Я не хочу остаться один - Дарья Аверад

– У меня чёткое ощущение того, что Кену сейчас очень плохо. А вы просто-напросто лжёте мне.

– Ну что ты, малыш, – наигранно протянул Киоши-сан. – У меня больше нет причин врать тебе. С Судзуки всё нормально. Хандрит немного, но он отойдёт.

Босс выглядел убедительно, хоть и Аято продолжал сомневаться в его словах. Но выбора у парня не оставалось, так что пришлось поверить в то, что дела у Кена обстояли гораздо лучше, чем у блондина. Эта мысль слегка успокоила его.

***

Тем временем в престижной многоэтажке было довольно тихо. Практически все соседи находились на работе или учёбе. Что ж, Судзуки не выходил никуда. С того момента, как Аято исчез из его жизни, прошёл день. Может, чуть меньше или больше. Но по ощущениям эти часы длились вечность. Кен бесцельно скитался по квартире, только чтобы хоть чем-то занять себя. Ведь как только он садился, в голове снова и снова всплывали слова Такимуры.

“Я больше тебя не люблю”

Ножом по сердцу проведи, и то не так больно будет. Внутри Судзуки ещё надеялся, что Аято вернётся. Обязательно вернётся домой. Кен раз за разом нашёптывая это себе под нос, в каждом шорохе пытаясь услышать лязг ключей от входной двери. К пяти утра парень начал бредить. Проговорил полчаса сам с собой, пока его убитое сознание визуализировало блондина, сидящего на кровати. Опомнившись, Кен увидел, что это была лишь его полицейская фуражка. Наверное, он сходит с ума. Но Судзуки не может адекватно оценивать реальность. В груди невыносимо колет, желудок урчит, а голова ходуном. Кен никогда раньше столько не плакал. И уж точно не думал, что слёзы имеют способность заканчиваться. Но он вывернул из себя всё, что возможно. И сильнейшая печаль сменилась полнейшей апатией. Эмоции истощили его. Одежда пропиталась потом. Судзуки вставал под ледяные струи воды уже несколько раз, но даже не раздевался. Ему было плевать. Всё равно это никак не успокоило его состояние.

И вдруг в один момент Кен прикрыл глаза. В сознании пронеслись сотни воспоминаний, оставивших за собой глубокие шрамы. Вот Соичиро избивает его, осыпая различными унижениями и насмешками. По щеке стекает слеза. Вот мама стоит в другой стороне комнаты и молча наблюдает за насилием над собственным сыном. Когда Кен вскрикивает, она не выдерживает и просто уходит. Судзуки истерично смеётся. Вот компания двуличных одноклассников, пинающих шатена ногами и закидывающих комками мокрой грязи. Кену хочется скоблить своё тело, словно вся эта гадость въелась под кожу. А вот и Аято. Безо всяких колебаний говорит о том, что парень для него больше ничего не значит. Кен чувствует себя жалким, ненужным, противным, несчастным. Жизнь изуродовала его и без того невесёлую судьбу. Судзуки хочет ненавидеть всех этих людей. Его разрывает от злобы и сильнейшей обиды. В эти минуты он не управляет собой.

Но пока Кен думает о ненависти к ним, то внезапно замечает, что расколол стеклянную бутылку в своих руках. Ладони разбиты в кровь. И парень чувствует, что выплеснул недостаточно гнева. Но Судзуки не умел справляться иначе. Чем больше боли причиняли ему, тем сильнее он калечил себя.

Вся эта неделя пролетела для Аято в хаотичной смене дней и ночей. Здание Danaus оказалось гораздо больше, чем он представлял себе раньше. Помимо семи видимых этажей тут ещё располагались два подземных яруса. Однако солнечные лучи парень мог увидеть, лишь поднявшись на крышу. Окон здесь было катастрофически мало, и те заставлены мебелью или зашторены мрачным тюлем. А свет, исходящий от многочисленных готических люстр, отдавал ещё большим угнетением, чем полнейшая темнота. Хотя душно в комнатах тоже не было – повсюду встроены кондиционеры. Наоборот, в коридорах и комнатах чувствовалась неприятная прохлада, сквозняк, пробирающий до костей.

