Оникромос - Павел Матушек

собой непреодолимое препятствие. Баркельби рассчитывал лишь свести к минимуму риск внезапного нападения и в случае опасности выиграть несколько драгоценных мгновений, необходимых для пробуждения Зерготта.

Баркельби редко спускался на землю. На самом деле, он делал это только тогда, когда ему нужно было набрать воды из колодца, или воспользоваться разваливающимся сортиром, то есть небольшой кабинкой из гофрированного металла, которую наспех сколотили над неглубокой ямой, вырытой в песчаной почве. Разграбленное здание стояло выше стен форта, поэтому с него Баркельби открывался прекрасный вид во все стороны. Он обложился алюминиевыми контейнерами с провизией, которые несколько раз в месяц сбрасывали ему волатрисы капитана Берка, и, спрятавшись под брезентовой тряпкой, защищающей от палящего солнца, целыми днями просиживал на полевой койке и наблюдал в бинокль мертвый пейзаж в ряби раскаленного воздуха.

Баркельби понятия не имел, зачем его сюда перевели. Берк так и не объяснял ему этого, а Зерготт утверждал, что знает не больше его. Абсурдность ситуации, в которой оказался Баркельби, и долгие часы утомительной скуки привели к тому, что уже через пару недель он начал размышлять о побеге из форта, об отказе от Зерготта, об опасном путешествии вглубь Ящерных гор, о драматических поисках воды, напряженной охоте на птиц и другую мелкую дичь и о многих иных необычайных, леденящих кровь приключениях, которые ждут его там, за горизонтом, в самом сердце этой огромной страны анафериканского континента. Однако он умел отличать фантазии от действительности и реально оценивать свои шансы, а потому знал, что на самом деле никуда отсюда не денется. Но, как ни парадоксально, инфантильные мечты о побеге и героических перипетиях помогли ему постепенно смириться с изгнанием и укрепили в нем уверенность, что он останется здесь, потому что другого выхода нет. Баркельби знал, что находится в Сулесе менее четырех месяцев, но ему казалось, что прошло гораздо больше времени. Много, много лет. Достаточно долго, чтобы солнце выжгло до костей наивную веру в то, что можно понять мир, управляемый волей Беленусов. Однако Баркельби пришел к выводу, что и до их пробуждения было отнюдь не легче, что эта реальность – единственная, которую он знает, – всегда хорошо хранила свои тайны. Он ухватился за эту мысль и нашел в ней утешение. Он холил и лелеял ее, чувствуя, как медленно, день за днем, с него спадает тяжесть вины. В конце концов его мертвый брат стал выглядеть на фотографиях как чужой человек, лицо которого не вызывает никаких эмоций, и перспектива остаться в форте Сулес на всю оставшуюся жизнь перестала казаться Баркельби такой уж страшной.

Тогда призрачная тишина и разбудила его посреди ночи.

Он подошел к краю крыши. Луна сияла на безоблачном небе, как серебряный щит, выкованный из жесткого света. В ушах шумела безветренная тишина. В поле зрения ничего не перемещалось. Лунное сияние мягко ложилось на каменистые склоны Ящерных гор и бесшумно стекало с кромок дюн. Тишина и спокойствие. Однако что-то было не так. Баркельби нервно сглотнул слюну. Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Кто-то затаился в темноте. Баркельби пытался объяснить себе это чувство обычной паранойей, но никак не мог избавиться от этого назойливого ощущения, от которого бегали мурашки по коже и все чесалось. Он повернулся, решив вернуться под брезент и разбудить Зерготта, чтобы чувствовать себя более уверенным, но застыл на месте. Темный, зыбкий силуэт очень быстро приближался с востока. Прежде чем Баркельби успел двинуться с места, на форт, трепеща крыльями, налетела огромная туча и погасила луну.

– Спокойно, спокойно, это просто птицы, – сказал себе Баркельби.

Стая, пролетавшая над фортом, была действительно огромной, и, казалось, состояла из птиц самых разнообразных видов. Баркельби не мог проверить, так ли это, потому что было слишком темно, и он задался вопросом, возможно ли вообще нечто подобное. Но прежде, чем он пришел к каким-либо разумным выводам, стая миновала форт, луна вновь засияла в полную силу, и оказалось, что это и в самом деле разные птицы, как большие, так и маленькие: дрозды, марабу, цапли, аисты, выпи, стрижи, чайки… Среди них можно было заметить и множество летучих мышей. Баркельби растерянно смотрел, как они исчезают вдали, а потом посмотрел в ту сторону, откуда прилетела стая. Тучи клубились на горизонте. Они иногда появлялись над пустыней, так что ничего удивительного в этом не было, но на этот раз они двигались с удивительной скоростью и необычным способом – вспенивались, переливались, резко вздымались и опускались, как мутная, бурлящая вода. Баркельби чуть приподнял глаза, и тонкая, но очень острая игла ужаса вонзилась ему в мозг. Там что-то было. Что-то настолько огромное, что уже теперь закрывало собой половину неба. Оно надвигалось с востока, толкая перед собой облака. Баркельби потянулся за биноклем и дрожащими руками поднес его к глазам. Прямо на него летела темная угловатая глыба, больше, чем он мог себе представить. Ее стекловидная поверхность была покрыта сложной сетью глубоких трещин и округлыми выпуклостями в форме сегментарных куполов, блестевших в лунном свете. Эта поверхность напоминала панораму какого-то чужого, нечеловеческого города, наблюдаемого с большой высоты. Однако подобная ассоциация была лишь инстинктивной защитой разума, который любой ценой пытается приручить, назвать, поместить в иной контекст то, что видит, и по мере того, как гигантская форма приближалась к форту, он все хуже с этим справлялся. Баркельби опустил бинокль и застыл, словно под гипнозом. У него даже не возникло желания броситься к Зерготту. Что он мог сделать? Как можно противостоять чему-то подобному? Неведомое надвигалось беззвучно. Страшное, неумолимое, сокрушающее сознание размерами и непостижимой природой. Постепенно оно заслоняло весь небосвод. Баркельби поднял голову. Высоко в небесах клубились мощные кучевые облака. Наконец глыба-титан погасила Луну. Внезапно страх исчез. Спокойствие разлилось по Баркельби, подобно густому сиропу. Без страха он наблюдал проплывающее над ним слегка рифленое дно объекта, и ему показалось, будто он смотрит вовсе не вверх, а вниз – глубоко, глубоко вниз, в самые недра того колоссального неведомого объекта, который, по-видимому, был полупрозрачным, поскольку сквозь него слабо просматривался круглый диск луны. Вдруг Баркельби понял, что это вовсе не луна. Это было нечто, застрявшее в центре этой глыбы и излучавшее собственный свет. Иной, отличный от луны свет, красивый, золотой – тот, который он уже когда-то видел…

– Хватит, черт возьми, хватит! Убирайся из моей головы! – крикнул Баркельби и тут же вернулся в каменную камеру.

«Как же ты сопротивляешься…»

– Ничего такого не было! Однажды Берк отозвал меня без всяких объяснений.

«Но не без причины».

– Оставь меня