Двойники - Ярослав Веров

«Нет никаких богов. Пустое это. Некому мстить».

Глебуардус собирает бумаги со стола, относит папки в шкаф. Жандарм понимает правильно: проникновение в храмовую долину — дело невозможное. Но разбираться, как всё это произошло, Глебуардус никогда не желал. Провидение выше понимания. «Довольно мне того, что я был в этом соучастником Богу».

Ветер наконец-то разорвал пелену туч, висевших над городом. И в открывшиеся небесные окна хлынули яркие полнозвучные лучи. Лучи предвещали наступление поры декабрьских погожих дней, обильных солнцем и звенящим морозным воздухом.

Над городом вспыхнули тысячи золотых свечей. Снопы света дробились на куполах соборов, на золотых крестах, на маковках церквей и часовенок. Город Тысячи Храмов вдохнул полной грудью свежий, наполненный светом воздух и устремился ввысь, к средоточию света — юный царевич в золотой короне в мольбе о всех своих чадах.

Тесное пространство кабинета озаряется нежданным светом. Глебуардус подходит к окну, смотрит на небосвод, на город, раскинувшийся искрящимся золотом внизу, у подножия Воробьиных гор, на сверкающую Кляузу, широчайшую, невозмутимую, вечно сонную, а сейчас полыхающую тысячью самоцветов, на серебряные ленты притоков: Теренги-реки, Несуглинки, Охты.

Маленький паучок, спустившись на паутинке с карниза, пытается вернуться наверх, напуганный внезапным солнцем. Он болтается на фоне окна, перебирая лапками, раскачиваясь и тыкаясь в стекло. Глебуардус невольно улыбается, глядя, как комаха вновь и вновь порывается подтянуться на своей паутинке. Маленькая рядом с человеком, даже не ведающая о нем, деловито борется с превратностями бытия. Что-то безусловно братское с человеком есть у этого паучка, что-то роднит их — эта беззащитность и эта могучая сила, что вытягивает траву сквозь асфальт, эта безудержная сила жизни, проникающая через все препятствия, вопреки смерти рождающая вновь и вновь, эта незыблемая опора мира.

Тихо и покойно. Паучок наконец совершает что-то такое, что позволяет ему взлететь на своей паутине, как на лифте в поднебесье карниза.

Глебуардус видит уже не окно, а иное, освещенное иным солнцем пространство. Перед ним двое — высокие атлетически сложенные мужчины, одетые в сверкающие доспехи развевающихся одеяний: Голубцов и Пимский. Внимательный серьезный взгляд Данилы и понимающий, сочувственный, вспыхивающий искрами неудержимых смешинок взгляд Пима.

— Приветствуем тебя, Глебуардус Авторитетнейший. Добро пожаловать в земли Солнца Мира, — произносит Пимский. — Теперь твое внутреннее зрение открыто, и мы можем общаться с глазу на глаз.

— Это значит, Глебуардус, истинный человек в тебе уже родился, и даже окреп, можно сказать — возмужал, — говорит Данила. — И сейчас наступил момент выбора.

— Иди к нам, Авторитетнейший, здесь хорошо и много света, — продолжает Пимский. — Понимаешь, если ты останешься на Гее, тебе будет тяжело. Душа будет рваться сюда, а мир не пустит. Помнишь меня? Совсем не такой я был, правда?

— Мучился ты изрядно. Да, у вас хорошо, я уже это чувствую.

— Почему «у вас»? Это и твой мир.

— Я знаю. Но, господа, вы же видите, что творится здесь, у меня?

— Мы всё видим, даже больше, чем ты, — говорит Пимский.

— И тревожимся за тебя. Но, Глебуардус, дела сейчас тяжки не в одном лишь твоем мире, но во всех землях Геи. Близится решительная битва.

— В общем-то, дюк, ты уже давно в нее ввязался. И идешь, как всегда, напролом. Не представляю, право, как бы ты мог действовать иначе.

— В таком случае, господа, поговорим о моей боевой задаче в этой битве. Чем я буду полезен, оказавшись у вас?

— Многим, Глебуардус, очень многим, — говорит Голубцов. — Мы отсюда действуем совсем не так, как ты на Гее — радикально вмешиваясь в ход событий. Мы действуем иначе — ищем пути предопределения человеческих намерений.

— Кажется, я понимаю вас. Что ж, господа, мне видится так, что время моего радикального вмешательства в события еще не прошло. Сдается мне, господа, что всё так и должно быть: вы предопределяете и сообщаете усилия, а я — тот, кому вы их будете сообщать. Иначе без весомого средоточия усилий здесь ничего не достичь.

— Разумно, Глебуардус. Пусть будет по-твоему. Но знай, что отныне ты волен перейти сюда в любой момент.

— Итак, моя боевая задача. После вчерашнего визита к сумасшедшему профессору я финитно удостоверился, что Антиизмерители и Измерители суть одно и то же. Хотелось бы знать — кто на самом деле за всем стоит.

— Вот те три старичка, что позавчера пили с тобой чай, — отвечает Пим Пимский.

— Я так и полагал.

— Они — щупальце того зла, с которым грядет битва, — добавляет Данила Голубцов. — И в отличие от Магикса не экспериментируют, а уже вот-вот вывернут твой мир ко злу. Им для этого нужна какая-то пара месяцев.

— Я могу им как-нибудь воспрепятствовать?

— Никак, Глебуардус, никак. Против их психопластики — так они это называют — и сотня дюков Авторитетнейших ничего не сделает. Эти уже черпают из внемировых сил.

— А лично тебе они вчера любезно сообщили когда, где и как они тебя убьют.

— Понимаю — они разыграли для меня спектакль, массированное наваждение, как и позавчерашнее безумное чаепитие.

— Спектакль — игра, забава. И не наваждение это, не галлюцинация. Они заставляют иллюзию быть неотличимой от реальности, вторгают ее в физические время и пространство. Физически — она уже реальность. Ощутить подмену можно лишь духом. Кроме тебя, да временами, как ни странно, полковника Загорски, никто не ощущает никакого подвоха. Для всех прочих эти тайные лаборатории, открытия, приборы, наблюдения за будущим и прошлым реальны, хоть и странны.

— Наблюдения за настоящим будущим, тем, что дефинитно произойдет?

— Только за теми событиями в будущем, которые они в силах изуродовать своей психопластикой. Они сейчас многое могут.

— Могут взять власть над миром твоей Геи. Правда, тогда им придется вступить в тяжелую борьбу с Солнцем Геи, а они не хотят отвлекаться на это. Через два месяца возьмут и вывернут мир. Для этого им просто надо набрать критическую массу искалеченных психопластикой мозгов.

— Значит, я ничем не могу повлиять?

— Кто знает, — произносит Пимский.

— Это ведомо гипербореям. Наверное, твой выбор сделан неспроста, и за ним стоит что-то важное для всех нас, — говорит Данила. — Может, ты тот, кто в состоянии потягаться и с монстрами — хотя бы четыря дня, — и с ацтеками.

— Я чувствую, что это так. Но что вы знаете об ацтеках? Будут они угрожать нам в будущем?

— По их планам через сотню лет они овладеют всей землей.

— А что, овладеют?

— По всем законам исторического процесса. Хотя вряд ли. Наверняка у вас появятся гении, которые в тоталитарных штатах вряд ли смогут возникнуть — они что-то спасительное придумают.