Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

Джордж только начал тренироваться, чтобы и самому выступить на регате, когда в 1910 году его отца внезапно уволили из Итона, из-за его репутации – считалось, что он был слишком мягок с подчиненными. Внезапно и без веских на то причин Аарону пришлось скитаться по Лондонскому побережью в поисках какой-нибудь судостроительной работы. Джордж и Дик, не желавшие быть обузой для отца, быстро решили эмигрировать в западную Канаду, где, как они слышали, можно было получать по десять фунтов в неделю, работая на вырубке лесов. Они собрали свои вещи и некоторые столярные инструменты и потратили выигранные в гонках деньги, чтобы купить места в третьем классе на пароходе «Тунизиан», который отправлялся в Галифакс из Ливерпуля.

Через две недели, 11 марта 1911 года, проехав через всю Канаду на поезде, братья Покок прибыли в Ванкувер, и на двоих у них осталось всего сорок канадских долларов. Немытые, уставшие и голодные, они побрели пешком от железнодорожной станции до каменного центра Ванкувера под холодным проливным дождем. Это был двадцатый день рождения Джорджа. Дик был всего на год старше. Неожиданно и внезапно выброшенные в водоворот жизни, неуверенные в завтрашнем дне, они оба чувствовали себя неуютно в этом примитивном приграничном городке, так непохожем на спокойные и уютные окрестности Итона. И хотя они были еще во владениях Британской короны, казалось, что они приземлились на другую планету. Братья в конце концов нашли грязную комнатушку в одном из городских домов, сняли ее за восемнадцать долларов в неделю и тут же принялись искать заработок. Так как денег у них оставалось только на две недели оплаты за жилье, они принимались за любую работу, какую только могли найти. Дик стал работать плотником в местной психушке, в учреждении для душевнобольных в окрестностях Кокуитлама. Джордж устроился на лесозаготовительное предприятие на реке Адамс, в окрестностях Ванкувера, где каждый день ему приходилось бродить туда-сюда, с горы и на гору, удовлетворяя неослабевающий механический аппетит парового насоса дровами и водой. Через месяц работы, где он только и делал, что яростно пилил лес и постоянно таскал от реки по два тяжеленных оловянных ведра, он уволился и вернулся в Ванкувер и там нашел место на судостроительном заводе, со сравнительно неплохой оплатой – здесь ему хотя бы не приходилось работать со скоростью парового двигателя. Но это была довольно опасная работа, которая стоила ему двух пальцев руки.

В 1912 году дела у братьев Покок стали налаживаться. Клуб гребли Ванкувера, узнав об их репутации в Англии, поручил парням построить две одиночные шлюпки, за каждую заплатив по сотне долларов. Братья устроили мастерскую в старом заброшенном ангаре, который плавал в гавани Кол Харбор на деревянных брусьях в пятидесяти метрах от берега. Они наконец начали заниматься тем, что в итоге станет делом всей их жизни – созданием хороших гоночных судов. Ребята без устали работали в своей мастерской на нижнем этаже, прекращая работу только ночью, чтобы поспать в холодной комнатке наверху.

Условия были далеко не идеальными. Дневной свет просачивался сквозь крышу, а ветер и дождь без труда проникали сквозь широкие просветы между досками в стенах. Для того чтобы помыться, им приходилось нырять из окна своей спальни в холодные воды гавани. Чтобы набрать питьевой воды, надо было плыть к общественному фонтану в парк Стэнли. Время от времени ангар срывался с якоря и бесцельно дрейфовал ночами среди прибывавших в гавань и отчаливавших океанских лайнеров, пока братья Покок спали. Во время отлива ангар садился на илистую отмель, накреняясь на двадцать пять градусов от носа до кормы. Когда вода возвращалась, раскисшие от воды балки, на которых покоилось все сооружение, набухали и прилипали к илу, не давая ангару всплыть. Позже Джордж писал об их ежедневных бедствиях: «Вода поднималась в мастерской, и мы спасались от нее наверху, пытаясь прикинуть, что будет дальше. Внезапно бревно со свистом и хлюпаньем отлипало от ила, все здание выплывало наверх, как поднимающаяся из глубин субмарина, а вода лилась со всех сторон дома из дверей и окон. Потом мы могли снова продолжить работу – до следующего отлива». Тем не менее, когда братья закончили лодки, молва об их мастерстве распространилась по всей Канаде, и они начали получать новые заказы. К середине 1912 года оба они – одному двадцать, другому – двадцать два – начали наконец вставать на ноги.

