Мемнох-дьявол - Энн Райс

Дора ничего не узнает, во всяком случае до своеговозвращения домой завтра утром. Да и кому придет в голову, что я оставил здесьтруп?

Я прошел в гостиную. Там было относительно чис–то. Этакомната служила ему местом отдыха, где он читал, любовался своими сокровищами итщательно изучал наиболее интересные из них. Обстановку ее отличали удобные,мягкие диваны с множеством по–душек и расставленные повсюду – на столах, наполу и даже на картонных коробках – галогенные лампы из черного металла. Вполнесовременные, яркие и очень легкие при переноске, они напоминали при–чудливыхнасекомых. Хрустальные пепельницы были полны окурков – явное свидетельствотого, что он больше заботился о безопасности, чем о порядке и чистоте; такоепредположение подтверждали и остав–ленные недопитыми стаканы, ликер на днекоторых давно высох и теперь блестел, как застывший лак.

Свет, проникавший сквозь тонкие и довольно грязные шторы наокнах, казался пятнистым и созда–вал в помещении атмосферу мрачнойтаинственно–сти.

Но даже и эта комната была заполнена статуями святых:суровый святой Антоний держал на сгибе ру–ки пухленького младенца Христа, арядом – большая статуя Богоматери с холодным выражением лица, со–зданная,несомненно, где-то в Латинской Америке. Была там и скульптура из черногогранита, изобража–ющая какое-то ангелоподобное существо. Как ни на–прягал ясвое вампирское зрение в царящем вокруг полумраке, даже мне не удалосьрассмотреть эту скульптуру как следует. Однако мне показалось, что существобольше похоже на демона, каким его пред–ставляли в Месопотамии, чем на ангела

В какой-то момент гранитный монстр заставил менясодрогнуться от ужаса, ибо он напомнил… Нет, не может быть. Наверное, виной всемуего крылья. Они заставили меня вспомнить о том существе, которое я виделмельком; о том, которое, как я полагал, преследовало меня повсюду.

Однако никаких шагов я здесь не слышал. Не было и ощущенияразрыва окружающей меня материи. Передо мной была обыкновенная гранитнаяскульп–тура, хотя и достаточно устрашающего вида, – статуя, вывезенная изкакого-нибудь ужасного храма, запол–ненного изображениями обитателей ада инебес.

На столах лежало множество книг. Да, похоже, ондействительно любил книги. Я видел великолепные экземпляры, напечатанные навеленевой бумаге; по–падались и очень древние, с пергаментными страни–цами. Нобыли среди них и современные издания: книги по философии, религии, мемуарыизвестных людей и военных корреспондентов, книги, рассказы–вающие о событияхнедавнего прошлого, и даже не–сколько поэтических сборников.

Труды по истории религии Мирчи Элиаде – это, скорее всего,подарок Доры. Рядом с ними лежала со–всем новенькая «История Бога», написаннаяженщи–ной по имени Карен Армстронг, еще какие-то книги о поиске смысла жизни.Увесистые тома. И забавные – во всяком случае, для таких, как я. Все эти кни–гион явно читал, ибо от них исходил его запах, его, а не Доры.

Похоже, он проводил здесь гораздо больше време–ни, чем япредполагал.

Я еще раз внимательно осмотрел все вокруг и при–нюхался. Да,он приходил сюда очень часто и… с кем-то еще. И этот кто-то здесь умер! Надоже, я не знал. Итак, этот убийца, наркоделец, был влюблен в моло–дого человека,и отношения между ними были весьма серьезные. Все происходило здесь, в этойберлоге. В го–лове у меня замелькали обрывки событий, но это не были зрительныеобразы – скорее нечто более впечатляющее, действовавшее на уровне эмоции,проти–востоять которым гораздо сложнее. Молодой человек скончался совсемнедавно.

Столкнись я со своей жертвой в то время, когда умирал егодруг, я бы, наверное, прошел мимо и на–шел другой объект для преследования. Ивсе же… Он был таким аппетитным…

Тем временем он уже поднимался по ступенькам внутреннейпотайной лестницы – шел осторожно, сжав пальцами рукоятку спрятанного подпальто пи–столета. Выглядело это весьма банально, прямо как в голливудскихфильмах, хотя во многих других отно–шениях его никак нельзя было назватьчеловеком предсказуемым. Впрочем, те, кто так или иначе свя–зан снаркобизнесом, в большинстве своем весьма экс–центричны.

Наконец он подошел к двери в квартиру и увидел, что онаоткрыта. Какой всплеск ярости! Я скользнул в тень, спрятавшись в углу как разнапротив величе–ственной гранитной статуи, между двумя покрыты–ми пыльюсвятыми. Увидеть меня в темной комнате он не мог – для этого ему нужно быловключить хотя бы одну из галогенных ламп, да и они освещали лишь небольшоепространство вокруг.

Он стоял, прислушиваясь, пытаясь уловить чужое присутствие,просчитывая в уме возможные вариан–ты. Ему была ненавистна даже мысль о том,что кто-то посмел вторгнуться в его владения. Несмотря на то, что он был один,об отступлении не могло быть и ре–чи – он намеревался тщательно обследоватькварти–ру и готов был на все, вплоть до убийства. Нет, никто не мог знать обэтом убежище; скорее всего, сюда про–лез какой-нибудь проклятый мелкий воришка,наконец, рассудил он и в ярости мысленно обрушил на на–глеца целый шквалзлобных проклятий. Вытащив пистолет и держа его наготове, он принялся методичнообходить комнату за комнатой – те самые, в которых я только что побывал. Яслышал, как щелкали выключатели, видел, как вспыхнул в прихо–жей свет.

Откуда у него такая уверенность, что в квартире, кроме него,никого нет? Ведь спрятаться здесь мог, по сути, кто угодно и где угодно. Я-тоточно знал, что мы с ним одни. Но он? На чем было основано его убеж–дение?Возможно, все дело в той особенности его ха–рактера, которая позволяла емуоставаться живым и безнаказанным до сих пор в причудливой смесиизобретательности и беспечности?

И вот наконец настал восхитительный момент – он полностьюубедился, что действительно один в сво–ем логове.

Только тогда он вошел в гостиную – я отчетливо видел егосилуэт на фоне освещенного из прихожей проема двери, в то время как меня,стоящего в густой тени, он заметить никак не мог, – убрал своюдевя–тимиллиметровую пушку в наплечную кобуру и мед–ленно стянул с рукперчатки.

Даже в неярком свете я отчетливо видел каждую деталь егооблика, все то, что привлекало и восхищало меня в этом человеке.

У него были мягкие черные волосы, азиатского ти–па лицо –определить национальность более точно я бы не решился: такие лица можновстретить и у ин–дийцев, и у японцев, и у цыган; он мог оказаться дажеитальянцем или греком, – хитрые, очень темные, по–чти черные глаза иудивительно гармоничная фигура. Эта гармония, симметрия и соразмерность всехчас–тей тела была, пожалуй, едва ли не единственной особенностью, которуюунаследовала от него Дора. Однако в отличие от светлокожей дочери – должнобыть, у матери Доры кожа отливала просто молочной белизной – он обладал кожейцвета жженого сахара.