Общество поглощения. Человечество в поисках еды - Марк Биттман

как сельскохозяйственные орудия. Инструменты и материалы с родины европейцев, главным образом из Британии, к тому времени наполовину колонизировавшей Португалию, поступали и в Африку, и в колонии. Людей покупали, выменивали или откровенно похищали в Африке и затем перевозили через Атлантику в непрерывно расширяющиеся колонии. Сахар и меласса, побочный продукт производства сахара, из которого делали ром, доставлялись кораблями с обоих американских континентов назад в Европу, и цикл повторялся.

Утверждать, что сахар являлся единственной причиной существования рабства, можно лишь с натяжкой – главным фактором были, разумеется, стоящие за сахаром деньги. Однако производство никакого другого продукта не развивалось столь же динамично и повсеместно, не задействовало такой обширной торговли, включая чудовищную торговлю людьми, и не пользовалось спросом, который так полно отвечал бы предложению. Сколько бы сахара ни производилось, его всегда охотно перевозили и распродавали.

Ни кофе, ни чай, ни табак – популярные товары сегмента люкс – не видели такого же роста производства в течение столетий, как сахар. В 1700 году ежегодное среднедушевое потребление сахара в Англии составляло около 2 кг. К 1800 году оно выросло почти до 8 кг, а к 1900 году – практически до 40 кг. Это самый высокий в мире показатель за несколько столетий, хотя в некоторых странах (включая Соединенные Штаты) годовое потребление сахара на душу населения и сегодня превышает 40 кг – это около 15 чайных ложек в день.

Все остальные товары категории люкс, открытые европейцами примерно в то же время, превращались в объекты сбыта и торговли и придавали дальнейший импульс развитию империализма и колониализма. По словам легендарного специалиста по сахару, покойного Сидни Минца, Англия быстро поняла, что «весь процесс – от создания колоний, захвата рабов, накопления капитала, охраны судоходства и всего прочего до реального потребления – формируется под крылом государства»{26}.

Так самая протяженная и мощная в мире империя возникла на спинах смуглых и темнокожих людей и на продаже сахара, хлопка и горстки колониальных товаров, быстро ставших «товарами повседневного спроса» для европейцев, богатство которых увеличивалось с расширением империи.

Влияние рабства невозможно переоценить. То, что началось как жестокий способ производства пищи для богачей, помогло утвердить схему глобального производства продуктов питания, ставшую нормой. Еда перестала быть тем, что вы могли вырастить сами возле дома, чтобы накормить свою общину. Ее производили где-то далеко посредством эксплуатации труда, который контролировался неизвестными вам людьми, и доставляли в немыслимых прежде количествах для удовлетворения спроса гигантских рынков. Северная и Южная Америки вскоре стали центром производства пищи по этой схеме. Но издержки для природы и людей были еще более ошеломляющими, чем прибыли.

По определению в обмене участвует нечто равной или почти равной ценности. В ходе так называемого Колумбова обмена – это один из самых ложных терминов в истории, с учетом последовавшего геноцида, – Европа присвоила так много ресурсов у аборигенов территорий, которые будут названы Северной и Южной Америками, что смогла править большей частью мира вплоть до середины XX века. Богатства, доставшиеся европейцам, включали землю двух огромных континентов и все, что на ней было; серебро и другое сырье неизмеримой ценности вывозилось буквально полными трюмами.

Столь же неизмеримо ценными были местные продукты питания: кукуруза (по оценке Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН – сегодня вторая важнейшая в весовом выражении сельскохозяйственная культура в мире), картофель (пятое место по значимости), батат (шестнадцатое место), маниока (обычно входит в первую десятку) и множество других продуктов – от авокадо до киноа и всевозможных бобовых, включая арахис.

Знаменит также чили, неверно названный перцем Колумбом, который, отказываясь признать реальность, считал американских аборигенов «индийцами» и стремился продавать то, что они выращивали, в качестве экзотических специй. Чили стал столь же популярен во всем мире, как и в Мезоамерике, за исключением Северной Европы с ее консервативными вкусами.

Эти продукты принесли глобальные перемены, радикально преобразовав национальные кухни, приоритеты земледелия и профили питания остального мира, поскольку многие новые культуры хорошо росли на прежде непродуктивных землях.

