Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

На это я ответил, что, коль скоро я служу одной лишь истине, то, если ему удастся убедить меня в том, что теософия мадам Блаватской является не более чем умной или невежественной манипуляцией санскритскими и палийскими текстами, я сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы об этом узнал весь теософский мир… Потому я попросил его любезно назвать мне оригинальные тексты на санскрите или пали, или на любом другом языке, которые, по его мнению, легли в основу станцев «Книги Дзиан» и комментариев к ним в «Тайной Доктрине» или любого из трёх трактатов «Голоса Безмолвия». Я сам годами искал следы первоисточников или хотя бы фрагменты, напоминающие их, но так ничего и не нашёл. Если бы мы могли найти первоисточники, лучшего нельзя было бы желать; это именно тот материал, который нам нужен.

На это профессор Макс Мюллер ответил короткой запиской, указав на две строфы в «Голосе Безмолвия», которые, по его мнению, заключали в себе чересчур западные мысли и таким образом выдавали свою поддельность.

В ответ я выразил сожаление в связи с тем, что он не назвал тексты, из которых заимствовано хотя бы одно предложение из «Правил» или любая станца из «Книги Дзиан»; вместе с тем я пожелал опубликовать его критические высказывания, сохранив за собой право комментировать их.

На это профессор Макс Мюллер поспешно ответил, попросив меня воздержаться от публикации и вернуть ему письмо, поскольку он хотел бы написать для «Теософского обозрения» нечто более стоящее. Я, разумеется, возвратил ему письмо, но с того самого дня до настоящего времени всё ещё жду обещанных доказательств того, что Е. П. Блаватская в этих поразительных литературных творениях играла роль не более чем жалкой портнихи, которая из обрывков неверно понятых переводов состряпала невообразимый шутовской наряд для простаков. Могу добавить, что моё предложение остаётся в силе для всех ориенталистов, жаждущих поддержать абсурдное, на мой взгляд, суждение почившего Нестора востоковедения.

Я сознательно называю строки, заключённые в её трудах, изумительными литературными творениями, не с позиции энтузиаста, который ничего не знает о восточной литературе или великих космогонических системах прошлого или теософии в мировых религиях. Это зрелое суждение человека, который занимался изучением подобных предметов более двадцати лет…

В станцах [из «Книги Дзиан» в «Тайной Доктрине»] сформулирована система космогенезиса и антропогенезиса, которая по своему объёму и подробности во много раз превосходит любое существующее объяснение подобных предметов; это нельзя объяснить хитроумным сплетением разрозненных архаичных фрагментов, сохранившихся в священных книгах и классических произведениях; они обладают самобытностью и при этом несут на себе печать античности и сдержанности, которую, как считается, давно утратил западный мир. Более того, они сопровождаются комментариями, очевидно переведёнными или перефразированными с азиатских языков, что создаёт общее ощущение их подлинности, которому не в силах противиться учёные, в достаточной мере преодолевшие первоначальные предрассудки против их изучения.

Во введении в «Тайную Доктрину» (т. 1, с. 45) Е. П. Блаватская говорит о тех, кто подвергает сомнению её произведения из-за того, что они якобы были незаконно заимствованы у таких писателей, как Элифас Леви и Парацельс, а также из буддистских и брахманистских текстов[952]. Она отвечает:

Это всё равно, что обвинить Ренана в заимствовании им его «Жизни Христа» из Евангелия или Макса Мюллера в том, что его «Священные Книги Востока» украдены им из философии браминов или Готамы Будды.

Широкой публике и читателям «Тайной Доктрины» я могу повторить то, что говорила уже давно и что сейчас я облекаю в слова Монтеня:

Я СДЕЛАЛА ЛИШЬ БУКЕТ ИЗ СОБРАННЫХ ЦВЕТОВ

И НЕ ВНЕСЛА НИЧЕГО СВОЕГО, КРОМЕ НИТИ,

КОТОРОЙ ОНИ СВЯЗАНЫ.

В последней статье «Мои книги» Е. П. Блаватская повторяет слова Монтеня и спрашивает, осмелится ли кто-либо сказать, что она «не заплатила за эту нить сполна».

Что до первоисточника станцев из «Книги Дзиан», то в 1983 г. тибетолог Дэвид Рейгл объявил, что раскрыл эту тайну. В 70-страничной брошюре книги «Киу-тэ» (Wizards Bookshelf, Сан-Диего, Калифорния, 1983) он пишет:

Книги Киу-Тэ описаны в монументальном труде Е. П. Блаватской «Тайная Доктрина» как серия оккультных текстов, часть которых общедоступны, в то время как другие сохраняются в тайне. Первые, по слухам, можно отыскать в любом тибетском монастыре гелугпа. К числу тайных текстов относится «Книга Дзиан», некоторые станцы из которой были переведены и положены в основу «Тайной Доктрины». Говорят, что «Книга Дзиан» представляет собой первый том комментариев к тайным книгам «Киу-тэ» и одновременно глоссарий для его общедоступных книг.

Хотя эти сведения стали известны в конце прошлого века, до сих пор не удавалось с достоверностью идентифицировать общедоступные книги «Киу-тэ». Ни учёные тибетцы, ни западные исследователи не знали о книгах с таким названием. Посему их расценивали как плод воображения Е. П. Блаватской наряду с остальным материалом «Тайной Доктрины». Однако, отследив ссылки, которые она давала, говоря об этих книгах, нам удалось их идентифицировать. Как она и говорила, их нетрудно найти в библиотеке любого тибетского монастыря гелугпа, как и в библиотеках других сект (кагьюпа, ньинмапа и сакьяпа), и они действительно являются оккультными произведениями, которые в тибетской буддистской традиции считаются воплощением тайных учений Будды. Как выяснилось, всё это время попытки обнаружить книги срывались из-за разных вариантов написания этого термина.

Елена Петровна порой писала название книг «Киу-тэ» так же, как это делал монах-капуцин Горацио-делла-Пенна в начале XVIII в. Сегодня «общедоступные книги „Киу-тэ“» известны как один из главных разделов Кангьюра, основной части Тибетского канона. Усердные изыскания Рейгла привели к дальнейшим открытиям, о которых он сообщает в своей книге.

В конце весны 1889 г., когда всплыло дело Коуза и Коллинз, в жизни Елены Петровны происходили и другие события – к счастью, совсем иного рода. Она писала своим друзьям во Францию: «Мой врач требует, чтобы я отдохнула хотя бы две недели. Мне необходима смена обстановки»[953]. Она получила приглашение приехать в Фонтенбло, городок недалеко от Парижа. Предложение поступило от бостонской подруги Блаватской, жены американского сенатора, миссис Иды Кэндлер, которая в то время жила там вместе с дочерью. Е. П. Блаватская провела в Фонтебло три недели.

Вскоре после прибытия она написала два восторженных письма тёте Наде, рассказывая об улучшениях, вызванных переменой места. Когда эти письма были опубликованы в журнале «Путь» (ноябрь, 1895 г.), редактор отметил, что в них проявляется «восприимчивость мадам Блаватской к новым впечатлениям, даже в столь почтенном возрасте». Е. П. Блаватская писала: