Вирусолог: цена ошибки - Александр Чепурнов

– А ты кто?

– Я? Ученый. Интересно мне что, как и откуда. А над рецептурами я не работал.

– А вот писали, что комбинацию вирусов оспы и Эбола конструировал.

– Это от незнания. Писали те, кто холерный вибрион, да и палочку сибирской язвы вирусом называет, не понимая, что это бактерии, а разница между вирусами и бактериями больше, чем между тараканом и человеком. Те, кто под заголовком «Вся правда об Эболе» пишет, что при ней печень разжижается и вытекает через уши. Либо те, кто конкретный заказ выполняет, но к этому я спокойнее отношусь.

– Почему это?

– Подлость – это, конечно, отвратительно, но там хоть логика какая-то есть. Человек поступает неэтично, но ради чего-то. Хотя бы ради денег. Нет, дураки страшнее. Подлость простить сложно, но можно, потому что мотивы есть, а вот глупость нельзя ни понять, не простить.

– Так ты микс, химеру[35] из Эболы и оспы все-таки делал или нет?

– Нет, не делал. И никто не делал. А делал я рекомбинантную[36] вакцину на основе вируса осповакцины. Ну ты знаешь. Это близкий родственник оспы, непатогенный для человека, которым прививают от оспы. У него огромный геном, в который можно встроить фрагменты геномов других патогенов, даже бактерий. И тогда иммунизация такой химерой создаст иммунитет и против оспы, и против возбудителя, чей фрагмент генома встраивали. Была даже идея напихать туда иммуногенные фрагменты всех патогенных бактерий и вирусов и решать все проблемы одной вакцинацией еще в детстве. Некоторые вакцины, например, против гепатита В, разработаны.

– Ну и где она?

– В Каранганде! Ну, во-первых. Вакцина – это ведь вообще очень долго: доклинические испытания, клинические на добровольцах, отдаленные последствия и все такое прочее. А поскольку вектором, то есть носителем, здесь выступает осповакцина, есть и политические проблемы. Использование такой вакцины может быть расценено другими странами как маскировка подготовки к биологической атаке вирусом натуральной оспы.

– Ну да. Вакцинация в мире прекращена в 1980 году, а оспа очень заразна. Если полыхнет – помчится как ветер.

– Еще один негативный момент: если меня привить рекомбинантной вакциной на основе вируса осповакцины против какой-либо инфекции, то в течение длительного времени не удастся провакцинировать против другой инфекции на основе этого же вектора. У меня ведь будет иммунитет против осповакцины, и она не привьется.

Барменталь поерзал на стуле, встал, разминая затекшие ноги, прошелся по боксу.

– А микс-то все-таки делали или нет?

– Химеру? Да не делал ее никто, это я тебе отвечаю, поскольку узловые манипуляции все равно через меня бы пошли. Тут никакая секретность через «информирование в части, касающейся» не поможет. Даже если меня с чем-то не знакомить, по характеру заказанных экспериментов я все пойму, а заказывать так или иначе ко мне придут, не проскочат. Других таких нет. Я мастер. Да и делать ее глупо. Во-первых, факторы патогенности вируса Эбола и сейчас не все известны, так что можно только гадать, какой фрагмент генома брать и куда вставлять. Ну не гадать, конечно, – можно уже рассчитать, что к чему может привести, но пока еще очень неточно, а во времена той публикации ничего понятно не было. Только у Эболы 20 тысяч нуклеотидов, организованных в семь генов, у оспы вообще 200 генов. Во-вторых, конструкции, как правило, нестабильны, и при масштабировании сохранить встройки, мягко говоря, сложно. Хотя для этого был один «позитивный» (в кавычках, конечно) момент. Геном вируса Эбола – это одноцепочечная РНК. У нее довольно высокая частота спонтанных мутаций, поэтому сохранить изменения сложно. А у натуральной оспы двухцепочечная ДНК, по частоте мутаций стабильнее на два-три порядка. Следовательно, конструкция, построенная на ее основе, будет стабильнее. Но если говорить об оружии, то рецептуростроение намного важнее по сути, просто не так выигрышно в журналистике или еще не осознано. И вообще, мы с тобой об оружии совещаемся или о вакцине?

