Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

Теперь Конибер хотел найти лодки, подобные тем, которые делали в Англии: длинные, гладкие, элегантные лодки. Быстрые лодки. И когда он узнал, что пара английских мастеров обосновалась на севере, в Ванкувере, то отправился на их поиски.

Когда он в итоге нашел плавающую мастерскую в Коул Харбор, то сказал братьям Покок, что планирует создать настоящую гребную флотилию. Ему только надо было купить сами суда, вероятно не менее пятидесяти, но уж точно никак не меньше двенадцати восьмиместных лодок. Он хотел, чтобы парни немедленно переехали в Сиэтл, где он сможет обеспечить мастерскую на территории университета – сухое помещение на твердой земле, – в которой они будут строить тренеру флот.

Удивленные, но обрадованные размерами потенциального заказа, братья приехали в Сиэтл, а потом послали телеграмму отцу в Англию, уговаривая его поторопиться в Вашингтон, так как они нашли работу, которой хватит на троих. И когда Аарон уже пересекал Атлантику, Джордж и Дик получили отрезвляющее письмо от Конибера. Оказалось, он давал им несколько преждевременные обещания. У него, как выяснилось, было достаточно средств, чтобы купить только одну лодку, а не двенадцать. Когда Аарону рассказали о неудаче с заказом, он сухо ответил сыновьям: «Вам следовало учесть, что мистер Конибер – американец».

Несмотря на заметно снизившиеся ожидания, семья Покок скоро устроилась на территории Вашингтонского университета, и Хирам Конибер вскоре понял, что в лице Джорджа он приобрел гораздо больше, чем просто хорошего столяра. Когда Джордж увидел вашингтонских гребцов во время тренировок, он быстро приметил те неточности в механике весельных ударов, которые не исправят и сотни экспериментов со скелетом. Сначала он не вмешивался, так как по природе своей не был склонен давать непрошеных советов. Но когда Конибер стал интересоваться мнением братьев о гребле студентов, Джордж понемногу стал говорить. Он начал учить Конибера тем элементам гребка, которым сам научился у лодочников Темзы в детстве и которым потом обучал парней Итона. Тренер же внимательно слушал, быстро учился, и скоро из этих уроков родилось то, что впоследствии назовут «гребком Конибера». В отличие от общепринятого стиля, он характеризовался слабым прогибом, быстрым ударом весла и коротким, но очень сильным толчком от воды. Такая техника позволяла спортсменам в конце каждого гребка занимать более прямую позицию тела, что подготавливало их к скольжению вперед на сиденье и началу следующего гребка быстрее и с меньшими затратами усилий. Он заметно отличался от более длинных гребков, принятых в восточных школах (в том числе и в Итоне), с усиленным отклонением назад и более долгим возвращением на исходную позицию. Практически сразу же первые крупные победы Вашингтона стали результатом новой, улучшенной техники. Вскоре и восточные школы стали замечать «гребок Конибера» и пытались понять, как стиль, столь отличающийся от общепринятого, может быть таким успешным.

Конибер умер всего через несколько лет, в 1917 году, когда, собирая сливы у себя в саду, слишком далеко забрался на ветку дерева и вниз головой свалился с нее. К тому времени, однако, команда Вашингтона стала серьезным соперником на Западном побережье, достойным оппонентом для Стэнфорда, Калифорнии и Британской Колумбии, почти такой, как мечтал, собирая команду, Конибер: «Корнелльский университет Тихого океана».

После Великой войны Дик Покок переехал на восток, чтобы строить лодки для Йельского университета, а Джордж остался в Сиэтле, и заказы на его искусно изготовленные лодки стали стекаться со всей страны. За следующие несколько десятилетий поколения тренеров и команд Вашингтона поняли, что британец, тихо работавший на чердачном этаже их лодочной станции, многому может их научить. Они приходили посмотреть на него, как на какое-то чудо, и на современном жаргоне его можно было назвать «фанатиком гребли». Его понимание всех деталей спорта – физики воды, ветра и дерева, из которого состояли доски лодки, а также биомеханики мыщц и костей человека – было выдающимся.

Но влияние Покока не заканчивалось на технических деталях спорта. Здесь оно только начиналось. Многие годы он наблюдал, как менялись поколения успешных гребцов, и он видел, как невероятно сильные и гордые мальчишки стараются преодолеть все трудности этого спорта. Пока Джордж работал с ними, давал им советы, он слышал, как парни рассказывали о своих мечтах и признавались в недостатках, и многое понял о сердцах и душах молодых людей. Он научился видеть надежду там, где парням казалось, что надежды нет, видеть навыки там, где они были затуманены самомнением или страхом. Он наблюдал за тем, насколько хрупка уверенность и сильно доверие друг другу. Он понял силу тех тонких нитей привязанности, которые иногда возникали между парой молодых парней или между целой командой, вместе прилагавшей все усилия, чтобы достичь одной цели. И постепенно он пришел к пониманию того, как эти практически волшебные связи доверия и привязанности, если их правильно направить, могут поднять всю команду над обыденностью, переместить ее на тот священный уровень, где девять парней становятся одним целым – целым, границы которого невозможно постичь, целым, которое было настолько в гармонии с водой, землей и небом над ней, что тяжелый труд гребного спорта заменялся практически наслаждением. Это было очень редким и почти священным явлением, в которое стоило верить. И за то время, которое он провел здесь, в Вашингтоне, Джордж Покок потихоньку стал первосвященником этой религии.

Через много лет рулевой вашингтонской команды выразит одной фразой чувства сотен мальчишек, на которых он оказал свое влияние: «В его присутствии гребцы команды Вашингтона всегда стояли, так как он был тем символом, в присутствии которого дети Господа не могут сидеть».

Каждый день, после того как Том Боллз заканчивал свою речь, Джордж Покок поднимался обратно в свою мастерскую, а парни брали со стоек длинные весла с белыми лопастями, несли их к воде и готовились к заплыву. Они еще не были готовы сесть в изящную гоночную академическую лодку, так что они ждали очереди на посадку в школьный тренировочный баркас под названием «Олд Неро». Судно – широкий ял с плоским дном, длинным проходом посередине и лавками для шестнадцати гребцов-новичков – служило начальным этапом испытаний для первокурсников с 1907 года, то есть уже практически тридцать лет, с того момента, как у Вашингтона появилась программа гребли.

Пока первокурсники 1933 года молотили веслами по воде, в первые несколько дней Том Боллз и Эл Албриксон каждую тренировку прогуливались туда-сюда по проходу «Олд Неро» в серых фланелевых костюмах и фетровых шляпах. Албриксон чаще всего просто молча наблюдал за мальчиками, пытаясь составить о них свое окончательное мнение. Боллз, наоборот, постоянно командовал ими – взять весла так, а не эдак, погружать лопасти в воду ровно, выпрямить спину, согнуть колени, разогнуть колени, налегать сильнее, потом слабее. Все это приводило ребят в замешательство и казалось им каторжным трудом. «Олд Неро» отчасти был создан для того, чтобы те парни, которые по темпераменту не были способны выступать в команде гребцов – Албриксон звал таких «тряпками», – быстро это поняли и смирились с этим, прежде чем начнут ломать дорогое академическое снаряжение. Ребята напрягались, толкали лодку веслами, шумно и глубоко дыша, но, несмотря на все усилия, «Олд Неро» двигалась медленно и неравномерно, выходя из залива Кат на покрытые рябью просторы озера Вашингтон. Они очень старались усвоить уроки, перенять новый опыт и добиться синхронности усилий, но постоянно боялись совершить одну из тех грубых ошибок, на которые им указывал Боллз.