом труде «Священная война» сообщает, что данный крестовый поход был прихотью Сатаны, и дает пояснение, которое сегодня может вызвать усмешку, но к которому именитый ученый муж пришел вполне осознанно и искренне. Он пишет, что «дьявол, пресытившись убийством взрослых мужчин и стремясь излечиться от расстройства желудка, возжелал укрепляющего из крови детей». Так чревоугодники, переев баранины, переходят на ягнятину.

Из трудов других авторов явствует, что проповеди подлых монахов оказали на несмышленых детей такое воздействие, что те носились повсюду как угорелые и кричали «Господи Иисусе, верни нам твой крест!» и что удержать их от похода на Иерусалим не могли ни засовы, ни гнев отцов, ни любовь матерей[456].

Сведения об этих удивительных событиях чрезвычайно скудны и туманны. Ни один упоминающий их автор той поры не считает нужным назвать имена монахов, придумавших коварный план, или рассказать, как они были наказаны за совершенное злодеяние. Сообщается, что двоих марсельских купцов – участников прибыльного сговора привлекли к суду за другое преступление и казнили, но ничего не говорится о каких-либо данных ими показаниях в связи с означенным сговором.

Если допустить, что так все и было, то папа Иннокентий III, похоже, не знал истинной причины крестового похода детей, ибо на сообщение, что они в большом количестве взяли крест и идут в Святую землю, он отреагировал восклицанием: «Сии дети бодрствуют, пока мы спим!» Он, очевидно, полагал, что европейцы по-прежнему хотят вернуть себе Палестину и что религиозное рвение их детей является своего рода упреком его собственному равнодушию. Прошло совсем немного времени, и папа взялся за дело, разослав духовенству энциклику[457] с призывом к проповеди нового крестового похода. Как обычно, многие охочие до приключений дворяне, которым было больше нечем заняться, приняли крест со своими вассалами. На Четвертом Латеранском соборе, проведенном во время формирования крестоносного ополчения, Иннокентий объявил, что самолично возьмет крест и поведет воинов Христа на защиту его гроба. По всей вероятности, он бы так и сделал, благо фанатизма ему было не занимать, но исполнению его намерения помешала смерть. Его преемник поддержал идею крестового похода, хотя и отказался от участия в нем; и военные приготовления во Франции, Англии и Германии были продолжены. Правители этих стран в походе не участвовали. Единственным монархом, у которого было свободное время или желание покинуть свои владения, оказался король Венгрии Андрей II. К нему с большим немецким войском присоединились герцоги Австрийский и Баварский. Крестоносцы дошли до Спалато[458], отплыли на Кипр, а оттуда – в Акру.

Действия венгерского короля как полководца отличались малодушием и нерешительностью. В Святой земле под его началом была весьма боеспособная армия, что явилось полной неожиданностью для сарацин, которые в течение нескольких недель не могли оказать ей сколько-нибудь достойное сопротивление. Он разгромил первый посланный против него отряд и выступил в направлении горы Табор, дабы овладеть важной в стратегическом отношении крепостью, недавно построенной сарацинами. Он беспрепятственно дошел до горной крепости и мог легко ее взять, но на него нашел внезапный приступ трусости, и он, даже не попытавшись это сделать, вернулся в Акру. Очень скоро король вообще отказался от участия в экспедиции и вернулся в свою страну.

Из Европы периодически прибывали запоздавшие подкрепления, и крестоносная армия, новым главнокомандующим которой стал герцог Австрийский, была все еще достаточно велика и могла нанести сарацинам весьма серьезный урон. Посовещавшись с другими вождями, герцог решил, что крестовый поход нужно направить в Египет, который был опорой владычества сарацин в Палестине и откуда султан постоянно посылал войска против крестоносцев. Первым объектом нападения была выбрана Дамьетта – один из главных египетских городов, находящийся в дельте Нила. Вскоре началась ее осада, которая упорно продолжалась, пока крестоносцы не овладели башней на речном мысе, считавшейся ключевой позицией для взятия города.

