Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Это учение о том… что вечность безвременна, что наше «бессмертие», если мы живём в вечном, является не столько будущим, сколько настоящим, о чём так часто говорится сегодня в определённых философских кругах, находит подтверждение в том «внемли, внемли!» или «аминь», которые поднимаются к нам из таинственных глубин. Мы способны распознать пароли к этой сокровенной области, когда слышим их, но не можем ими воспользоваться; лишь сама эта область обладает «паролем предвечным»[961].

Ведущий британский буддист, Деннис Лингвуд, в большей степени известный под именем Бхикшу Сангхаракшита, также проявил интерес к «Голосу». Он изучал пали и хорошо разбирался в тхеравада и махаяна буддизме. В 1950-х гг. Лингвуд выступил с циклом из пяти лекций в Индийском институте мировой культуры. Первые четыре лекции были опубликованы под заголовком «Исследование буддизма», что, по словам одного обозревателя, стало особенно значимым событием в связи с 250-летием Будда Джаянти. Пятая лекция, «Парадокс и поэзия в Голосе Безмолвия», была издана в форме брошюры. В ней говорится:

Пусть «Голос Безмолвия» и не претендует на то, чтобы считаться изречением Будды, он скорее ближе к сутрам, чем шастрам… Он стремится вдохновлять, а не поучать, обращается к сердцу, а не к разуму. Согласно классификации де Куинси, он принадлежит не к информационной литературе, целью которой является передача знаний, а к литературе силы, цель которой – сподвигнуть. Важно понимать разницу не только между ожидаемым в каждом случае результатом и органами, на которые происходит воздействие. В «Голосе Безмолвия» ученик в самом начале своего пути получает наставление: «Прежде всего научиться отделять Учение Разума от Мудрости Души, доктрину Ока от доктрины Сердца…»

Однако мы должны быть настороже, дабы не допустить распространённой ошибки, сочтя, что мистическое неизбежно иррационально и нелогично. Т. С. Эллиот саркастически замечает, что, прежде чем выходить за пределы интеллекта, его нужно иметь.

Тем временем проблема коммуникации никуда не исчезает. Как рассказать о природе самадхи тому, кто не имеет соответствующего опыта, тогда как язык, инструмент коммуникации, происходит как раз из тех уровней опыта, за пределы которых выходит самадхи? Некоторые учителя дзэн, разумеется, решают проблему по-своему, вовсе отказываясь от использования языка. Традиционное буддистское решение куда менее кардинально. Одна группа сутр… основывается в основном на методе систематического парадокса. Другая группа… прибегает к поэзии, особенно в высокоразвитой форме космического мифа. Уникальность «Голоса Безмолвия» состоит, пожалуй, в том, что в нём используются оба метода – особенность, которая без сомнения предопределяет невероятную силу этого маленького трактата, которая способна пробудить дремлющую мудрость души подготовленного ученика[962].

* * *

После Фонтенбло Ида Кэндлер уговорила Елену Петровну провести две недели на острове Джерси, чтобы подышать морским воздухом. Е. П. Блаватская писала Наде: «Что ж, мой давний товарищ, я улучила минутку среди работы, которая навалилась на меня после бездействия и лени в Фонтебло, и пишу тебе прямо из постели, хотя чувствую себя превосходно. Доктор уложил меня из предосторожности, поскольку в последнее время у меня слегка побаливают колени»[963].

Работа, о которой она говорит, включает подготовку очередного выпуска журнала «Люцифер». Как сообщает Джордж Мид: «В августе 1889 г. я начал постоянно работать с Е. П. Блаватской. Тогда она была на Джерси, и нам постоянно приходилось пересылать копии и гранки „Люцифера“ туда-обратно в сопровождении бесчисленных записок и телеграмм с замечаниями. Я успел написать обзор всего на две книги, когда от Блаватской пришла телеграмма с просьбой срочно приехать на Джерси».

Одним из заданий, которые Е. П. Блаватская поручила Миду, было перечитать рукопись «Голоса», о существовании которой он не подозревал до этого момента. Он рассказывает:

Я сказал ей, что это самое великое произведение из всей теософской литературы, и попытался, против своего обыкновения, выразить собственное восхищение словами… Е. П. Блаватская была недовольна своей работой и выразила опасение, что не смогла должным образом перевести оригинал… Это являлось одной из её особенностей. Никогда она не была уверена в собственных литературных трудах и с радостью выслушивала критические замечания даже от тех, кому стоило бы промолчать. Как ни странно, она всегда сильнее всего боялась за свои лучшие статьи, и была больше всего уверена в полемических произведениях[964]… свежая атмосфера жизни и реальности, которой она окружила свои великие труды, на мой взгляд, предопределила её неослабевающую популярность. Она была титаном среди смертных; …наш титан был стихийным, как и все титаны. Но чтобы заложить основы, необходимо быть гигантом. А когда перемещаются гиганты, они могут опрокинуть идолов в молельнях карликов.

Пока Е. П. Блаватская находилась вдали от Лондона, был опубликован «Ключ к Теософии». Вернувшись, она отправила один экземпляр Уильяму Стеду. «Я прошу Вас не написать рецензию, а просто прочитать эту книгу, – сказала она ему, – её-то Вы сможете понять, так как в ней нет метафизики. Мистер Оскар Уайльд дал мне слово чести, что прорецензирует её, но на этом дело и закончилось. Впрочем, это не имеет значения. Важно другое – Вам следует её прочитать; ведь в таком случае Вы будете знать истину о ней»[965].

«Ключ» написан в форме диалога между теософом и человеком, задающим вопросы. Во введении говорится:

Предназначение этой книги точно выражено в её названии, «Ключ к Теософии»… Она не является полным, исчерпывающим учебником по теософии, а лишь ключом, чтобы отпереть дверь, которая ведёт к более глубокому изучению. Она прослеживает общие контуры Религии Мудрости и объясняет её фундаментальные принципы, отвечая в то же время на различные возражения, выдвигаемые средним западным человеком, и пытаясь изложить незнакомые понятия в наиболее простой форме и как можно более ясным языком.

Ожидать, что эта книга сделает теософию понятной без всякого умственного усилия со стороны читателя, было бы преувеличением… Для ленивых умом или тупых теософия должна остаться загадкой, ибо в мире мысли, как и в мире духовном, каждый должен продвигаться своими собственными усилиями. Писатель не может думать за читателя, да и читатель не стал бы хоть сколько-нибудь лучше, если бы такое мышление было возможно.