Иесинанепси / Кретинодолье - Режис Мессак

при этом едят. Лепнасусь данаднесь! Хлебá времен, давно минувших, где вы?[41] А булочники где? Все булочники погибли, мельницы превратились в доисторические руины, и хлеба уже никогда больше не будет. Их «хлеб насущный»! Жалкие тупицы!

О чем с ними говорить? Что объяснять? Я молчу и не мешаю церемонии их варварского культа. Да и что с них возьмешь? Еще меньше, чем с туземцев из Африки или с Огненной Земли. Куда меньше…

Хотя… Неделю назад или уже несколько недель назад? Как-то вечером, а возможно, если припомнить, не только тем вечером мне показалось, что Ленрубен — большеголовый рыжеволосый звереныш — отбросил назад свою непослушную шевелюру… И мне почудилось… О, это иллюзия, это наверняка только иллюзия, порожденная моим безумием или порожденная их качанием и танцующими огненными отблесками… Но мне померещилось… На его веснушчатом лице я вроде заметил мимолетную скептическую ухмылку. И невольно содрогнулся от боязни и надежды: в тот миг, в тот кратчайший миг, я, кажется, успел различить на лице подростка вольтеровскую усмешку.

А потом их мелопея возобновилась и продолжилась.

Они самоорганизовались. Не то чтобы осознанно к этому стремились или знали, что такое организация; просто в силу обстоятельств, в результате упорядочивания своей деятельности и своих потребностей. В этой на первый взгляд пустынной местности из убежищ наружу постепенно выбирается спрятавшаяся жизнь. Манибал всегда умел ловить рыбу, и рыбы вроде бы совсем не пострадали. Я их ел. Озеро (возможно, морской лиман или глубокий залив), под которым скрывается наша прежняя долина, богато рыбой. Его населяют, судя по всему, пресноводные виды, но я в этом не уверен. Не разбираюсь.

Так, новые люди вскоре начнут и охотиться. Ну, птиц, конечно же, нет. Совсем. Небо было очищено от крылатых, как пернатых, так и насекомых. Нет мух. Хотя недавно мне послышался писк комара, хотя, вероятно, это была галлюцинация, ведь я его не видел.

Крупных животных также не наблюдалось, но это еще ничего не значит. Они могли выжить, они могут жить вдалеке от нас. Достаточно нескольких особей.

Так, вчера (а вчера ли это было? или неделю тому назад? или месяц?) мы увидели волка.

Странная история. Сначала должен сказать, что по берегам озера — или лимана — иногда обнаруживаются трупы. Дети не обращают на них внимания. И правильно делают. Это — падаль, как и все остальное. Они находят их все чаще, по мере того как набираются сил, и зона их вылазок расширяется. Если от нашей пещеры огибать озеро справа, то сначала двигаешься по этакой козьей тропе, где приходится цепляться за чахлый кустарник, затем по более удобной дороге доходишь до череды перемежающихся холмов и бугров, с которых виден совсем другой ландшафт. Перед тобой вырастает гора, увенчанная гребнем из оголенных зубчатых утесов, которая напоминает гигантскую ископаемую ящерицу. В общем, похоже на плезиозавра. Хотя гребень с пластинами был не у плезиозавра, а у другого динозавра… Как же он назывался? Ах, да! Кажется, стегозавр. Хотя не уверен. Во всяком случае, темная зелень, то и дело пересекаемая полосами без растительности, прорезанными потоками воды, выглядит как чешуя, а утесы на гребне топорщатся, как шипы и пластины спинного хребта, который выгибается, затем искривляется и долго поднимается, будто изображая лежащее чудовище с вытянутой вверх шеей и маленькой головой. В мелких возвышенностях у подножия горы можно даже усмотреть лапы или плавники монстра, омываемые грязной водой.

Некогда по этим холмам с растительностью, должно быть, разгуливали охотники. Точно можно сказать, что Амбрион Нелатин нашел одного из них. Ну, то есть труп охотника. Для этого надо было зайти далеко. Тот лежал под одним из склонов, образующих плавники ящера, лицом вниз, его ноги были погружены в воду. В сапогах, гетрах, при полной охотничьей экипировке, с ягдташем и ружьем.

Не исключено, что Амбрион обнаружил его уже давно; выяснить это не удастся, так как он — персонаж замкнутый и коварный. Но Ленрубен — вот уж явно хитрец! — за ним следил, его выследил и застал стоящим на коленях перед обнаруженным трупом. Мальчишки повздорили и, думаю, даже подрались. В итоге все сообщество оказалось в курсе находки и собралось на том месте. Любопытные возбужденные дети стояли вокруг тела охотника, беспричинно смеялись, по-скотски гоготали, но не осмеливались к нему приблизиться. Не уверен, но думаю, они не понимали, что одежда и патронташ — нечто отдельное от охотника. И, должно быть, воспринимали это как часть шкуры. Ведь у нас почти нет одежды. Зимой мы забиваемся в глубь пещеры, где довольно тепло, и ложимся вповалку под ворохом сухих листьев и веток, куда паразиты, к счастью, добираются редко. Вши, похоже, вымерли при катастрофе. Они исчезли вместе с клопами и цивилизацией.

Возвращаюсь к охотнику. Ленрубен встал на колени возле него и приподнял ему голову. Картуз отвалился и упал. Длинные темные волосы. Приплюснутое черноватое лицо. Ленрубен пощупал картуз, понюхал и бросил наземь. Вроде бы задумался. Остальные с любопытством смотрели на него, юного взлохмаченного дикаря с голым торсом и набедренной повязкой, серой тряпкой, которая когда-то была рубашкой. Он стоял на коленях возле трупа, ощупывал ремни и застежки, тянул их в разные стороны, пробовал даже надкусить. Одна застежка поддалась, охотничья сумка отстегнулась и отвалилась как трофей. Амбрион, рыкнув, завладел ею. Внутри оказалась смердящая кашица из мертвой дичи. Ленрубен продолжил свои опыты и наконец понял — думаю, скорее на ощупь, чем мозгами, — устройство застежек. Расстегнул их все. Дикари бросились разбирать имущество. Потом перенесли его в пещеру, где, ощупав и перещупав тысячу раз, забросили в угол. Эти игрушки перестали их забавлять. Я к ним даже не притрагивался. От всего, что напоминает прошлую эру, у меня сжимается сердце и кружится голова.

Так, за охапкой хвороста, которая служит общим ложем и общим одеялом, у нас — как давно? — валяются ягдташ из задубевшей кожи, ремень-патронташ, постепенно теряющий патроны, и охотничье ружье, возможно заряженное.

Единственный, кто спустя три дня все еще обращает внимание на эти предметы, это Ленрубен. Вот ведь бесенок! Рыжий чертенок снует туда-сюда, рыскает повсюду. Иногда берет ружье, пробует на вес, задирает прикладом вверх, подбрасывает; размахивает, болтает, вращает. В общем, экспериментирует. Если ружье заряжено, то он может застрелиться. Но мне-то какое дело? Мне наплевать.

Мне уже на все наплевать.

Сам не знаю, что хотел сказать. Зачем начал рассказывать эту неинтересную историю. Ах, да! Вспомнил. Волк. Я собирался объяснить, как мы убили волка.

Через несколько месяцев после того, как обнаружили охотника, а было