Год магического мышления - Джоан Дидион

“И вдруг его не стало”.

Каким образом “грипп” превратился в сепсис?

Теперь я слышу этот вопрос как крик бессильного гнева, как эквивалент вопроса: как же могло такое случиться, когда все вокруг оставалось нормальным? Кинтана лежала в реанимации, лицо ее и пальцы распухли от капельниц, губы вокруг трубки ИВЛ потрескались, волосы пропитались потом, слиплись. Цифры на мониторе в тот вечер показывали, что теперь она получает от аппарата лишь 45 % кислорода. Джон поцеловал ее распухшее лицо.

– Больше, чем еще один день, – шепнул он, тоже семейное присловье. Мы позаимствовали его из фильма Ричарда Лестера “Робин и Мэриан”[32]. “Я люблю тебя больше, чем даже еще один день жизни”, – говорит Одри Хепберн, Дева Мэриан, Шону Коннери, Робин Гуду, – выпив вместе с ним роковое зелье. Джон шептал эти слова каждый раз, уходя из палаты Кинтаны. В коридоре нам удалось заманить врача на разговор. Мы спросили, означает ли снижение подачи кислорода, что Кинтане становится лучше.

Пауза.

И тогда-то врач из реанимации и сказал:

– Мы пока еще не знаем, как будет развиваться ее состояние.

Ну, вроде бы развивается-то в лучшую сторону, помню, подумала я.

А врач продолжал:

– Ей действительно очень плохо.

Я распознала шифр, означающий, что она с большой вероятностью умрет, однако настаивала: в лучшую сторону все идет. В лучшую, иначе и быть не может.

Я верю в Кэт.

Я верю в Бога.

– Я люблю тебя больше, чем еще один день, – сказала Кинтана три месяца спустя, одетая в черное, на прощании в соборе Святого Иоанна Богослова. – Как ты всегда говорила мне.

Мы обвенчались в середине дня 30 января 1964 года, в четверг, в католической миссии Святого Иоанна Крестителя в округе Сан-Бенито, Калифорния. Джон был в голубом костюме от “Чипп”, я – в коротком белом шелковом платье, которое купила в “Рансохоффе” в Сан-Франциско в тот самый день, когда убили Джона Кеннеди. Двенадцать тридцать в Далласе – в Калифорнии еще утро. Мама и я узнали о том, что произошло, лишь когда вышли из “Рансохоффа”, отправились на ланч и встретили знакомого из Сакраменто. Поскольку в Сан-Хуан-Баутиста в день свадьбы собралось не более тридцати-сорока человек (мать Джона, его младший брат Стивен, его брат Ник с женой Ленни и четырехлетней дочерью, мои родители, брат и невестка, дедушка, тетя и несколько двоюродных братьев и сестер и давних друзей семьи из Сакраменто, парень, живший с Джоном в одной квартире в Принстоне, и еще два-три человека), я собиралась обойтись без “процессии к алтарю” – просто встать у алтаря и совершить церемонию. – Выходят главные действующие лица, – подсказал Ник.

Он-то усвоил наш план, но неведомо откуда взявшийся органист ничего знать не знал, и вдруг я обнаружила, что отец ведет меня под руку по центральному проходу и я заливаюсь слезами – хорошо хоть на мне тонированные очки. После венчания мы поехали в отель на Пеббл-Бич. Там выставили закуску, шампанское, мы сидели на террасе с видом на Тихий океан, никакой лишней роскоши. Медовый месяц свелся к нескольким ночам в бунгало отеля “Сан-Исидро ранч” в Монтесито, откуда, заскучав, мы сбежали в “Беверли-Хиллс”.

Я вспоминала нашу свадьбу в день, когда замуж выходила Кинтана.

Тоже все было довольно просто. Она выбрала длинное белое платье, фату и дорогую обувь, но волосы заплела в толстую косу, как в детстве.

Мы сидели на хорах Иоанна Богослова. Отец подвел Кинтану к алтарю. Там ждала Сьюзен, они дружили с Калифорнии, с трех лет. И там же у алтаря – ее лучшая подруга по Нью-Йорку. И ее кузина Ханна. И ее кузина Келли из Калифорнии, которая участвовала в богослужении. Были дети падчерицы Джерри, они тоже участвовали в богослужении. Были маленькие дети с цветочными гирляндами, босые. Подавали сэндвичи с кресс-салатом, шампанское, лимонад; салфетки персикового цвета соответствовали шербету, который появился на столе вместе с тортом. На лужайке прогуливались павлины. Кинтана сбросила с ног дорогие туфли, отстегнула фату. – Прямо-таки идеально прошло, правда? – спросила она, позвонив нам вечером. И ее отец, и я согласились: вполне.

Она вылетела вместе с Джерри на Сент-Барт. А Джон и я – в Гонолулу.

26 июля 2003 года.

За четыре месяца и 29 дней до того, как она поступила в реанимацию “Бет Изрэил норт”.

За пять месяцев и четыре дня до того, как ее отец умер.

В первую неделю-полторы после его смерти, когда меня настигала спасительная усталость и я, простившись с родственниками и друзьями, которые собирались в гостиной, столовой и кухне, уходила по коридору в спальню и закрывала за собой дверь, я избегала оглядываться на свидетельства ранней поры нашего брака, висевшие на стенах коридора. Конечно, и надобности смотреть не было, и избежать их я не могла, отводя взгляд: я помнила их наизусть. Наша совместная фотография на месте съемок “Паника в Нидл-парке”, первого нашего общего фильма. С этим фильмом мы поехали на Каннский фестиваль. Я впервые оказалась в Европе, мы путешествовали первым классом за счет “ХХ век Фокс”, на борт самолета я поднималась босиком, такие были времена, 1971 год.

Джон, я и Кинтана у фонтана Бетесда в Центральном парке в 1970 году. Джон с четырехлетней Кинтаной едят пломбир. Ту осень мы целиком провели в Нью-Йорке, работали над фильмом с Отто Преминджером. “Она в кабинете мистера Преминджера, у которого нет волос”, – пояснила Кинтана педиатру, спрашивавшему, где ее мать. Джон, Кинтана и я на веранде нашего дома в Малибу, где мы жили в семидесятые. Эта фотография появилась в “Пипл”. Увидев фотографию, я поняла, что Кинтана воспользовалась перерывом в съемках, чтобы впервые в жизни подвести глаза. Там же, в Малибу, Бэрри Фаррелл[33] сфотографировал свою жену Марсию в ротанговом кресле с дочкой на руках – тогда еще младенцем – Джоан Дидион Фаррелл.

Бэрри Фаррелл умер.

Фотография Кэтрин Росс[34], сделанная Конрадом Холлом[35] в пору Малибу, когда она учила Кинтану плавать – бросила в соседский бассейн таитянскую ракушку и сказала, что Кинтана может оставить этот приз себе, если достанет ракушку со дна. Тогда, в начале семидесятых, Кэтрин и Конрад, Джин и Брайан Мур[36], Джон и я обменивались растениями, и собаками, и рецептами, выручали друг друга и пару раз в неделю обедали в гостях у того или иного из нас.

Помню, как мы все делали суфле: сестра Конрада, Нэнси, живущая в Папеэте, научила Кэтрин взбивать его без особых усилий, а Кэтрин показала этот трюк мне и Джин: весь фокус в том, чтобы подходить к делу не так сурово, как обычно советуют. Кэтрин также привезла нам с Таити стручки ванили, плотные, обмотанные волокном рафии пачки.