Al Azif. Книги I-III - Винсент О'Торн

Вот уже домик был передо мной, и я бегу из последних сил, слыша позади топот легиона немыслимых существ. И вход мне преградил Пётр. Он стоял у входа в дом, выглядя приветливо, а у меня всё ещё была пара патронов. Вот патрон остался в одиночестве, а я смог попасть внутрь, и началась осада. Как же орали эти козлы, или кто уж они там. Как тряслись стены! Как низко висело небо! Благо, рассвет в том мире всё ещё наступал. С первыми лучами, всё стихло, и я боязливо покинул убежище.

Я отправился к месту вчерашнего отдыха, который был когда-то счастливым, радостным. Вчера я, по понятным причинам, не успел подумать, как мне обосновать всё для полиции. Как вообще поступить, когда придётся вернутся в более реальный мир. Но это всё было лишним. Ни Олега, ни Василия я не нашёл. Подвал у дома выгорел, что привело к обрушению пола, но верхняя часть осталась нетронутой. От вырезок осталось горелое пятно на стене. В подвале я увидел странные тоннели, заваленные камнями, не замеченные мной ранее. Мне пришлось подавить желание их осмотреть, так как я боялся обрушения кровли. Да и боялся, в принципе. Подобрав свою торбу, я нашарил ключи и отправился к машине Олега.

– БЕЕЕ!..

Козёл. Чёрный козёл с перевёрнутым белым крестом на лбу стоял там и таращился на меня. У меня оставался ещё один патрон.

Я очень надеюсь, что последний, кто побывал в тех краях – это эвакуаторщики, которые, к слову, сказали, что никакой деревни не увидели. Только кладбище, где и стояла моя машина, и один хилый, покосившийся домик. Так даже лучше. Вдруг бы они там задержались. Что до машины Олега, то я бросил её в лесу, и пешком шёл до города пару километров. Может быть её в итоге и нашли, но, что интересно, никто так и не объявил пропавшими ни Олега, ни Василия. Про последнего не спрашивал даже наш общий друг, а на его жену мне не удалось выйти. Они не спрашивали, и я не спрашивал. Вероятно, они теперь существуют только в Том Месте, и, вероятно, даже времени. И хотелось бы это всё забыть, но когда-нибудь дерево догниёт, и те символы превратятся в прах. И, со смертью времени, умевшие лишь слабо блеять, могут научиться летать. Знакомые Василия, о которых он мне успел рассказать, объяснили, как поступить, и в один прекрасный день мне придётся вернуться, чтоб построить там новый дом. Я буду знать, когда наступит этот момент, ведь сны станут ярче яви, и я смогу коснуться их дрожащими пальцами.

Бабуля

Вот так бывает, что сидишь ты дома, отмечаешь свой полноценный священный выходной день, а тут тебе звонок, и твоё начальство с его немецким акцентом и приказным тоном говорит, что тебе надо отрывать задницу, Оливия, и двигать на нужный адрес, по какой-то странной причине, которую я осмысляла уже в машине. Не скажу, что я была сильно занята, и мне пришлось выпроваживать гостей, но мой кот уже спал, и я собиралась открыть бутылочку портвейна, которую мне привезли в подарок из Европы. Но нет. У кого-то не задался праздник, и причина, признаться, начинала мне казаться всё более ужасающей с каждой минутой.

Улица такая-то, дом такой-то, я подвела глаза и губы, облачилась в робу – так я называю один из тёмно-синих костюмов, приспособленных для работы – погладила кота, и вышла в поздний вечер. Мой Додж Рам Крю Кэб Четвёртый, которого я всегда называла по его герцогскому титулу, доставшийся мне от отца, который канонично был полицейским и доверился не тому напарнику, послушно завёлся с первого раза, и я верхом на этом гордом мичиганском скакуне отправилась исполнять священный долг, попрощавшись взглядом с моей зелёной лужайкой. Так уж вышло, что в моём городе не было более толковых специалистов, если нужно было допрашивать детей, и наш следователь, видимо, просто не смог со мной связаться сам, напрягая Гюнтера. Плюс, все знали, что я имела несколько столь странных пациентов, что Гюнтер хотел в Ватикан звонить. Так что без меня никак. Где-то там сидят трое милых маленьких ребятишек, и я еду прямо к ним. Трое маленьких ребятишек, которые, скорее всего, где-то в лесу сожгли свою бабушку.

Несмотря на мой лёгкий топографический кретинизм, я достаточно быстро нашла необходимый мне дом. Впрочем, в данном случае, это было не слишком и сложно, ведь на конкретный дом указывало скопление различных людей в форме и репортёров, которые залегли в окопах, метрах в пятистах от цели. Последние ещё ничего не получили от первых, но кто-то уже указал им на источник сенсационной вони. Указать на источник же запаха гари, по нашей логике, должны были дети. Если он конечно был.

Открыв парадную дверь, я шагнула во вместилище скорби и непонимания. Сложно сказать, чего было больше. Я вошла и среди полицейского моря увидела два маленьких островка. Я предположила, что это были родители. Теоретические родители виновников торжества сидели в центре комнаты на диване. Мать просто смотрела в стену, заплаканная, а отец курил в потолок, листая какую-то записную книжку. В доме был также другой мужчина, который, отвернувшись от общего праздника жизни, смотрел сквозь тьму в окно. На тот момент мне не были интересны эти персонажи нашей трагедии, ведь, как я понимала, с ними уже отработали, и я отправилась на кухню, откуда доносились два голоса, один из которых был возмущён, а второй имел мерзкие интонации. Первый был мне знаком, и моё предположение быстро подтвердилось. Следователь Гастон бродил по кухне из угла в угол, жарко о чём-то споря с дамой, которая вся была мышиного цвета, и говорила тоном социалистического пропагандиста, но имела такой голос, что больше бы подошёл для уборщика-горбуна из фильма ужасов.

– Никуда вы их сейчас не повезёте, – кричал Гастон, возбуждённо – Мы должны их допросить.

– Вы ничуть не лучше, чем их безалаберные родители – кряхтела тётка – Детям нужен покой и помощь психолога.

Я вошла на кухню, приблизившись к месту сражения.

– Допустим, я психолог, и я уже здесь.

Социальный работник смерила меня презрительным взглядом, фыркнув что-то вроде «одна из этих же», и ушла из кухни, начав судорожно набирать чей-то номер. Я костьми чувствовала, что времени у нас немного, но я даже не могла представить истинный смысл этих ощущений.

Детей