Улан Далай - Наталья Юрьевна Илишкина

Когда дед закончил, долго ехали молча.

– А меня в детстве старшие пугали калмыками, – неожиданно признался водитель. – Не будешь слушаться, говорили, прискачет страшный калмык на рыжем коне и заберет тебя. Крепка память о древних сражениях. Я все думал почему. А теперь понимаю: вы же одним только голосом машину на запчасти разнести можете.

Он засмеялся, давая понять, что пошутил. Дед и Санька вежливо улыбнулись.

– Такой мы маленький народ, а всем успели дорогу перейти. И белым, и красным, и хохлам, и казахам, – с огорчением произнес Санька по-калмыцки.

– Не всегда мы были маленьким народом, – ответил дед. – До того, как во времена Белой царицы хан Убаши решил увести калмыков назад в Джунгарию, нас было, как тюльпанов в степи весной. А казахи – их тогда называли киргизами – получили приказ от Белой царицы остановить перекочевку. Две трети тех, кто ушел с Убаши-ханом, погибли. Мало кто дошел до Джунгарии, – и дед перешел на русский. – Извините, уважаемый, рассказывал внуку, как дело было. Молодежь теперь старой истории совсем не знает.

Водитель хмыкнул. Наверное, у него было свое представление о давних событиях.

Вдруг слева поплыла картина из прошлой жизни: беленые домики с палисадниками, за глухими заборами – крыши амбаров и сараев, а дальше – макушки фруктовых деревьев. Будто сказочным образом машина перенеслась за тысячи километров на родной Дон. Санька не верил своим глазам.

– Дедушка! Тут точно как в казачьей станице, – воскликнул он, забыв обо всякой осторожности.

– Так это и есть казачья станица, – отозвался водитель. – Но наши казаков не жалуют. Хоть власть давно советская, но не могут забыть казакам резню шестнадцатого года.

– Я читал у Фурманова в «Мятеже», – поспешил сочувственно вставить Санька.

– Вижу, грамотный ты парень, бала! – похвалил водитель, но тему сменил. – Вот где был губчека во времена Фурманова, сейчас и есть глазная больница. Я вас довезу до места.

– Рахмет[26], уважаемый! Да будут все здоровы в вашем доме, – поблагодарил дед.

Санька прилип к окну. Мимо проплывали кряжистые толстокожие карагачи, за ними – напоминавшие бруски мыла однотипные двухэтажные строения. Но чем дальше ехали, тем больше попадалось нарядных зданий, украшенных колоннами. Ничего подобного Санька в жизни своей не видел. А мимо, совершенно не обращая внимания на эту красоту, шли по своим делам люди, трусили запряженные в тележки ишаки, грохотали грузовики…

Больница оказалась небольшим одноэтажным домом с деревянным крыльцом. У входной двери курил мужчина, на вид – санитар или завхоз, потому что из-под фуфайки у него торчал синий халат.

Дед церемонно и цветисто, мешая русские и казахские слова, распрощался с водителем, пожелав ему всех мыслимых благ и получив в ответ столько же. Санька взял деда под руку и повел к крыльцу.

– Ассалам алейкум, ага! – поприветствовал деда санитар, кинул в огромную чугунную вазу окурок и поспешил распахнуть обитую дерматином дверь. Санька изумился: откуда такое внимание?

Сразу за дверью гнездился за конторкой вахтер. Он привычно встрепенулся, но санитар упреждающе махнул рукой.

– Это от самого товарища Байсеитова!

В многолюдном коридоре женщины и дети всех возрастов и национальностей, бывшие фронтовики в потертых шинелях без погон и несколько стариков терпеливо и тихо сидели на стульях, некоторые по восточной привычке – на корточках. Санитар притащил откуда-то табурет, обтер рукавом и предложил деду.

– Прошу прощения, ага, мне для доклада доктору: вы кем товарищу Байсеитову приходитесь? – вкрадчиво-вежливо поинтересовался санитар.

