Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

Чайковский, как мы помним, сам при этом не присутствовал – то есть он рассказывал с чужих слов. Его соратник Роман Кочергин был, судя по его словам, непосредственным участником событий:

Началась расправа. Когда во время расправы с парижскими коммунистами лозунгом контрреволюционной буржуазии было: «Куда бы ты не пошел вправо – смерть, влево – смерть, назад – смерть», то во время сдачи арсенальцев у руководителей – вояк Центральной Рады был лозунг «Кто ты? Русский – смерть, украинец – смерть, поляк – смерть, еврей – смерть». Каждого из арсенальцев, который вынужден был сдаваться, враги пропускали через строй, били, издевались, а некоторых тут же убивали.

После этого нас всех построили около казармы пантонного [sic] батальона. Пронеслась команда «ставай по четыре». Впереди нас поставили четыре пулемета, за которыми сидели пьяные гайдамацкие офицеры. Потом они скомандовали: «Ну, гниды и коммунисты, прощайтесь с жизнью». Со всего Печерска сходились женщины, дети, отцы рабочих. Был страшный шум, крик, плач детей и матерей. А красноармейцы обезоруженные кричали: «Скорее тираны закачивайте свою кровавую расправу» и тогда действительно офицеры стали возле пулеметов и как видно приготовились к расстрелу, но в этот момент подъехала легковая автомашина с желтым флажком, с которой вышло три человека. Переговорили с пьяными офицерами и очевидно испугавшись массового расстрела, они решили пока отложить расстрел. Было приказано двигаться по направлению к Лавре.

Дорогой некоторые арсенальцы пытались бежать, но их тут же настигала вражеская пуля. А один повстанец забежал в Лавру, но его тут же «святые отцы» задержали и передали в руки врагов, которые не замедлили тут же на наших глазах расстрелять. Около военной гауптвахты нас остановили и тут же начали допрашивать и избивать до смерти, до потери сознания, а т. Рыбалтовского чуть ли не убили совсем, т. Фиалеку до кости разрубили левое плечо, а я получил тяжелый удар прикладом по голове, что я потерял сознание, избивали и других{1229}.

Послушаем другую сторону. Николай Выдыбайло:

В ночі, не дивлячись на страшну втому, Гайдамаки і Богданівці кинулися в арсенал… Кількох ще завзятих арсенальців-большевиків виявили були спротив, але скоро переконалися, що даремно… всі добровільно віддавали зброю. Багато оборонців арсеналу поховались по пивницях і ще довго хлопці вишукували і витягали перестрашених людей, навіть жінок і дітей, не роблячи жадної кривди нікому і збирали їх на одному з арсенальських дворів… Багато з них жалувало свого вчинку.

<…>

Арсенальці були зібрані коло Микольських воріт, куди скоро прибув і от[аман] Петлюра. Жалюгідно вони виглядали, особливо жінки і діти, які не знати чого очутились в арсеналі. На домагання Волоха їх постріляти, С[имон] Петлюра безумовно не хотів цього зробити і їх, відвівши ще на Лютеранську 18 [в штаб обороны Киева. – С. М.], відпустили, задержавши деяких чолових осіб.

Ми, вже без свого команданта, по знищеній Московській вул., відтак по Олександрівській пішли з піснями на Подол до своєї школи{1230}.

Левченко, украинский боец, также непосредственный (насколько можно судить) участник:

Під високою з бійницями цегляною стіною, яка лучить окремі оборонні будинки старої фортеці, налякана голосуюча юрба людей у робітничих блюзах, сірих салдатських шинелях, звичайних цивільних одягах, обдертих, вимазаних в мазуті, між ними декілька жінок. Перед юрбою лежать трупи; з них один ще в смертних судорогах і стоять два наладовані скоростріли, які грізно спрямовують на цю юрбу обслугуючі їх червоні гайдамаки. Поміж скорострілами та юрбою, якраз поміж свіжими трупами стоїть невисока худощава людина з блідим стомленим обличам у сірім вояцькім плащі без нараменників та сірій «салдатській» папасі і намагається перекричати юрбу. Примусивши її замовчати на хвилинку, людина звертається до скорострільців і схвильованим голосом: «Коли хочете розстріляти їх – і показує на юрбу – то розстріляйте перш мене! Це ж робітники, які може й по несвідомости, спровоковані до повстання проти української влади робітників і селян; між ними може є чимало й несвідомих Українців із тих працюючих, за яких ви ведете боротьбу, і ви їх хочете розстріляти? я того не дозволю, першу кулю в мене!»…

За хвильку підійшов до скорострільців – які нерішучо дивились у бік Петлюри, що повернувся до них спиною і щось розмовляв з полоненими, – якийсь очевидячки старшина з рябим побитим віспою круглим обличам, сталево-скляними очима, рідким рижуватим оселедцем під незграбно вдягнутою шапкою і хриплуватим голосом, тоном, який виключав саму думку про непослух, наказав зняти скоростріли, що негайно і виконано. Полонених вишукували по чотири в ряд та повели до Лаври, де замкнули у казармах, розташованих поруч{1231}.

Учитывая, что советские мемуаристы, с одной стороны, и украинские, с другой, безусловно, не согласовывали между собой свои свидетельства, с уверенностью делаем вывод: по крайней мере часть пленных украинцы в какой-то момент намеревались расстрелять, но не реализовали намерение – вместо этого их построили в колонну по четыре и повели в Лавру. Что ближе к истине: «началась расправа» или «не роблячи жадної кривди нікому»? Судить предоставляем читателю.

«Вестник Украинской Народной Республики», выходивший в Харькове (речь о большевистской УНР, будущей УССР), 24 января (6 февраля), то есть через два дня после падения Арсенала, ничтоже сумняшеся сообщил:

Озверелые банды юнкеров и офицеров, подкупленных Украин[ской] Центр[альной] Радой, растерзали 1500 революционных рабочих и солдат.

Расстреляны палачами Калединских гнезд Украинской Рады революционные борцы Киевскаго Революционного Комитета. Славной смертью погиб передовой воин революционной армии товарищ Горвиц.

Жалкие насильники расстреляли защитников арсенала.

Они хладнокровно убивают всякаго, у кого на теле рабочая блуза, а на руках – трудовые мозоли{1232}.

На следующий день это сообщение подхватила ленинская «Правда»: «В Киеве сторонники Рады – белогвардейцы, юнкера, офицеры расстреляли полторы тысячи рабочих, расстреляли как звери, как людоеды капитала, как трижды проклятая остервенелая буржуазная сволочь»{1233}, а еще через три дня сообщила подробнее: «Подавляющими силами Арсенал был взят юнкерами и гайдамаками. Арестованный там Военно-Революционный Комитет был весь расстрелян, в том числе и <…> Горовиц [как мы уже знаем, на самом деле в момент падения Арсенала Горвица там не было. – С. М.]. Расстреляно было в Арсенале 300 человек. <…> Террор контрреволюционеров был неописуем. Расстреливали всех рабочих по примете: у кого были мозолистые руки или рабочая блуза. Всего расстреляно больше 1500 человек»{1234}. Те же цифры впоследствии назвал Антонов-Овсеенко: «В одном арсенале петлюровцами расстреляно до 300 человек, а всего перебито свыше 1500 революционеров»{1235}; правда,