Празднуя успешное начало осады и растрачивая на взаимное соперничество время, которое следовало использовать для дальнейших действий, они получили известие о смерти мудрого султана Сафаддина. Двое его сыновей, Камель и Кореддин, поделили его империю между собой. Сирия и Палестина достались Кореддину, а Египет предназначался его брату, который одно время выполнял функции наместника этой страны. Египтяне его не любили и подняли восстание, дав крестоносцам такой шанс на победу, какого у них прежде не было. Но они, отличаясь вздорностью и распущенностью с незапамятных времен, не поняли, что настал благоприятный момент, или, поняв это, не сумели им воспользоваться. Пока они грызлись друг с другом под стенами Дамьетты, восстание было подавлено, и Камель прочно утвердился на египетском престоле. Объединившись с Кореддином, он пытался вынудить христиан отойти от Дамьетты: более трех месяцев братья прилагали все усилия, чтобы доставить съестные припасы осажденным или втянуть в генеральное сражение осаждающих. Они не преуспели ни в том, ни в другом, и голод в Дамьетте принял столь ужасающие масштабы, что даже падаль считалась роскошью и продавалась по заоблачным ценам. Дохлая собака стоила больше, чем живой бык во времена изобилия. Негодная пища стала причиной эпидемии чумы, и город больше не мог сдерживать осаду из-за элементарной нехватки мужчин на стенах.

Кореддин и Камель были одинаково заинтересованы в сохранении за собой столь важной позиции и, понимая необратимость сдачи города в случае продолжения осады, вступили в переговоры с предводителями крестоносцев. Они соглашались уступить христианам всю Палестину[459], если те выведут войска из Египта. Проявив невероятные глупость и недальновидность, последние отвергли выгодное предложение. Главным виновником случившегося был кардинал Пелагий[460], невежественный и упрямый фанатик, который настойчиво убеждал герцога Австрийского, а также французских и английских военачальников в том, что язычники никогда не держат слово и верить их посулам ни в коем случае нельзя. Крестоносцы прервали переговоры и начали штурм Дамьетты, ставший последним. Осажденные почти не оказали сопротивления, понимая его безнадежность, и в город вошли христиане, обнаружившие, что от семидесятитысячного населения осталось всего три тысячи: столь обильный урожай смертей собрали чума и голод.

Крестоносцы провели в Дамьетте несколько месяцев. Местный климат либо ослабил их тела, либо затуманил их разум, ибо они, одержав победу, утратили всю свою энергию и безогляднее, чем когда-либо, предавались разнузданным оргиям. Иоанн Бриеннский, который по праву своей жены был номинальным сувереном Иерусалима, испытывал такое отвращение от малодушия, заносчивости и сварливости предводителей похода, что отделился от них и возвратился со своими рыцарями в Акру. Большие отряды вернулись и в Европу, и кардинал Пелагий, получив в Дамьетте всю полноту власти, мог теперь когда угодно загубить все предприятие. Ему удалось снискать доверие Иоанна Бриеннского, и объединенные силы пошли на Каир. Всего в нескольких часах пути от этого города кардинал осознал недостаточность своей армии для его взятия. Он немедленно повернул назад, но со времени его отбытия уровень воды в Ниле поднялся, шлюзы были открыты, и добраться до Дамьетты было невозможно. Попав в затруднительное положение, он потребовал мира, который ранее с презрением отверг, и, к счастью для себя, узнал, что великодушные Камель и Кореддин все еще хотят его заключить. Вскоре Дамьетта была сдана, и кардинал вернулся в Европу. Озлобленный безрассудством мнимых созников, которые никак не улучшили положение Иерусалимского королевства, Иоанн Бриеннский удалился в Акру скорбеть об утраченной возможности вернуть ему прежнюю столицу и былые размеры. Так закончился Шестой крестовый поход.