– Понять ситуацию хочется полностью, да и интересно, как ситуация развивается. Кто что сделал, чего добились.

– В целом изначально в этой сфере были только мы и американцы. Они хоть и начали изучать Эболу намного раньше, но в восьмидесятые мы их догнали и обошли. Ну а в девяностых, когда у нас всем всё стало по колено, а американцы поняли, что мы наворочали, они деньги в эти исследования вбросили и теперь уходят, как от стоячих. Да и не только они. Почти все европейские страны построили лаборатории максимальной защиты и набирают темп. Китайцы интенсивно работают, особенно после атипичной пневмонии. Даже в бывших союзных республиках понастроили лабораторий, а мы им – ай-яй-яй и всё. Обидно. И за себя, и за державу.

– Ну ладно, дорасскажи о своих вариантах – просто очень интересно, – и вернемся к стратегии лечения. Что же ты там еще наваял?

– А вот это как раз и лежит близко к стратегии лечения, поскольку через варианты мы пытаемся понять патогенез болезни. Если поймем механизм, станет понятнее, как лечить. Может быть. А то ведь при СПИДе патогенез как бы понятен, а дальше что?

– И много ты всяких вариантов понаделал? – Барменталь как-то уж очень внимательно поглядел на Алексея. – Понятно теперь, из-за чего кипиш. Ты какой-то вариант сделал, который может обойти вакцину.

– Ты спрашиваешь или утверждаешь? В общем, не важно. Примерно так. Я одержим идеей создать спектр вариантов, позволяющий проводить самые различные исследования. Но самым интересным была возможность сравнить отличия в геноме между исходным и полученным вариантами. Стало понятно, какие участки генома определяют степень патогенности вируса к разным видам животных.

– Ладно, вон твои из коридора маячат, что пора есть. Да и разговор хоть и интересный, но не по сути. Правда, отвлеклись немного от ненужных мыслей – и то спасибо. Давай прервемся на обед. А то хавчик остынет и станет еще противнее. И уже конкретно поговорим. Еще денек у нас, пожалуй, есть. Ну, приятного аппетита и послеобеденного сна. Если уснешь. И пусть тебе что-нибудь хорошее приснится.

– Да уж, со снами у меня здесь все в порядке. Дома я уже и забыл, когда что-нибудь снилось. А тут… Тайга снилась, Байкал. Знаешь, есть у меня мечта. Я ведь Байкал и зимой поперек, и летом вдоль. И весной, когда лед тает. Нигде лед не тает так, как на Байкале. Он протаивает в глубину и образует пакет ледяных иголок огромной длины во всю толщину льдины. Толкнешь такую льдину, а она рассыпается на отдельные иголки. А какие грозы на Байкале! Молнии вот такенной толщины… Как иголки на твоих шприцах. Подарил же бог России красоту! Так вот, у меня мечта. Пройти пешком по старобайкальской дороге[37]. Раньше ведь железная дорога шла от Иркутска вдоль Ангары до истока, то есть до Байкала, а затем вдоль его берега на юг. Когда Иркутское водохранилище заполнили, дорога от Иркутска до Байкала ушла под воду, и построили обходную. А вот та часть, которая шла от истока Ангары на юг, вдоль Байкала, осталась. По ней и сейчас раз в день в порт Байкал ходит поезд. Можно проехать, но лучше пройти пешком. Если не торопясь, наслаждаясь природой и удивительной архитектурой тоннелей, построенных еще в начале прошлого века, – это дня два-три. Давай, если все обойдется, махнем вдвоем. Возьмем ведро водки и, пока не выпьем, из тайги не выйдем.