Такимура все эти дни утопал в бездействии. Он только и делал, что сидел и ожидал, когда же сойдёт с ума. Но, к его сожалению, психика оставалась стабильной и с каждым днём лишь прояснялась. Из-за этого Аято постоянно одолевали беспокойства и страхи. Киоши-сан приглашал его на обеды, включающие в себя различные деликатесы и блюда, о существовании которых парень никогда и не слышал вовсе. Любой другой бы с огромным удовольствием уплетал такую изысканную еду. Но Аято постоянно отказывался, перебиваясь сухими бутербродами и рисом. Он не мог заставить себя наслаждаться дорогими блюдами, когда понятия не имел, чем пообедал сегодня Кен. И обедал ли он вообще. Мысли о шатене не уходили из его головы ни на минуту. Такимура рвал на голове волосы от незнания, но больше от страха узнать. Узнать, что всё слишком плохо, что младший не справляется без него. Киоши-сан тешил парня надеждами о том, что Судзуки в порядке. Аято и сам старался убедить себя в этом. Но каждый раз страх пересиливал предположения о лучшем. А постоянная скука стала почвой для глубоких и волнующих размышлений. За семь таких дней блондин сильно устал и попытался найти себе отвлечение. Однако утруждаться ему не пришлось. Очередное потрясение настигло его само.

Проснувшись, Аято не сразу понял, что сейчас самый разгар дня. В комнате, как и всегда, было по-вечернему тускло. Нехотя разлепив глаза, он протянул руку к прикроватной тумбочке, на которой лежал его телефон. Однако ладонь нащупала нечто совершенно иное. Испуганно подскочив с постели, парень увидел, что держит в своей руке пистолет Астра. Вместе с тем на краю тумбочки лежала короткая записка. Аккуратный и властный почерк говорил: «Думаю, тебе стоит поднатаскаться в стрельбе. Не всю же жизнь развлекаться продажей наркотиков». Аято мгновенно швырнул пистолет на кровать. Он боялся представить, какое очередное испытание подготовил для него босс. И с каждым предположением его кожа приобретала оттенок болезненной бледности.

– Чокнутый псих. Киоши-сан, должно быть, совершенно потерял голову, раз решил, что я соглашусь на нечто подобное, – высказывая всё своё негодование вслух, Такимура шёл по коридору первого этажа, намереваясь вернуть боссу оружие. Принимать такие подачки Аято категорически отказывался. – Если его жалких последователей совершенно не коробит убийство, то я скорее себя пристрелю, чем лишу жизни невиновного. За кого он меня принимает? Такого же аморального тирана, как и он? Чёрт бы его побрал и всё это здание в том числе. О каких тренировках может идти речь, когда я в жизни не держал пистолет в руках, а уж тем более не нажимал на курок? Ненавижу этого зверя. Швырну ему пушку прямо в лицо, и пусть он захлебнётся в крови тех, кто пострадал от него…

Но вдруг Аято резко останавливается. Забывшись в мыслях, он чуть было не наткнулся ногами на кого-то. Отскочив назад, Такимура увидел сидящего на полу парня. Его спина упиралась в стену, а сам он прижал колени к груди и слегка покачивался.

– Эй, ты в норме? – не на шутку перепугавшись, спросил блондин.

– Мне нужен мозгоправ.

Произнеся эту фразу шутливым и совершенно беззаботным голосом, странный незнакомец поднял голову, открывая Аято своё лицо. Короткие, чёрные, как смоль, волосы были взъерошены и небрежно торчали в разные стороны. Его серые зрачки практически сливались с оттенком кожи, которая казалась бледнее, чем у мертвеца. Большие мешки под глазами говори о сильнейшем недосыпе. А эта широкая, перекошенная улыбка способна была вскрыть вены… К слову, на обеих руках парня выступали розоватые шрамы от глубоких и не очень порезов. Изучив этого человека с ног до головы, Такимура растерянно сжался, а по его спине прошёлся табун из мурашек.