Однажды пасмурным ветреным днем, когда Джордж Покок посмотрел из окна своей плавающей мастерской, он увидел долговязого и неуклюжего человека с копной рыжеватых, начавших седеть волос, развевающихся на ветру, который греб в их сторону так яростно, что видны были одни локти и колени. Он молотил веслами, «как разъяренный краб» – вспоминал потом Джордж. Мужчина, видимо, пытался добраться до них, но у него это плохо получалось. На самом деле его движения в лодке были настолько неуклюжими и беспомощными, что братья решили, что он пьян. В конце концов они отыскали багор, подцепили им лодку неизвестного и подтянули ее к борту мастерской. После того как они осторожно помогли ему выбраться из шлюпки, мужчина ухмыльнулся, вытянул большую руку и прогремел: «Меня зовут Хирам Конибер. Я тренер Вашингтонского университета по гребле».

Конибер, которого впоследствии нарекут отцом Вашингтонской гребли, стал тренером гребной команды только потому, что никого другого, подходящего на эту должность, просто не было, а не потому, что он знал о гребле хоть что-то. Он был профессиональным велосипедистом – еще в те времена, когда восемь человек могли забраться на один многоместный велосипед и маневрировать по неровным грязным гоночным трекам в яростной борьбе за первенство, которая часто заканчивалась кровавыми столкновениями. Он решил двигаться дальше и стал спортивным тренером университетской команды по футболу и легкой атлетике, а совсем недавно, в 1906 году, обзавелся титулом тренера мировых чемпионов – бейсбольной команды «Чикаго Уайт Сокс». Когда в 1907 году он приехал в Вашингтон в качестве тренера по легкой атлетике, к тому моменту греблей он занимался только четыре недели своей жизни – летом 1905 года, когда тренировался на четырехвесельной барке на озере Чатоква в Нью-Йорке. Тем не менее в 1908 году он заступил на пост командного тренера, можно сказать, по умолчанию, заменяя пару временных тренеров.

Конибер был, по словам тех, кто хорошо его знал, «простым, прямым и бесстрашным». Он с головой ринулся в новую работу – как позже сказал Джордж Покок, с «неукротимым энтузиазмом». Не имея никаких навыков тренера по гребле, он бегал туда-сюда по берегу озера Вашингтон, крича на своих парней через мегафон, яростно перемешивая бейсбольный сленг с терминологией гребли и обильно сдабривая свою речь ругательствами. Он ругался так часто, громко и живо, что оскорбленные до глубины души жители округи скоро стали жаловаться в университет. Таким образом его убедили, что преподавание гребной техники должно быть более научным, и он стал корпеть над книгами по анатомии и физиологии. Потом он стащил скелет человека из кабинета биологии, закрепил его в лодке, привязал руки к черенку метлы и внимательно наблюдал за движениями костей, пока его помощники-студенты управляли скелетом, симулируя различные виды гребка. Как только он решил, что встал на правильный путь изучения механики этого вида спорта, то сосредоточил свое внимание на самих лодках. Вашингтон в то время тренировался на самодельных лодках, большинство из которых были очень пузатые и медленные, а некоторые даже разваливались, если на них слишком уж быстро гребли. У одной из этих лодок было настолько круглое дно, и она так часто переворачивалась, что Гомер Кирби, загребное весло команды 1908 года, как-то пошутил, что для того, чтобы держать эту лодку на ровном киле, волосы необходимо зачесать исключительно на ровный пробор, а жевательный табак распределить поровну за обе щеки.