До Саньки дошло, почему их встретили с таким почетом.

– Э-э-э… это отец друга юности товарища Бейсеитова, – отрекомендовал деда Санька и сам удивился, как складно у него получилось соврать. – Старого большевика, – добавил он. Дед в подтверждение важно кивнул.

– Можно ваше направление? – тут же подскочила медсестра в тесном халате и жесткой от крахмала шапочке.

Санька полез в висевший на боку отцовский командирский планшет, достал слегка затертую бумагу, которую деду выписали в узун-агачской больнице еще летом. Медсестра взяла направление и поспешила к двери в дальнем конце коридора, вбивая каблучки-рюмочки в зашорканный паркет. Это подарок судьбы, подумал Санька. Судьба выкинула их с дедом из грузовика, чтобы дать возможность прокатиться на «Победе» и быть принятым в больнице без очереди.

Медсестра скоро вернулась, заботливо взяв старика под локоть, провела в кабинет. Санька проскочил следом.

За широким деревянным столом сидел лысый массивный человек. На кончике бугристого носа его зависли круглые очки, которые он то и дело аккуратно сдвигал вверх к переносице указательным пальцем.

– Клавочка, присаживайте уважаемого… – доктор взглянул на направление, – Баатра Аглиновича вот сюда, – указал на металлический стул. – По-русски он говорит? – спросил доктор Саньку.

– Говорю я, доктор, говорю, – ответил сам дед.

– Прекрасно, – доктор смочил ватный тампон жидкостью из пузырька и обтер свои лапищи. В кабинете остро запахло спиртом.

– Травмы головы были? – поинтересовался доктор.

– В восемнадцатом бил меня палкой по голове враг советской власти. Да вот сегодня в машине приложился, – дед склонился, показывая макушку.

– Значит, правду говорят, что сзади в «Победе» крыша низкая, – пробормотал доктор. – Упритесь затылком в стену! – скомандовал он.

Доктор включил на столе лампочку без абажура и раздвинул пальцами веки деда. Долго и пристально с помощью лупы изучал выпятившиеся, словно грибы-дождевики, глазные яблоки: сначала одно, потом другое, – произносил непонятные слова, а медсестра усердно за ним записывала.

– Что ж, – оставив деда в покое, повернулся доктор к Саньке, – оперировать можно. Сначала сделаем левый глаз. Поставим вас в льготную очередь на март.

– Как на март? – Санька думал, что деда сразу положат на операцию.

– Хрусталиков совсем нет, – вздохнул доктор, – ждем. Придется набраться терпения.

– Я три года ждал, три месяца уж потерплю, – примирительно произнес дед.

– Сразу видно мудрого человека, – обрадовался доктор. – Приезжайте числа так двадцатого. Вам же тут недалеко из Узун-Агача.

– Недалеко, – согласился дед, – только вот одно обстоятельство… – он замялся, прочистил горло. – Больница может прислать вызов?

– Вызов? – недоуменно переспросил доктор. – Какой вызов?

– Мы без вызова разрешения на выезд не получим. Потому как спецпереселенцы.

– А товарищ Байсеитов… – доктор замолк, не закончив вопроса.

– А товарищ Байсеитов добрый человек. Он уважает акынов, – объяснил дед.

– А вы акын?

– Акын. Хотите спою?

– Не стоит, – отказался доктор. – Я все равно казахский не понимаю.

– Я на калмыцком исполняю.

– Тем более. Вызов мы пришлем. Клавочка, – обратился он к медсестре, – запишите адрес.

Из больницы вышли еще до полудня. Город вокруг был прекрасен и величествен. А какие горы! Если в Узун-Агаче каменная гряда Алатау занимала горизонт, то здесь серебряные вершины нависали прямо над улицами. Перед ними прослойкой – беспорядочные груды расколотых скал. Ниже – строгие и темные