Что же европейцы вложили в этот «обмен»? Помимо откровенного истребления они принесли оспу, корь, грипп, дизентерию, туберкулез, сибирскую язву, трихинеллез и другие болезни, а также рабство, угнетение, захват земель, традиционно жестокую религию и уничтожение местной культуры – практически все ужасы цивилизации.

До этого момента население земель, которые сегодня называются Америками, по большей части жило благополучно. Вышеупомянутые эндемики – кукуруза, картофель, маниока, батат и бобовые – были эффективнее пшеницы, ячменя, овса и проса, равняясь по продуктивности рису. Имелось и многое другое: помидоры, ананасы, земляника и черника, разнообразие тыквенных, дыни и другие бахчевые, различные древесные орехи, какао-бобы (по мнению некоторых, самая важная сельскохозяйственная культура в мире) и табак.

Эти продукты, наряду с имеющейся в изобилии плодородной землей, более чем достаточным количеством воды в большинстве мест, благоприятным в целом климатом и почти везде устойчивым земледелием, почти всегда гарантировали аборигенам отсутствие нужды и голода. Благодаря этому были развиты великие культуры. Сотни племен (и тысячи мелких групп) создавали полноценные общества и большие города, объединялись в союзы и совершенствовали науку, сельское хозяйство, летописание, изобразительное искусство, архитектуру и многое другое на территории от Огненной Земли до Арктики.

Ничто из этого не защитило их от конкистадоров. За 50 лет испанцы взяли под контроль больше половины Нового Света, торговля через оба великих океана стала обычным делом, и активно велся самый ужасный геноцид в мировой истории. Погибли 100 млн американских индейцев – 90 % аборигенного населения и около 20 % мирового населения на тот момент, намного больше, чем убила чума в Европе, и по крайней мере столько же, сколько уничтожили мировые войны XX столетия.

Столь же серьезными были последствия для окружающей среды, хотя и проявлялось это несколько медленнее. Вскоре после того, как европейцы стали во множестве прибывать в Новый Свет, они начали кампанию по организации привычного для себя питания на новых землях, чураясь местных тортилий, картофеля, индейки, морских свинок или фасоли. Они желали свой свиной окорок и хлеб. В 1539 году Эрнандо де Сото привез тринадцать свиней на территорию нынешней Флориды, где они начали плодиться. Поскольку одна свиноматка может приносить до двадцати поросят в год, скоро свинины стало достаточно, чтобы удовлетворить потребности захватчиков.

Как у местных народов не имелось иммунитета против бактерий и вирусов, привезенных из Европы, так и на американской земле не было естественных хищников, которые охотились бы на этих новых четвероногих обитателей и ограничивали бы их размножение. К середине 1600-х годов европейцы разводили здесь не только свиней, но и коров. Мясо, кожи, сало (для свечей) и молочные продукты стали более дешевыми и распространенными в Западном полушарии, чем в Европе.

Сначала завезенные животные содержались на свободе. В Европе фермерам нужны были ограды, чтобы, отпуская животных на выпас, избежать вытаптывания чужих пастбищ, но это не составляло проблемы для фермеров доколумбовой Америки, где понятия «собственность на землю» – как объект сделок, передач, наследования – не существовало. Если земля использовалась каким-то человеком или группой, ее границы попросту были известны и уважались остальными. На свободной земле мог собирать пищу или охотиться любой.

Значительная часть этой земли уже обрабатывалась туземцами, часто согласно межплеменным соглашениям, но никогда производство продуктов питания не требовало оград. Вопрос не в том, убедили ли себя европейцы, что земля никем не использовалась, даже если бы они знали обратное, их бы это не остановило. Имело значение лишь одно: практически не существовало пределов тому, чтобы они брали все, что захочется, и они захватывали самые плодородные земли, которые превращали в плантации, гасиенды, фермы или пастбища для своих животных-колонистов.

В конце концов европейцы оградили большие части земель, которыми можно было распоряжаться, которые можно было покупать и продавать, получая прибыль. Они занялись монокультурой и избыток полученного урожая отправляли на глобальный рынок. Их земельное законодательство вскоре изменило ландшафт местности так, чтобы он соответствовал их представлениям о собственности и сельском хозяйстве. Выжившие же туземцы, многие из которых жили сельскохозяйственными общинами веками, вернулись к кочевничеству.

* * *

Невозможно представить, какая сумятица поднялась на земле в столь короткое время. Столетием ранее почти каждый человек проводил всю свою жизнь в пределах